Она шагнула в сторону, поднялась на приступку, что скамьей тянулась вдоль веранды простого, но длинного дома, с другой стороны на такую же приступку встала ее дочь, протянула руку над косяком, поймала ладонь матери. Кот подскочил к ногам Шуры, распушил хвост, тревожно мяукнул.

– Не медлим, – поторопила гостей Мамыра.

Гости проходили под рукотворной аркой точно, как в младших классах, когда учитель физкультуры вдруг затевал игру в «березку». Только прошедшие не подхватывали за руки друг друга, не вставали новыми парами за первой, а исчезали в дверях, за которыми царил полумрак.

Сначала, пригнувшись, под руками матери и дочери прошел ФБС. За ним мягко, словно черная лесная кошка, просочилась Маринка. Следующим стал Димка с ноутом и сумкой. Толик с рюкзаком. Лизка и Вовка с баулами. Леня Козлов с пижонским чемоданчиком на колесиках. Я стоял и смотрел на всех. На ровное и теплое свечение, исходящее от Игнатьевых, поражаясь, как очевидная прошлая красота Мамыры подтверждается в облике ее удивительной дочери и отражается в ней самой – нынешней, обретшей словно новое качество, но не потерявшей прежнее. Как переливается волнами неуловимого цвета ФСБ и пылает неудержимым пламенем стройная Маринка. Как уверенно вспыхивает при каждом шаге Димка – произведение лилового невозмутимого силуэта Вовки и стиснутого наговорами и защитными амулетами разноцветного смерча-урагана Лизки. Как поблескивает робостью и надеждой Толик. Как мерцает спящей, но опасной плазмой Леня Козлов, наливаясь малиновым оттенком по поводу гибели своего старшего друга Марка.

– Давай уже, чего встал, – вздохнула Мамыра. – Сейчас помянем Марка и чай пить будем. Понял ведь? Не для того общий сбор, чтобы классный час устраивать, а чтобы проверить, все ли среди нас прежние, вдруг кому веры больше нет?

Я шагнул к двери, почувствовал дрожь со стороны Шуры, замер под сплетением рук, посмотрел сначала на одну, потом на другую, покосился на уставившегося на меня желтыми глазами кота.

– Как зверя зовут?

– Рыжиком, – улыбнулась Шура.

– Рыжиком… – сердце мое из груди не выпрыгивало, но билось тревожно. – Я из каковых?

– Сейчас, – Мамыра закрыла глаза, вытерла другой рукой пот со лба. – Что скажешь, Шур?

– Клубится что-то, – прошептала дочь. – Как будто камень в ручей брошен, ил взбаламутился, но не уносит его почему-то, словно другой родник со дна пробился.

– Точно так, – выдохнула ее мать. – Ну, это пока что не смертельный недуг. Не волнуйся парень. Ручку заводную в тебя вставили, а вот руки к ней пока что не приложили. Однако подумать придется…

– Так мне идти или разворачиваться? – спросил я, представляя, куда это в меня могли вставить заводную ручку.

– Если бы вам разворот следовал, сейчас бы Рыжик в вашу ногу вцепился бы, – хмыкнула Шура.

– Давай, Шура, будем на «ты», – попросил я. – Мне так проще. Так мне идти?

– Иди, конечно, если тебе не верить, то кому тогда? – с улыбкой вздохнула Мамыра и словно спохватилась. – Погодь. Я слышала, что у тебя домовой приблудный квартирует. Не хочешь поделиться?

– Это уже к маме, – пожал я плечами. – Домовенок, что надо. Фемистоклом зовут, и дом ищет. Но они скорешились вроде с мамой. Хотя я и не ожидал.

– Я позвоню Надюшке, – задумалась Мамыра. – Ей домовой сейчас ни к чему, только лишние хлопоты, а нам защита понадобится. Ой как понадобится.

«Надюшке!» – удивился я, заходя в дом.

Кажется, открытия продолжались.

Глава шестая. Серьезный разговор

В гостиной, которую Мамыра тут же обозвала горницей, по углам царил полумрак, зато в центре стоял большой круглый стол, укрытый льняной скатертью с кружевом по кольцу, а над ним висела люстра с желтым абажуром, под которым – я специально заглянул – светили вполне себе современные светодиодные лампы.

– Экономия, – объяснил Вовка, в шесть рук вместе с Лизкой и Шурой накрывая на стол.

