Катя, сияя улыбкой в тысячу ватт, взяла с нее обещание, что завтра они снова будут сидеть вместе, и бодро ускакала в общагу, таща на буксире красный чемодан. Таби, конечно, полюбопытствовала, не велика ли Кате ее дамская сумочка, но та лишь поморщилась и отделалась шаблонным: «Долгая история». Остальные тоже нестройной гурьбой потянулись к выходу и, наконец, в аудитории не осталось никого, кроме Таби.

Таби и, конечно, Глеба.

Затянув потуже резинку на хвосте, она неспешно прошествовала вниз по лестнице и остановилась у преподавательского стола. Глеб уже ждал ее: слегка покачивался на стуле, откинувшись назад и уперевшись ногой в стол. Улыбался он при этом так широко, что, будь на его месте Таби, у нее бы точно треснуло лицо. Напополам.

– Ногу со стола убери, – посоветовала она. Непослушный голос звучал неожиданно хрипло.

Глеб с громким стуком опустил стул на все четыре ножки и покорно спрятал ноги под стол.

– Ну и как я тебе в роли преподавателя?

– Ужасно. Ты просто бездарность.

Тихо рассмеявшись, Глеб протянул руку к лицу Таби, и на мгновение ей показалось, что вот сейчас он погладит ее по щеке. Нежно, ласково. Но Глеб только щелкнул девушку по носу.

– Ты меня балуешь.

Таби проглотила колючее разочарование и отпихнула его руку в сторону. Получилось резче, чем она планировала, и Глеб поморщился, а сердце Таби загрохотало по ребрам, будто сорвавшись с цепи.

– Не трогай без разрешения, – процедила она, надеясь, что выглядит холодной и неприступной. Взрослой. – Это дурной тон. Как и начинать новый учебный год сразу с лекции. Мог бы сказать вступительное слово про структуру курса и отпустить нас праздновать. Ну, знаешь, веселиться, как это делает молодежь. Или ты уже забыл, каково это?

Глеб сжал губы, и на его правой щеке появилась ямочка. Она всегда возникала там, когда он пытался сдержать улыбку. А Таби всегда отчаянно мечтала ее поцеловать. Казалось бы, чего проще? Упереться руками в крышку стола. Наклониться. Прижаться губами к его теплой щеке, припасть в поцелуе.

Если бы их разделял только этот проклятый стол…

– Иди уже, колючка. – Глеб качнул головой в сторону двери. – У меня дальше пара с дизайнерами. Векторная графика. Скучища.

Таби молча развернулась и пошла к двери.

– Эй, – крикнул Глеб ей в спину. – Ты же не серьезно? Я ведь не так уж и плох?

Таби помедлила у двери, а потом с силой толкнула ее вперед и вышла в коридор, оставив вопрос Глеба без ответа. Впрочем, он все равно успел заметить румянец на ее щеках, и в аудитории раздался довольный тихий смех.

Глава 5

Еще минуту назад Катя была счастливейшим человеком на земле.

Солнышко приветливо гладило ее лучиком по щеке. Бледный до синевы парень, которого рвало в урну возле общаги, казался ангелом небесным. Птички пели, штормовой ветерок развевал волосы, а тарахтение колесиков чемодана – тах-тах-тах – звучало торжественным гимном.

Тайтл – название комикса.

Панель – отдельная картинка с рисунком и текстом внутри.

Гаттер (он же канавка) – пустое пространство между панелями.

Баббл – кружок с репликой персонажа.

Катя не шла – парила, а страницы конспектов в рюкзаке были ее крыльями. Но это было минуту назад. А теперь…

– Нету, – грузная комендантша пошелестела распечатками и раздраженно уставилась на Катю из бойницы густо накрашенных ресниц. – Ну нету вас в списках, девушка!

– Нету?

– Нету.

Катя помолчала. Комендантша, громко клацая красными ногтями по клавиатуре, одну за другой истребила три шоколадные конфеты. Кот на подоконнике успел методично вылизать правую лапу, не сводя с Кати вытаращенных желтых глаз. Электронные часы добрались до отметки пятнадцать ноль-ноль.

– Но это невозможно! Я должна там быть. – Катя вскочила на ноги и возмущенно уперлась обеими руками в стол. Кончик косы соскользнул с ее плеча и едва не плюхнулся в кружку с чаем комендантши.

