– Предполагаю, что пострадала моя душевная сфера, – я постарался сделать бодрым лицо. – Но точнее пока ничего сказать не могу.

– Вовка сказал, что какая-то нестандартная пакость в виде купидона выстрелила в тебя из лука, – пробормотала мама, не сводя с меня пристального взора. – Если это прямой умысел, то есть, это именно любовная стрела с приворотом, а не какая-нибудь инфернальная неизлечимая зараза, то запустится приворот в тот момент, когда ты увидишь существо, к которому приворожен.

– Уже легче, – вздохнул я. – А то я думал, что влюблюсь в первый же объект, который увижу. Как только что вылупившийся утенок… Были бы серьезные проблемы с Лизкой и Вовчиком… Или нет… С таксистом? С бабушкой в белой бейсболке? Приняла меня за жонглера, когда я телефон чуть не уронил… Боже мой! Или даже с этим безобразием с крылышками и луком? Тебе не кажется, что слово «существо» предполагает слишком расширенное толкование?

Мама спрятала улыбку в уголках рта.

– Вовка передал, чтобы ты не волновался, – сказала она. – Я спросила его о том же. Это не так работает. Осталось, чтобы не волновалась я.

– Это невозможно, – закинул я руки за голову. – Кстати, зря. Нет, я вовсе не умаляю твоих переживаний, материнское волнение – это нечто неотвратимое и даже приятное, но для серьезного беспокойства нет причины, а несерьезное всегда рядом. Если бы речь шла о какой-нибудь инфернальной заразе или еще о чем-то столь же опасном, сейчас бы рядом со мной сидела Лиза. А еще скорее я бы временно прописался в Ушковской квартире. В самом тяжелом случае был бы вывезен на дачу к ФСБ. Я уж не говорю о том, что ничего не знаю об инфернально неизлечимых заразах. Так что все идет своим чередом.

– Тебе никто не говорил, что ты зануда? – усмехнулась мама.

– А с кем я близко общаюсь, кроме тебя? – ответил я вопросом.

– Это меня и беспокоит, – заметила она.

– Вот! – поднял я палец. – А ты говоришь, стрела. Да плевать на стрелу. Поэтому давай на время забудем о душевной сфере и займемся сферой пищеварительной. Если ты поделишься со мной борщом, то я поделюсь с тобой котлетой и пюре.

– А у меня еще есть пирожки с яблоками, – улыбнулась мама. – Половину всучила Вовке и Толику, но осталось еще много.

– У меня замечательная мама! – крикнул я ей вслед.

Она не стала отвечать мне цитатой из засмотренного фильма. Но улыбнулась именно так, как нужно. Я спустил ноги с кровати и потер грудь. Кажется, пробоина действительно была виртуальной. Или нет? Интересно, к чему привел мозговой штурм, и что сумела найти Маринка? Иногда она проявляла удивительную виртуозность в интернет-серфинге.

***

Ни Димка, ни Вовка не были способны на особые кулинарные подвиги, так что Лизка явно поделилась собственной обеденной стряпней. Я никогда не страдал особыми пристрастиями к хорошей еде, но не отметить изысканность котлет по-киевски было невозможно. Добавлю, что и матушка не ударила в грязь лицом. Борщ был восхитителен. А за пирожки ее можно было чем-нибудь наградить. Вопрос, чем?

– Представляешь, – я отставил чашку, – а ведь мы могли бы неплохо зарабатывать, если бы открыли какую-нибудь едальню!

– Нет уж, – покачала головой матушка, которая уже рубила на разделочной доске лук. – Есть вещи, которые можно делать только время от времени. Конечно, если у тебя нет к этому призвания. На ужин, кстати, будет картошка с селедкой. Так что дальше никаких изысков.

– Мама, – рассмеялся я, поднимаясь и собираясь помыть посуду. – Какой ужин? Седьмой час! Это и был ужин!

– Знаю я твои привычки, – засмеялась мама. – Опять полезешь в холодильник ночью.

