– Неправда, я тебе нравлюсь. – Я протягиваю ей вилку и открываю коробку с пирогом. Корочка песочного теста светло-коричневого цвета, сам пирог покрыт взбитыми сливками и шоколадной крошкой, и вид у него такой аппетитный, что у меня слюнки текут.

– Черт! Боюсь, дальнейшее тебе может не понравиться.

– Ты о чем? – спрашивает Пенни.

Я не отвечаю. Вместо этого я втыкаю в пирог вилку, подцепляю огромный кусок и отправляю его в рот. Глаза Пенни расширяются, и она снова смеется.

– Кажется, ты с этим пирогом сейчас за минуту управишься.

– Ну, с половиной так точно, – говорю я с набитым ртом.

– Надо запомнить: расставить по всему стадиону шелковые французские пироги. Снимать будем скрытой камерой. Некоторые пироги настоящие. Некоторые – нет.

– Это просто жестоко, – говорю я, проглотив кусок.

Мило улыбаясь, Пенни протягивает руку и проводит пальцем по уголку моих губ. Затем отстраняется и демонстрирует мне покрытый взбитыми сливками палец.

Даже не задумываясь, я подношу ее палец к своему рту и нежно слизываю взбитые сливки.

Наши взгляды встречаются.

В комнате воцаряется тишина.

Воздух густеет.

Прежде чем я успеваю остановиться, я беру ее палец в рот. Слегка касаясь губами, я тщательно его облизываю, не сводя с Пенни взгляда. Когда я ее отпускаю, она медленно опускает руку. Ее глаза широко раскрыты, она отводит взгляд в сторону, откашливается.

Я понимаю, что она так тщательно пыталась скрыть весь этот вечер. Она меня хочет. Я видел небольшие намеки и раньше, но сейчас, когда мы сидим в оранжевом свете огня, я точно уверен: Пенни чувствует то же самое, что и я.

Я беру вилку, подцепляю кусочек поменьше и подношу к ее рту.

Она смотрит на вилку, затем поднимает на меня взгляд прекрасных глаз, и я чувствую, как у меня все переворачивается внутри, когда она открывает рот и, не отводя от меня взгляда, изящно съедает кусочек.

В брюках становится тесно.

– Не могу поверить, что я так на тебя смотрю. – Пенни скидывает с колен пиджак. Она подбирает под себя ноги, и подол платья медленно ползет вверх. – Хочешь еще кусочек?

Я отрываю взгляд от ее ног – по гладкой коже пляшут отблески огня – и смотрю ей в глаза. Откашливаюсь и киваю.

– Да.

Я беру себе еще кусочек, на этот раз куда более скромный. А вот взгляд, которым за мной следит Пенни, скромным совсем не кажется. Когда я сглатываю, в глазах ее пляшет огонь.

Решив искусить судьбу, я подцепляю очередной кусочек пирога вилкой и подношу к ее рту. Мгновение она смотрит на пирог, затем приоткрывает губы. На грудь ей падает капелька взбитых сливок.

Мы одновременно опускаем взгляд. Взбитые сливки покоятся на холмике ее груди.

Черт…

– Давай помогу, – говорю я, чувствуя, как рот у меня наполняется слюной. Я выжидаю несколько секунд на случай, если Пенни решит возразить, но она молчит, только тяжело дышит, и я понимаю – можно.

Я протягиваю руку и очень медленно, очень нежно провожу пальцем по ее груди.

Господи Иисусе.

Мягкие. Полные. Аппетитные.

У нее перехватывает дыхание.

Мой член твердеет.

Мне хочется большего.

Я протягиваю ей палец. Я хочу почувствовать прикосновение ее губ, представить, что облизывает она совсем не мой палец. Я задерживаю дыхание, и мы смотрим друг на друга, в густом, наполненном похотью воздухе витает невысказанное обещание наслаждения.

К моему полному удовольствию, Пенни наклоняется вперед и, черт возьми, обхватывает мой палец губами.

Сначала она нежна и осторожна: просто медленно исследует мой палец языком. А потом… потом она начинает его посасывать, и с такой страстью, что у меня чуть ли не закатываются глаза.

Господи Иисусе.

Когда Пенни отстраняется, я окончательно теряю контроль. Моя броня дает трещину, и все, о чем меня когда-либо предупреждал Пэйси, меркнет во тьме. За считаные секунды этот вечер превратился из невинного «мы просто едим вместе пирог» в «я, черт возьми, собираюсь раздвинуть твои ноги и полакомиться твоей киской».

Я облизываю губы и опускаю вилку в коробку с пирогом, прежде чем отодвинуть ее в сторону.

– Ты уже все? – спрашивает Пенни.

– Это ты мне ответь, – говорю я и жду.

– Я бы съела еще кусочек. – Я тянусь за вилкой, но она меня останавливает. – Твой палец вкуснее.

Твою.

Мать.

Эти три коротких слова говорят мне: сейчас вечер совершит крутой поворот.

Мои фантазии осуществятся, и я вот-вот попробую на вкус Пенни Лоус.

Я обмакиваю палец в сливки и шоколад и протягиваю руку ей. Немного поколебавшись, Пенни встает на четвереньки и подползает ближе, усаживается мне на колени.

Да.

Именно здесь я, черт возьми, и хочу ее видеть.

Я опускаю руку на ее ягодицы, когда она берет в рот мой покрытый шоколадом и взбитыми сливками палец.

Ее губы скользят по моей коже. Она тщательно вылизывает палец, затем медленно отстраняется.

