В том, чтобы поделиться своим секретом, есть что-то захватывающее, и я наслаждаюсь выражением заинтересованности на лице Джесси, когда она слушает. Но когда я дохожу до фразы о том, как Мэтт обнимал меня в караоке, выражение лица подруги меняется. Она выглядит обеспокоенной.

– Подожди-ка, – произносит она, жестом останавливая мой рассказ. – Ты что, собираешься переспать с ним?

Сделав глубокий вдох, я продолжила:

– Дело в том, что Стюарт хочет, чтобы я переспала с Мэттом.

– Что?! – восклицает подруга и качает головой, не веря в услышанное.

– Он говорит, что сама мысль об этом его возбуждает, – добавляю я.

Джесси внимательно смотрит на меня. Она опускает руку, зависшую в воздухе, поверх моей и вздыхает.

– Молли. Буду с тобой честна. Похоже, ты заходишь на опасную территорию.

Мое горло сковывает спазм. Та часть мозга, которая до сих пор управляла моей жизнью, согласна со словами подруги. И то, куда движется наша история с Мэттом, кажется плохой затеей. Я понимаю, что именно поэтому я рассказываю об этом Джесси. Я надеялась, она убедит меня в том, что это новое чувство стоит того, чтобы подвергать себя опасности. Что время от времени важно позволять себе какие-то необдуманные поступки. А иначе ты можешь пасть жертвой своего собственного чувства осторожности. Проснувшись однажды утром, есть шанс найти себя в контейнере с остатками вчерашней курицы и морковными палочками, которые накануне ты сама собрала домашним на обед. И выхода отсюда нет.

И в этот момент я даже рада услышать звуки плача, доносящиеся из соседней комнаты.

– Прекрати, Нейт! Мама! Нейт опять сломал нашу железную дорогу!

– Мы не договорили, – напоминает Джесси, когда мы одновременно встаем и идем к двери.

После обеда мы с детьми собираемся уходить. У порога Джесси протягивает мне визитку с именем и номером телефона.

– Я не указываю тебе, как быть, – начинает она, пока я застегиваю куртку младшего сына, – но я ходила к одному психотерапевту в центре. Он потрясающий. Возможно, ты захочешь обсудить с ним эту историю с Мэттом.

Джесси быстро обнимает меня, и я выхожу за дверь вслед за детьми, стараясь внешне выглядеть спокойной (насколько это возможно), спрятав свои эмоции глубоко внутри.

* * *

Некоторое время я убеждаю себя записаться на прием. Это моя вторая попытка пойти на терапию с того момента, как я стала жить в Нью-Йорке. Едва переехав в город, я остановилась в доме моей подруги Нины. Мы дружили еще со времен начальной школы, и наши пути разошлись, когда она поступила в колледж Барнард. За год до этого, в момент, когда я переживала расставание со своим парнем Уильямом (после того как не раздумывая поехала за ним на север штата), большинство своих выходных я проводила в доме Нины. Она терпеливо выслушивала все мои переживания и тревоги, связанные с Уильямом, познакомила меня с компанией потрясающих людей, которые стали моими друзьями, и даже устроила мне собеседование в школе, где проходила стажировку в качестве психолога. Я получила работу, переехала к Нине, а затем я столкнулась с дилеммой: мне нужно было придумать, как провести бесконечные часы «каникул» до начала нового учебного года. Каждый день как минимум один из этих часов занимали мои рыдания.

Придя однажды с работы и увидев меня в постели, в окружении кучи использованных салфеток и смотрящую по телевизору знаменитую мелодраму «Касабланка», Нина предложила: «Давай я найду тебе психотерапевта. Поверь мне. В Нью-Йорке все ходят к терапевту».

На первый прием я взяла с собой огромный кукурузный кекс, и на протяжении всего сеанса я то плакала из-за истории с Уильямом, то откусывала по кусочку от ароматной выпечки. В конце психотерапевт презрительно посмотрела на крошки, которые остались после меня, и попросила ничего не есть во время будущих сессий. После этого я старалась произвести лучшее впечатление, держа под контролем как свой голод, так и свои чувства. В течение всего учебного года я раз в неделю ездила в Верхний Ист-Сайд и, как я тогда надеялась, достаточно здраво и мудро рассуждала о том, как хорошо я справляюсь с адаптацией к новой работе и городу.