В фартуке у нее зазвонил мой телефон. Пока мама слушала едва различимую скороговорку Вовки, я успел поставить тарелки в раковину, открыл дверцу, чтобы выкинуть в мусорное ведро салфетки, и подмигнул домовенку Фемистоклу, который третий месяц жил у нас под раковиной. Он сосал селедочный хвост и выглядел совершенно счастливым. С того самого дня, как я отобрал его у семейки упырей, Фемистокл отказался от меня уходить. И место жительства тоже сам себе выбрал. Я предлагал ему и собственную комнату, и кладовку, и балкон, но он открыл дверцу под раковиной, постучал ногой по ведру, прикинул расстояние между ним и стенкой и сказал, что будет жить здесь. Пока не найдет себе нормальный дом.

Замечу, что оговорка про нормальный дом меня нисколько не обидела, я уже знал, что домовые считают нормальным только то жилье, которое опирается на землю, а не на нижестоящие этажи. Имя себе Фемистокл тоже выбрал сам. Попросил что-нибудь на букву «Ф». Пришлось стянуть с полки энциклопедию, так Фемистокл и стал Фемистоклом. Маму он не провоцирует и не обижает, исполняет заданные мною правила конспирации, да и не должна она его увидеть, пусть даже от полноты чувств он изредка стучит по трубе, но только когда я дома.

– Что там?

Вид у мамы был встревоженным. Я взял телефон.

– Так, – сказал мне Вовка. – Я там Надежде Владимировне уже обрисовал общую картину, так что можешь красноречие не использовать. Собирайся. Бери с собой только самое необходимое, но так, чтобы продержаться от недели до месяца. Напали не только на тебя.

– Опять амур с луком? – поинтересовался я. – Ковровое стрелометание? Димку уберегли?

– Другое, – вздохнул Вовка. – На нашу квартиру пять часов назад наслали какое-то проклятие. Я на балконе стоял, так меня аж к стене прижало. Всех шибануло, но меня просто огрело. Уж поверь мне, Лизка даже в трусы наши с Димкой обереги вшивает. Не в трусах, конечно, но в верхней одежде кое-какие из них тлеть начали. И она с час меня потом в чувство приводила. Но главное не в этом. Не знает она такого колдовства, понимаешь?

– Подожди… – я посмотрел на маму, которая прислушивалась к нашему разговору, – а если это и не колдовство вовсе? Если это… как его… гаванский синдром. Ты хоть в интернет заходишь? Если вас кто-то облучает?

– Мы все не по этому департаменту, – прошипел Вовка. – Через тридцать минут выходи из подъезда. Мы уже выезжаем. Со мною и Лизка, и Димка. В действие приводится чрезвычайный план. Общий сбор и все такое.

– Слушай, – происходящее с каждой секундой нравилось мне все меньше. – Мы же не первый день в этом бизнесе, может, это обычный наезд? Не рано ли мы срываемся с места?

– Ладно, – перешел на развязно-веселый тон Вовка. – Не хотел тебе говорить раньше времени, но придется. В той или иной степени проклятье почувствовали все. Даже Толик! В его коммуналке, где он комнату снимает, стены трещинами пошли, только что комиссия уехала, всех выселяют в ближайшую общагу. А он там вообще временный жилец. Он же из Владика! Так что и он эвакуируется… С вещами!

– Совпадение? – предположил я. – Пятна на солнце?

– Петька пропал, – добавил Вовка. – Лизка на него бросила карты, не видит. Можно предположить худшее. Марк убит.

– То есть, – онемел я. – Умер?

Мама побледнела.

– Ну да, – вздохнул Вовка. – Возраст, конечно. Но у него был Ленька после обеда. Убит, без вариантов. Как сказал бы мой Димка – явный «Авада кедавра» с поправкой на славянскую или финно-угорскую местность и соответствующий фольклор. А может, и того хуже. Ленька не ошибается.

Да, Ленька никогда не ошибался. Был тяжел на подъем, предпочитал вечер у телика с упаковкой пива всем прочим развлечениям, но если что-то делал, то затыкал за пояс едва ли ни всех.

– Кто? – выдохнула она.

– Марк, – зажал я телефон.

Мама схватилась за голову, опустилась на табурет.

– Что там? – забеспокоился Вовка. – Лишнее что сказал?

– Подожди, – попробовал я взять минуту на размышления. – Ты и с Лизкой, и с Димкой. Толик еще… А как же моя мама?

– Я справлюсь, – выпрямилась, встала и твердо сказала мама, сложив руки на груди.

– Мы справимся, – хрюкнул Фемистокл, высовываясь из-под раковины. – А что случилось?

– Они справятся, – вздохнул в телефоне Вовка.