– Но-но-но! – та протестующе замахала руками, отгоняя Катю подальше. – А я должна быть в отпуске, но вот они мы! Говорю же, у меня еще вчера все по спискам заселились: и в этот корпус, и на Бахтина. Вот, сама листай.

Толстые пальцы-сосиски подтолкнули к Кате стопку распечаток и снова нырнули в картонную коробку. Катя растерянно пробежалась взглядом по списку студентов. Напротив каждой фамилии в столбике «Заселение» стояла корявая подпись.

И ни одной Сиротиной.

Но вот же она, живая Катя! Истекает холодным потом и загнанно дышит, одолеваемая ужасными (кошмарными!) предчувствиями. Извернувшись на стуле, Катя холодными пальцами выудила из заднего кармана джинсов телефон. В коем-то веке заряженный!

– У меня же на почте есть письмо из деканата. С подтверждением того, что мне предоставят место в общежитии, как иногородней. Я из Воронежа. Так… Где же оно… блин… О! Вот.

Катя сунула телефон комендантше под нос, и та, сдвинув густые брови, пробежалась взглядом по строчкам.

– Странно… – нахмурилась она, недовольно пожевав губами, и вдруг подскочила. – Минуточку… Как там говоришь твоя фамилия? Сиротина? У меня же вон стикер про тебя на компьютер приклеен! Мать твоя звонила, сказала, ты будешь жить у какого-то Тараса? Макара?

– Захара, – едва слышно прошелестела Катя.

– Ну! – комендантша от радости с такой силой хлопнула по столу, что выжившие конфетки испуганно подпрыгнули. – И чего ты тогда голову мне морочишь, Сиротина? Я на твое место уже девчонку из Твери поселила. Полдня без толку на тебя потратила!

Катя хотела было съязвить, что вообще-то не полдня, а всего-то двадцать минут, но язвительность вышла из чата вместе с остальными чувствами, мыслями и способностями. Осталась одна оболочка, внутри которой кто-то громко орал и бегал по кругу.

– Может, как-нибудь договоримся… – робко и чуть заискивающе начала Катя.

Комендантша, не прекращая клацать по клавиатуре, ткнула пальцем в листок, приклеенный к обратной стороне монитора:

«МЕСТ НЕТ! СОВСЕМ! НИ ОДНОГО!»

И Катин мир рухнул.

* * *

Тах-тах-тах…

– Ой, да заткнись ты, – буркнула Катя ни в чем не повинному чемодану. – Без тебя тошно.

Чемодан в отместку оскорбленно зацепился колесом за выбоину в асфальте и намертво застрял. Смахнув с лица растрепавшиеся волосы, Катя яростно дернула его за ручку и с третьей попытки затащила-таки на бордюр. Набрала код домофона, поднялась на пятый этаж и с кислым видом уставилась на дверь под номером триста двенадцать. Больше-то ей идти было некуда!

После первого порыва – позвонить маме и заорать: «Мам, какого помидора?» – Катя поняла, что оказалась в ловушке. Она же обещала маме, что откажется от общаги и будет жить с Захаром, и та наверняка позвонила в деканат: может, почуяла, что Катя юлит, а может, просто была уверена в том, что дочь по рассеянности забудет сама отказаться от комнаты. Да и не важно, как там сработала мамина чуйка. Важно, что, если она поймает Катю на вранье, мечтам об учебе на комиксиста придет конец!

А с таким раскладом Катя была категорически не согласна.

Катя надавила пальцем на кнопку звонка и нервно оттянула воротник толстовки. Все будет хорошо. Ну, пошалила немножечко! С кем не бывает? И потом, есть же шанс – крохотный, прямо крохоту-у-улечный, – что Захар тоже сочтет ее ночную выходку удачной шуткой? Сядут, выпьют валерьянки, посмеются. Ну в самом деле, должно же быть у человека чувство юмора?

Дверь резко распахнулась, и Катя судорожно сглотнула. Нет у нее никакого шанса. И чувства юмора у Захара тоже, очевидно, нет.

– Ты! – выдохнул он. В карих глазах полыхала ярость тысячи демонов преисподней, а ноздри раздувались так сильно, что, казалось, из них вот-вот повалит пар. Прямо хоть манты на них готовь.

С левой щеки Захара на Катю радостно смотрела Пинки Пай, а на правой виднелся помятый жизнью пенис. Кожа вокруг них была не просто красной – малиновой! Судя по всему, Захар отчаянно пытался стереть ее ночные художества, но не преуспел.