Все закончилось в одночасье. Я сидела в зоне ожидания у офиса психотерапевта. Она вышла из своего кабинета, уверенным шагом подошла ко мне, посмотрела прямо в глаза и, протянув руку, представилась:

– Здравствуйте. Я доктор Рэндольф.

Я ходила к ней на сеансы каждую неделю на протяжении целого года (а это почти пятьдесят сессий), и она даже не запомнила меня.

И вот долгожданная среда. Четыре часа дня. Пока мальчики остались на продленке, я сижу в центре узкого дивана, а по бокам от меня лежат милые декоративные подушки. Я в кабинете Митчелла Каплана, дипломированного психотерапевта. И первое, что бросается в глаза: Митчелл – далеко не доктор Рэндольф. Возраст человека напротив трудно определить. Его волосы полностью седые, но у него молодое лицо и ясные голубые глаза. Имя доктора подсказывает мне, что у него еврейские корни, а акцент указывает на то, что он из одного из штатов Среднего Запада. Это открытие сразу позволяет мне расслабиться и почувствовать себя комфортно. Безупречный покрой одежды в сочетании с его склонностью к экспрессивным жестам наталкивает меня на мысль, что он гомосексуалист. Во время нашего знакомства он просит меня называть его по имени. Говоря другими словами, мой психотерапевт просто идеален. Почти сорок минут я рассказываю ему свою историю. Он прерывается только для того, чтобы задать уточняющие вопросы.

Когда мой рассказ окончен, я выжидающе смотрю на него и вдруг осознаю, что надеюсь услышать от него то же самое, что и от Джесси.

Я хочу переспать с Мэттом. И я не хочу, чтобы меня останавливали. Я хочу, чтобы мне разрешили это сделать.

В свою очередь, Митчелл не делает ни того, ни другого. Вместо этого он спрашивает:

– Молли, а что это все значит для тебя? Почему ты хочешь переспать с ним?

Я задумываюсь, пытаясь осознать масштаб его вопроса. И после паузы признаюсь:

– Я не знаю.

– Итак, – протягивает он и немного наклоняется вперед, как будто хочет раскрыть мне страшный секрет, – люди веками занимались сексом, не понимая, зачем они это делают. Но у меня есть одно предположение.

Я невольно подаюсь вперед, приготовившись внимать каждому слову доктора.

– Думаю, нам с тобой стоит уделить этому время и разобраться в вопросе.

Выходя из кабинета Митчелла и назначая следующий сеанс через две недели, я чувствую, что с моих плеч упала одна ноша, но я тут же взвалила на плечи другую. Некий проблеск осознания постепенно появляется в моем разуме. Я буквально чувствую его приближение. Причина моей одержимости Мэттом кроется не в нем. Все дело во мне.

* * *

Ранним субботним утром я сижу на полу рядом с ванной, где плещется и смеется Нейт. Опытным путем я выяснила, что если дам Нейту поиграть в ванне утром, то эти полчаса смогу даже если не поспать, то просто отдохнуть рядом. Во мне уже две чашки кофе, но я все равно прислоняюсь к холодному кафелю на стене головой в надежде немного подремать.

Мой телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении. Оно от Мэтта. Это первое его сообщение после вечеринки в караоке, и я чувствую, как мое сердце начинает отчаянно биться.

Привет. Какие планы на день?

Я жду минуту, потом набираю ответ:

Наверное, пойду с детьми на площадку. А что?

«А после? Например, что будешь делать вечером, когда они уснут?» – приходит от него.

Слова Митчелла всплывают в моей памяти: «Что это значит для тебя, Молли?» Я ведь должна разобраться в себе, верно?

Я грызу кожу вокруг ногтя, обдумывая, как лучше ответить Мэтту. В последние дни я часто грызу этот несчастный палец. Кожа вокруг ногтевой пластины вся красная и в заусенцах. Наглядное подтверждение того, что я нервничаю.

«А что ты задумал?» – быстро набираю в ответ.

Может, хочешь выпить по стаканчику? Рядом с моим домом есть бар, в который я давно хотел заглянуть. Как насчет девяти?