– Да, – кивнула мама, взглянув на домовенка так, как будто все эти три месяца гоняла с ним у меня за спиной чаи и раскладывала пасьянс. – Мы справимся. Только ты береги себя, Коля. А про Марка я сейчас Федору позвоню. Как же так?

Кажется, вот чего мне Лизка недоговаривала…

Глава пятая. Общий сбор

Вовка подскочил на каршеринговом Рено прямо к подъезду. Лизка, слегка растрепанная, но как всегда обаятельная и даже неотразимая, выпрыгнула из машины и запихала меня вместе с рюкзаком на переднее сиденье, отправившись к насупленному сыну на заднее.

– Как дела? – спросил я, когда Вовка вдавил педаль газа.

– Выходные накрылись, дядя Коля, – пожаловался Димка. – Зато в понедельник я, кажется, в школу не пойду. А там уже скоро майские.

– А в общих чертах? – уточнил я.

– Это и есть в общих, – подала голос из-за спины Лизка. – Я бы посоветовала на время прикусить языки, нечего болтать о том, о чем не следует болтать. Уточнять обстоятельства будем на месте. Затем и едем.

– Да ясно это, Лиз, – нахмурился Вовка. – Говорено же уже….

– Как ты за полчаса долетел? – спросил я отца семейства, покосившись на Димку. Тот поглаживал лежащий на коленях ноут. Да, приятель, это не твоя супермашина с двумя крутейшими видеокартами, хотя, кажется, тоже достойный аппарат. Кстати, зачем в компе две видеокарты?

– Звенигородское свободно, – ответила за мужа Лизка. – И Красная Пресня. Очень странно для этого времени. Суббота. Вечер. Не находишь?

Я посмотрел в окно. Вовка выруливал на проспект Маршала Жукова без остановки. Машин на нем действительно было до странности немного. Впрочем, какая разница. Хотелось ясности, но, если ограничиваться общими чертами, говорить было не о чем.

– Что-то как-то резко все, – вдруг буркнул Вовка. – Если бы это была книга, я бы поморщился. Сказал бы, что за хрень? Куда ты гонишь, автор? Как будешь нагнетать в дальнейшем? Что у тебя за козыри в рукаве?

– Обязательно козыри? – хмыкнул я. – Среди нас, конечно, литератор ты, а не я, но вдруг шваль какая, а не козыри?

– Боюсь, ставки слишком высоки, чтобы шваль, – вздохнул Вовка. – Марк в большом авторитете в Москве был. Никто не должен был даже подумать…

– Вовка! – предупредила Лизка.

– К тому же я не литератор, а учитель литературы, – ответил кивком жене Вовка. – Словесник! Короче, мне не нравится завязка этой истории.

– А ты как хотел? – спросил я. – Помнишь ты как-то приводил пример неоднозначного текста? Рассказывал, каким может получиться рассказ? Типа что-то о сложной личной истории, об отношениях, которые в результате приводят к примирению и к счастью. Ну, когда счастливая пара отправляется в свадебное путешествие и в финале садится на корабль. А на его борту крупно название – «Титаник». А? Ты так хотел?

– Банальщина, – скривился Вовка. – Пример для литературных курсов, на которых обучаются книжные мечтатели. Или для старшеклассников. Затертый до невозможности образец. Хотя и наглядный, не отнять. Только в жизни так не бывает. Вангуй – не вангуй, толку мало. В какое предсказание ни ткнись – подтасовка или совпадение.

– Это точно, – согласился я. – Просто несовпавшее, коего на порядки больше, уносится без следа. Стирается из памяти. Что не отменяет возможность предвидения. Впрочем, это неважно сейчас.

– Кому-то, может, и неважно, – засопел Вовка. – А мне все важно. Ладно, не сейчас… Так вот, в нашем случае мы с Титаника начали. Даже не с причала, а сразу с айсберга. Но только не рассчитывай на место в шлюпке. Мы в оркестре. Играть будем до коды. Правда, с двумя уточнениями.

– Это с какими же? – поинтересовался я.

– Мы не на Титанике, – хмуро сказал Вовка. – И я сдаваться не собираюсь! А за Димку и Лизку вообще порву!

Лизка приподнялась на заднем сиденье, обняла Вовку и поцеловала. Мне стало одновременно и неловко, и тепло. Черт, все-таки интересно, на кого был приворот на той стреле?