Еще бы, маркер-то был перманентный…

– Ты… – снова повторил Захар. Не дожидаясь продолжения, Катя круто развернулась на пятках и рванула в сторону лестницы, намереваясь трусливо спастись бегством. Но не тут-то было!

– Стоять! – рявкнул Захар. Он дернул Катю за руку, схватил за капюшон толстовки и грубо втолкнул в квартиру. Шарах! Это захлопнулась дверь, отсекая путь к отступлению. Катя испуганно вжалась спиной в стену и втянула голову в плечи. – Ты…

Бедняга. Кажется, парнишку всерьез заело, будто старую пластинку.

– Из-за тебя я пропустил установочную лекцию, не попал на встречу с научруком, не забрал новые линзы у окулиста. И… – Голос Захара вдруг сорвался, став почти жалобным. – И почему эта тупая лошадь не смывается?!

– Это П-п-пинки Пай, – пролепетала Катя.

– Что, прости? – Захар посмотрел на нее таким взглядом, что она невольно вспотела.

– Пинкамина Диана Пай. Ну, знаешь… «Я закрыла рот на замок, выкопала ямку, закопала туда ключ, а на этом месте построила дом».

Кулак Захара просвистел в сантиметре от ее лица и с оглушительным треском впечатался в стену. Ой-ей!

– Вот! – пискнула Катя, зажмурившись и выставив вперед белый флаг – самую большую бутылку с антисептиком, какую только нашла в аптеке. Прямо-таки удивительно, что такой умник-разумник, как Захар, не догадался погуглить, чем можно стереть перманентный маркер с кожи. Катя вот знала примерно двадцать разных вариантов. Ну, например, старый добрый спирт. Крем для бритья. Кокосовое масло. Бензин. Лак для волос. Репелленты от насекомых. Солнцезащитный крем. Средство для снятия лака. Белая зубная паста. Ацетон. И, да, антисептик.

Захар покосился на бутылку в Катиных руках.

– Предлагаешь грохнуть тебя и растворить твой труп в этой штуке?

– Мне правда очень-очень стыдно. – Катя перехватила бутылку одной рукой, а пальцы второй скрестила за спиной. – Не знаю, что на меня нашло.

– Ты что, скрестила за спиной пальцы?

Кате хватило совести покраснеть, а Захар с тяжелым вздохом закрыл глаза и досчитал про себя до десяти (по крайней мере, выглядело это именно так). Грубо выхватив антисептик из Катиных пальцев, он устало махнул рукой.

– Все, сайонара^[1]. Видеть тебя больше не могу.

– Я помогу! – отважно пискнула Катя.

– Очень сомневаюсь.

– Нет, правда! – Катя пошла в атаку, воодушевленно усилив напор. – Если очищать всю щеку, жечь будет просто адски! Ты вон как там все натер. А я уберу аккуратненько ватными палочками, по контуру. У меня в чемодане как раз новенькая упаковка есть. Стерильная! Вот повезло, скажи? Миру – мир, а Катя – Мойдодыр!

Захар в очередной раз посмотрел на нее, будто на умалишенную. Если так пойдет и дальше, можно будет запатентовать этот взгляд или зарегистрировать как фирменный товарный знак.

– Господи, за что? – вздохнул Захар, выразительно взглянув на потолок. Последовала длинная пауза, а затем… – Смывай свои каракули и проваливай.

Катя мысленно оскорбилась. Каракули? Да у Пинки Пай даже блики в глазах прорисованы! Но вслух, конечно, ничего не сказала. Затащила чемодан в коридор и, расшвыривая в стороны барахло, принялась за поиски ватных палочек.

– Ты не волнуйся, ладно? Я сто раз это делала, так что сейчас мы быстренько все сотрем. А то я вроде как чувствую себя виноватой и все такое.

– Очень сомневаюсь, – тихо пробормотал Захар. Катя решила не язвить на тему того, какой же крошечный у него словарный запас, раз он постоянно повторяется.

– Есть!

Ватные палочки были найдены. Катя схватила Захара за руку – прямо как в детстве – и потащила в ванную, расталкивая ногами кучки мусора по пути. Через пару минут он уже сидел на бортике ванны, закрыв глаза и широко расставив колени в стороны. Немного смутившись, Катя осторожно, чтобы случайно не коснуться, встала между ними. И все равно их с Захаром лица оказались почти на одном уровне. Вот же вымахал, дылда… Жрет небось протеин столовыми ложками.