– Прошу присаживаться, – объявила Мамыра, обнимая за плечи оробевшего Толика. – Ты не тушуйся, парень. Я тебя поддерживаю, чтобы не оступился, а не в зятья тащу, хотя давненько не встречала такого удальца. Как же к тебе грязи не прилипло? Сколько уже годков-то? И какого ты внутреннего устройства?

– Двадцать пять, – почему-то охрипшим голосом сказал Толик. – Устройство, как и у всех… людей, а так-то… Автомобильный техникум, армия. Слесарил с годик, купил старый фольксваген, что пришлось у Федора Семеновича оставить, потом прибился вот. Уже четыре года как… ландшафтным дизайном занимаюсь с ребятами. Рулю, в смысле. Не понял я насчет грязи. Приходилось копаться, отчего ж. Есть секреты, чтобы потом руки бензином не портить.

– Не о той я грязи, – засмеялась Мамыра.

– Опять любимчика нашла, – хмыкнул, усаживаясь, Леня. – Мы что ли грязны?

– Вы не грязны по уму, – скривила губы Мамыра. – По выбору, по нутру, что с годами складывается, по родителям, по знаниям, по ремеслу. А так, чтобы от природы, редко бывает. Человек, что чистый лист, что напишешь, то и будет.

– Тут можно поспорить, – расплылся в улыбке Вовка. – Может, и чистый лист, да разница есть, что за бумага. Кстати, мелованная ничего не гарантирует.

Леня сдвинул рукав, нажал на золотые часы и над столом раздался мелодичный звон.

– Звонок для учителя, – отчеканил Козлов. – Оставайтесь в классе! Записывайте домашнее задание. Метафоры!

Все рассмеялись, и Вовка громче прочих.

– И природных праведников трясина засасывала, – стала серьезной Лизка. – Все зависит от того, как ломать будет. И кто.

– Это точно, – кивнула Мамыра. – Так мы это всегда в голове держим.

– Да вы что? – вытаращил глаза Толик. – Какой я вам праведник? Вовсе нет…

– Слышала? – растянул тонкие губы в улыбку ФСБ, выставляя на стол сразу с дюжину граненых шкаликов. – Не знаю-не знаю. Какой же он зять, если не праведник?

Толик покосился на Шуру, что с ироничной усмешкой раскупоривала бутылку водки, покраснел и бухнулся на стул, постаравшись исчезнуть из сферы общего внимания. Я присел напротив. Окинул взглядом собравшихся, которых, кроме Игнатьевых, конечно, видел едва ли ни каждый день. Все оставались прежними, только ФСБ как будто переменился, нет, не стал другим, не постарел, а словно подобрался. Стал похож на того воина, что разговаривал со смертью у костра в зацепившем меня когда-то старом фильме, в «Седьмой печати». Только на воина, уже повидавшего слишком многое. Он все еще твердо стоял на ногах, но при этом опирался о стол костяшками пальцев. И, глядя на него, начали подниматься все, кто успели присесть.

Леня взял бутылку и разлил по шкаликам водку. В один капнул с пол напёрстка. Подвинул стаканчик с недодачей Димке. Тот покосился на мать, но она хранила молчание. Остальные разобрали шкалики сами. Помнится, Марк называл их лафетниками. Именно так, а не лафитниками, как пытался доказать ему Вовка. Другой вопрос, что интернет и картинку тогда совсем другую выкатил.

– Как же… – прошептал Толик. – А если ехать куда?

– Т-с-с-с, – прошелестела Мамыра, и Толик заткнулся.

– Дорогой Марк… – глухо произнес ФСБ. – Однажды это должно было случиться, но, чтобы так… Прости. Мы разберемся с этим, друг. Прости, что не оказались рядом. И спасибо тебе за все. Светлая память. И до встречи. Не чокаясь.

Глотки слились в один, Димка вытаращил глаза, но Лизка уже пихала ему в руку стакан томатного сока, и Вовка грустно шутил что-то про кровавую Мэри, а потом все сели, и уже не заливаясь ничем, хотя на столе стояло и вино, и водка, стали есть обычную деревенскую еду. Вареную картошку с укропом. Домашние соления. Куриные ножки с чесноком. И, конечно же, зерновой хлеб, разные нарезки, сок. Это уже стараниями Лизки.

