Последний Словотворец. Разрушенные оковы (страница 9)
Он спешно встал, оставляя за собой на полу кровавый отпечаток ладони, и вышел. А в моей голове звучало лишь одно: «Ты должен либо пожертвовать собой, либо убить его». Сомнений теперь не осталось. В Джеральде переродился Первый Абьерн.
Глава 4
Я точно не собирался убивать Джера, но и умирать сам тоже не хотел. Если полагаться на ощущения и знания, полученные от Вегардов, то причина произошедшего – в крови и нашей близости друг к другу. Видений медведя-исполина не было все эти годы, пока я не притронулся к ране Джера. Поэтому оставалось надеяться, что если будем держаться как можно дальше друг от друга, то связь ослабнет и кровь снова заснет. Мне не хотелось думать о том, как он сойдет с ума от звериной сущности, когда она медленно заполнит его яростью и гневом, лишив рассудка и доброты. Только не Джеральда. Представить это безумие было невыносимо, но позволить осушить себя до капли, подавив Первого Абьерна, я не мог. Для такой жертвы требовалось нечто большее, чем дружба.
Теперь наше общение мне давалось слишком тяжело. Я боялся случайного прикосновения или малейшего пореза, поэтому чуть ли не шарахался от Джеральда, как от прокаженного, понимая, что этим раню его. Но объяснить свое странное поведение означало раскрыть тайну не только моего происхождения, но и того, кем я должен стать для Джера: палачом или спасителем. Нам все равно было суждено разойтись разными дорогами. Осталось подождать совсем чуть-чуть, когда он отправится в Дартелию на службу королю. Джеральд понимал, что я веду себя необычно, но после нескольких попыток заговорить со мной оставил стремления наладить общение. Я очень ярко мог представить его ненависть и презрение.
Трещины в семье продолжали расползаться, и мелкие расселины превратились в большой разлом. В первый раз мне довелось увидеть, насколько лорд Бернайс был страшен в гневе. Его глаза налились кровью, ноздри раздулись, а губы сжались в тонкую полоску, когда он услышал, что второй сын решил пренебречь благородной фамилией и поступить на службу Его Величества сам, начиная с низов. Я не понимал, зачем это Джеральду, но он стоял на своем. Упертый дурак. Даже леди Вальтерсон не посмела перечить мужу и встать на защиту сына. На наших глазах в приступе ярости лорд Бернайс со всей присущей ему силой несколько раз ударил Джеральда. С разбитых губ, превратившихся в страшные ошметки, текла кровь. Она же струилась из рассеченной брови и заливала правый глаз, под которым уже распухала скула и образовывался кровоподтек.
– Если ты опозоришь род Вальтерсонов этой выходкой и не добьешься почета, то можешь не возвращаться в мой замок. Для меня ты будешь мертв! – проорал лорд Бернайс.
А Мэйтланд молча наблюдал, как отец избивал брата, не обращая внимания ни на слезы матери, ни на кровь, стекающую по лицу Джеральда. Холодок пробежал по спине, тревога заполнила каждый уголок тела. Я хотел броситься к нему, вытереть кровь, промыть раны и успокоить. Сказать, что его дух силен и он обязательно добьется желаемого, каким бы невразумительным оно ни казалось. Пусть все считали такое поведение безрассудным, но хоть кто-то должен был поступиться своим мнением, только бы придать Джеральду уверенности в его выборе. Но я не мог. Вегард внутри явно ощущал силу Первого, запечатанную в крови. И как бы сердце ни ныло в груди, мне пришлось пойти на оправданную жестокость. Когда наши взгляды встретились, я хладнокровно отвернулся и покинул залу. Никто не видел, как слезы горечи застилали глаза, как боль от собственного поступка разрывала меня в клочья.
Наутро Джеральд покинул замок.
* * *
Вскоре лорд Бернайс заявил о еще одном важном союзе и, не слушая мольбы жены, отдал совсем юную Линнею замуж за наследника рода Элденсонов. Он был намного старше ее, но лорд Бернайс не придал этому никакого значения. Для него на первом месте всегда стояли выгодное объединение и власть.
После того как Линнею забрали, леди Вальтерсон сдалась. Улыбка ушла с ее лица, а глаза потеряли блеск и теплоту. Она подолгу могла стоять на ледяном ветру или сидеть в своем кресле в библиотеке. Ни Мэйтланд, ни лорд Бернайс не обращали внимания на ее странное поведение. Я старался всегда быть рядом, и иногда она, как в детстве, читала мне книги. Но от этого становилось еще печальнее, словно такие вечера были лишь жалкими отголосками прошлого.
Болезнь кружила около леди Вальтерсон, протягивая к ней скрюченные когтистые пальцы, и та поддалась, упала в холодные объятья карги. С каждым днем недуг жадно пожирал женскую красоту. Кожа истончилась и натянулась на выступающих костях, выдавая нездоровую худобу, губы потрескались и кровоточили, глаза впали, а взгляд стал блуждающим. Я больше не узнавал в ней ту женщину, которая с уверенностью взяла меня за руку и привела в родовой замок Вальтерсонов.