Я прислушиваюсь к звукам из-за стены: Стюарт в своей студии записывает мелодию. Он играет одни и те же пять нот снова и снова, создавая одну из своих коротких композиций промо-музыки, которые можно условно назвать «одолжениями» для его клиентов. Эта музыка, которую он записывает «не в службу, а в дружбу» по выходным, как правило, занимает все его выходные. Я могу прямо сейчас пойти и спросить, что он думает об этой ситуации. Наш единственный план на вечер: заказать еду из доставки. Уверена, после того как я все оформлю, он с удовольствием отправит меня на свидание с Мэттом. Но я не хочу спрашивать Стюарта, могу ли я увидеться с Мэттом.

Что это все значит для тебя, Молли?

Вот и первая зацепка: я хочу просто сообщить Стю о своих планах.

Я пишу Мэтту: «Отлично, мне подходит. Пришли адрес, я приду».

Внезапно день, который мне казался бесперспективным, преобразился. И вот она, новая подсказка. Я заворачиваю ребенка в полотенце с капюшоном и поднимаю его на руки. Издавая звуки летящего самолета, я заношу его в детскую, где старший сын сосредоточенно клеит стикеры с Губкой Бобом в альбом.

– Какое белье ты хочешь сегодня? – уточняю у Нейта. – Губку Боба или Диего?

Нейт бросает взгляд на книгу Дэниела:

– Губку Боба!

– Я принесу, – отзывается старший сын, взяв на себя заботу о младшем брате. И пока они вдвоем заняты делом, я стучусь в дверь студии Стюарта.

– Привет, Мэтт хочет встретиться сегодня вечером. Мы договорились на девять. Здорово, правда?

Стюарт вместе со стулом разворачивается ко мне.

– Здорово, – повторяет он за мной, удивленно приподняв левую бровь.

– Здорово, – еще раз отзываюсь я. – Я собираюсь пойти с мальчиками на площадку.

– Развлекайтесь, – отвечает муж, все еще с удивлением смотря на меня.

Остаток дня у меня проходит на уровне рефлексов. Когда на детской площадке кто-то из сыновей кричит «Посмотри на меня!», я сразу поворачиваюсь на звук голоса, когда они по очереди спускаются с крутой горки, пытаются залезть на брусья или ползают по канатам-паутине, просто страхую их. Я делаю то, что они говорят: смотрю, улыбаюсь, хлопаю. Раскачиваю их на качелях. Покупаю еду, когда они оба проголодались. Переодеваю им майки, когда мальчики облились соком. Мы возвращаемся домой, и я рефлекторно готовлю обед так, как они любят: складываю на тарелке равиоли в форме ракеты, тушу брокколи и между делом с пола собираю игрушки моих сорванцов.

Стю выходит из студии около семи часов, и я успеваю принять душ. Уложив обоих мальчиков спать, бросаю взгляд на часы и вижу там волшебные цифры: 20:05. И когда мы со Стюартом сидим друг напротив друга за кухонным столом, я, не отвлекаясь на разговоры, разворачиваю палочки, ем суши и стручковую фасоль. Только когда я убираю тарелки и составляю посуду в раковину, муж подходит ко мне сзади, обхватывает руками поперек талии и целует за ухом.

– Готова к важному свиданию? – возбужденно шепчет он.

– Мы просто выпьем по стаканчику, – спокойно отвечаю я. Я заставляю себя говорить непринужденно, но уверена, что Стюарт чувствует, как у меня участился пульс. – Он живет с девушкой, помнишь?

– Ага, – отзывается супруг, проходя дорожкой поцелуев по моей шее. – Ты чувствуешь, как я возбужден? – спрашивает он и тазом вжимается в меня.

– Да, – отвечаю я и понимаю, что хочу отстраниться от него. Я хочу сфокусироваться на мыслях о Мэтте, а не о Стюарте. И этот намек супруга на его возбуждение кажется мне навязчивым.

Что это значит для тебя, Молли?

Речь идет о моем желании, а не о желании Стюарта.

Я отгоняю эту мысль и поворачиваюсь лицом к Стю. Я заставляю себя улыбнуться и легонько целую его в губы.

– Мне пора идти. Я напишу тебе позже.