На ноги мне что-то надавило. Я приподнял скатерть и увидел Рыжика. Кот привалился к ногам и, увидев меня, замурлыкал. Ну, хоть так. Лучше, чем если бы вцепился в лодыжку. Я снова взялся за еду, пытаясь прислушаться к разговору, но его не было. Иногда соседи по столу перебрасывались одним-другим словом, но общения никакого не получалось, все словно чего-то ждали. Я оглядывал собравшихся и думал о том, что еще недавно считался если и не мотором этого прекрасного сборища, не старшим по званию, то уж точно довольно важным специалистом. И вот, сижу, смотрю на друзей и думаю, что лучше мне пока что помолчать.

Говорить начал ФСБ. Как и всегда он произносил слова с небольшими паузами, как делают чтецы, что посматривают на экран видеосуфлера, но никакого экрана перед ФСБ не было.

– Окончательные выводы делать рано, – скрипел ФСБ, – но кое-что становится понятным. Не полностью, но в основных чертах. Вряд ли это нападение именно на наш союз…

«Такого определения я еще не слышал», – подумалось мне.

– …нечто подобное произошло и с некоторыми другими заметными персонами, вроде того же Савелия, но никто при этом не пострадал. То есть, это предупреждение. Иначе говоря, что-то назревает, но колдовское сообщество не должно в это вмешиваться.

– Никто не пострадал? – возмущенно выдохнула Лизка.

– Пострадали двое, – кивнул Вовкиной жене ФСБ. – Наш дорогой Марк и не менее дорогой Николай. И эти случаи я не готов счесть случайностью. То есть, Марка не случайно убили, а хотели именно убить. А Николая точно так же не предупреждали, а арканили. Зачем-то…

– Арканили… – фыркнул Вовка.

– Именно так, – подчеркнул ФСБ. – Но о Николае мы поговорим отдельно и с глазу на глаз. С ним самим и с ответственными лицами. Прошу отнестись к этому с пониманием. Это не значит, что остальные лица безответственные. Каждый отвечает за что-то свое. И не только.

Все промолчали. Лизка пожала плечами, Леня достал пачку сигарет, но закуривать, конечно, не стал. Вытащил сигарету и стал ее разминать.

– Теперь о текущем, – вздохнул ФСБ. – Прежде всего все должны понимать, что речь идет не о работе, не о выполнении какого-то договора, а о выживании. Это главное, все остальное – по обстоятельствам. Если нас предупреждают, чтобы мы не высовывались, конечно, если мы правильно интерпретируем угрозу, значит, мы должны высунуться. И хотя бы оглядеться.

– Для чего? – крякнул Леня. – Чтобы показать удивленную и испуганную физиономию? Или это такой отвлекающий маневр? А если придется лезть в драку? А вдруг там с колотушкой кто стоит? Может, разобраться сначала? А если все сложнее, чем кажется?

– Сомнения имеют право быть, – согласился ФСБ. – Только не надо сразу пугаться сложностей, тем более планировать драку. Правда, без нее, как мне кажется, не обойтись. Но осторожности никто не отменял. Если угодно – высунуться медленно и с опаской. Или есть какой-то другой способ разобраться в происходящем? То, что случилось с Марком, повториться не должно. Собственно, главной задачей для нас пока что является определение источника… угрозы. Кто это? Затем или одновременно с этим предстоит понять, что затевается и какие последствия из этого могут последовать. Наконец или опять же параллельно, что мы можем предпринять…

– Что мы должны предпринять! – неожиданно твердо сказала Маринка.

Она почему-то смотрела на меня, да так, что мне захотелось опустить глаза.

– Да! – поддержала ее Лизка.

– Никаких сомнений, – успокаивающе поднял руки ФСБ. – Марк должен быть отомщен, а Николай – огражден. Но речь-то не об этом. Речь идет о том, сможем ли мы противостоять чему-то неизвестному. И какова будет цена… Собственно, именно это многое и определит…

– А разве те, кто действуют подобными методами… – Вовка покосился на жену, – могут затевать что-то такое, чему мы противостоять не должны?

– Это хороший вопрос, – отметил ФСБ. – Хотя и не новый. Он похож на давний спор. Помните? Относительно той болезни, что поразила наше отечество.

– Отечество… – поморщился Леня. – Семеныч, твою же мать… давай без этого…

– Ну… – ФСБ пожевал губами.

– Гниль везде есть, – прошептала Мамыра. – Не только у нас. Я об отечестве, если что.