Только когда лекарь заявил, что лечение бесполезно, лорд Бернайс позволил Джеральду вернуться на один день домой. Мне нестерпимо хотелось увидеть его вновь и сказать о том, что я не должен был так поступать, когда ему требовалась поддержка. Но страх за наши жизни пересилил раскаяние. Надежда на то, что кровь Первого Абьерна никогда не возьмет верх над Джеральдом, если мы не будем находиться рядом, стала для меня единственным утешением. Но я хотел просто взглянуть на него один раз. Все ли с ним было в порядке? Не сломилась ли его доброта под натиском службы королю?
Из окна моей комнаты открывался хороший вид на дорогу, по которой Джеральд прибыл в замок. Я подождал некоторое время и осторожно пробрался к спальне, где в полном одиночестве находилась леди Вальтерсон. Когда она заболела, ей выделили отдельные покои в другом крыле замка. Туда допускались лишь несколько слуг, и редко когда их посещал лорд Бернайс. Мэйтланд же и вовсе ни разу не навестил свою матушку.
Я заглянул в щель неплотно закрытой двери и увидел широкую спину. Джеральд возмужал и раздался в плечах. Одежда плотно обтянула натренированные мышцы. За эти годы я тоже изменился и больше не походил на щуплого юнца, но все равно никогда не смог бы сравниться с Джеральдом. Его сила пугала, но только если не знать, что оружие для него – это лишь способ защитить дорогих людей. Губы растянулись в улыбке, а внутри все сжалось. Я скучал по тому времени, когда еще не знал, что прозвище «медвежонок» окажется пророческим.
До слуха донеслись тихие слова:
– Позаботься о Сване, мой мальчик. Обещай мне, что не бросишь его.
– Конечно, матушка. Как я могу его оставить, он же часть нашей семьи. Все будет хорошо, не бойся, береги силы.
Горло словно сдавило тисками. И почему я думал, что он обязательно возненавидит меня и будет проклинать за тот случай? Приятное тепло разлилось по телу, пробираясь к самым кончикам пальцев. На душе стало легко и светло от осознания, что Джеральд не держал на меня зла. Успокоившись, я поспешил вернуться в свою комнату, боясь быть обнаруженным. Встреча, которой, по сути, не было, и обнадеживающие слова оказались последним лучом света перед чередой мрачных событий.
Спустя время над замком нависли темные тучи: леди Вальтерсон скончалась. После посмертного костра лорд Бернайс, как предписывали обычаи, отправился к роду жены, чтобы лично сообщить о ее смерти. Я остался один на один с Мэйтландом. По прошествии стольких лет он еще больше стал напоминать своего отца, подражая повадкам и жестам лорда Бернайса. Сначала мне казалось, что Мэйтланд давно охладел к моему присутствию в их семье, но, как оказалось, он был не из тех, кто легко забывает свои детские забавы.
– Сван, не хочешь проехаться верхом вместе со мной? Я уже давно не выбирался на охоту. Составь мне компанию, пока отец в отъезде.
От неожиданного предложения бокал в моих руках опасно качнулся, грозя пролить содержимое на пол. Может, он пошутил, или это попытка поиздеваться? Ведь никогда прежде он не разговаривал со мной так вежливо, тем более не предлагал поохотиться. Я посмотрел на него, но Мэйтланд без обычной ухмылки ждал моего ответа. Такая резкая перемена в манере общения настораживала, но что, если он действительно хотел попробовать поладить?
– Не отказался бы, – произнес я через силу.
– Вот и чудно. Нас ждет замечательная охота.
На следующее утро мы были готовы к прогулке в лес. Я не считал себя превосходным наездником, но Джеральд обучил меня держаться в седле, не боясь свалиться с коня и попасть под его копыта. К удивлению, наш отряд состоял всего из четверых, включая меня и Мэйтланда. Обычно лорд Бернайс отправлялся на охоту в компании десятерых воинов и еще брал с собой лордов, часто гостивших у него. Они разбивали лагерь глубоко в лесу и подолгу не возвращались, наслаждаясь выпивкой и свежепойманной добычей.
– А нас не слишком мало для охоты? – Я все же решил выразить сомнение.
Мэйтланд отпустил собак и кивнул одному из наших спутников, а потом повернулся ко мне.
– Ты хочешь поставить под сомнение мои способности поймать дичь без помощи кучки слуг?
Я сразу поспешил заверить его, что не имею ничего против и он волен поступать так, как считает нужным. Портить настроение Мэйтланду очень не хотелось. Тем более охота немного пугала меня, навевая воспоминания о Вегардах.
Оседлав лошадей, мы неспешно двинулись в чащу леса. Погода благоволила нам, и ветра, доносимые с севера, умерили свой пыл. Солнце приятно грело, и под теплым плащом стало жарко, пот тонкой струйкой стекал по вискам.
– А ты неплохо держишься на лошади, – заметил Мэйтланд.
Он внимательно следил за мной, как будто чего-то ожидал. От пронзительного взгляда хотелось спрятаться, но я старался не подать виду и ответил ровным голосом:
– Меня Джеральд научил.
– Мой братец слишком великодушен ко всякому сброду, даже друзей завел среди обычных солдат.
Его слова больно резанули слух. Под сбродом он имел в виду меня или так только показалось? Мэйтланд натянул поводья, останавливая лошадь, и спешился. Он повел плечами, разминая их, и подошел ко мне, протянув руку.
– Ну что ж, златовласая красавица, пора пробудиться ото сна и вспомнить свое место.