Мне.

Сносит.

Крышу.

В мгновение ока я опрокидываю Пенни на пол, и теперь она лежит на пледе, а я нависаю над ней, прижимая ее руки к полу.

– Скажи, что ты этого хочешь, – говорю я и с удивлением понимаю, что почти задыхаюсь.

Ее глаза ищут мои. Я вижу, как лихорадочно она думает, пытаясь понять, что же ей делать. Пожалуйста, не говори «нет». Я не уверен, что смогу это вынести.

Когда я уже думаю, что мои надежды рухнули, Пенни раздвигает ноги, позволив мне приблизиться, и признается:

– Я хочу этого. Очень сильно хочу.

И это все, что мне нужно было услышать.

Я припадаю губами к ее губам и наконец получаю то, о чем мечтал с тех пор, как впервые ее увидел.

И я беру от ситуации все.

Я завладеваю ее ртом.

Обхватываю ее грудь ладонями.

Мой твердый член упирается ей в живот.

Я впитываю ее стоны.

Я трахаю ее на пледе, перед камином, и когда она дрожит в моих объятиях и вот-вот уже кончит, я выхожу из нее и уношу в спальню, где целую и облизываю ее бедра, пока она не начинает царапать мою спину ногтями, умоляя о большем. Вот тогда-то я дарю нам обоим сладостное облегчение.

Никогда раньше я не испытывал ничего подобного.

Даже близко.

Невероятный экстаз, словно меня разрывает пополам. Это было что-то, что я словно всю жизнь берег только для нее. Только для Пенни.

Мы вместе засыпаем на моей гигантской кровати. Пенни прижимается ко мне, а я прижимаюсь к ней, надеясь и молясь, чтобы мне повезло еще хоть раз испытать блаженство, которое она мне подарила. Я знаю, что буду стремиться к этому всю оставшуюся жизнь.

Пропустил ли я подробности нашей совместной ночи?

Разумеется. Потому что, хоть это и важно – черт возьми, это перевернуло всю мою жизнь! – самое важное в этой истории то, что произойдет потом.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Пенни уже нигде нет. Все, что мне остается – это наслаждение, все еще бурлящее в моих венах, и короткая записка.

«Хорнсби, с днем рождения. Надеюсь, тебе все понравилось. Я одолжила у тебя толстовку. Верну ее позже.

Пожалуйста, сделай так, чтобы Пэйси никогда ничего об этом не узнал.

Пенни».

Никаких «Я тебе позвоню».

Никаких «Может быть, нам стоит повторить».

Только просьба никому об этом не рассказывать. И я, конечно, не собираюсь этого делать: ни сейчас, ни когда-либо еще. И не только потому, что мне нравится Пенни и я уважаю ее желания. Просто последнее, что мне нужно – это чтобы Пэйси обо всем узнал. Я дал ему обещание и нарушил его. Но самое худшее заключается в том, что я бы с удовольствием нарушил это обещание снова.

И еще раз. И еще.

Я бы нарушал его до полного изнеможения.

Вот настолько мне понравилось быть внутри Пенни.

Быть рядом с ней.

Когда на следующий день я открываю свой шкафчик в раздевалке, внутри нахожу свою толстовку. Она пахнет Пенни. Я подношу ткань к носу и глубоко вдыхаю запах, вспоминая, каково это было – держать ее в своих объятиях, слышать, как ее стоны эхом отдаются в моих ушах, наблюдать, как она извивается от удовольствия под моими прикосновениями.

Но именно тогда я осознаю суровую правду.

Для Пенни Лоус все кончено.

А для меня даже и близко нет.

Глава 5

Пенни

Пять недель спустя…

– Это шутка такая, да? – спрашивает Блейкли, держа в руках положительный тест на беременность. – Ты купила это в магазине приколов, чтобы надо мной пошутить, да?

– С какой это стати я бы стала шутить про беременность? – спрашиваю я, расхаживая по гостиной. – Это не только неправильно во всех отношениях, особенно в отношении тех, кто борется с бесплодием, но и вообще не смешно!

Я хватаюсь за лоб и пытаюсь успокоить свое бешено колотящееся сердце. Прошло пять недель с тех пор, как я провела ночь с Илаем.

Пять недель. И теперь…

– Погоди… То есть он настоящий? Настоящий тест на беременность? Ты беременна?

Я останавливаюсь, поворачиваюсь к Блейкли и киваю.

– Ну нет, – она качает головой. – Ни за что на свете. – Она показывает на мой живот. – Там сейчас ребенок? Нас сейчас не двое в квартире, нас трое?

Я прикусываю губу, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

– Да, в этой комнате сейчас находится трое людей.

– Вот блин. – Блейкли падает на диван. – И кто, черт возьми, отец? – как только вопрос слетает с ее губ, она вскакивает на ноги и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Господи Иисусе, это Хорнсби?

Помните, я говорила про подступающие к глазам слезы? Вот теперь они начинают градом катиться по моим щекам. Я киваю.

– Боже мой! Ты уверена?

– Он единственный парень, с которым у меня был секс за последний год. Так что да, я вполне уверена.

Я обмахиваю лицо ладонью, изо всех сил стараясь не дышать слишком часто.

– Что мне делать? Я, блин, беременна!

– Ты беременна ребенком Хорнсби! – Теперь и Блейкли принимается мерять шагами гостиную. – Слушай, Пэйси его убьет. Просто на клочки разорвет. Надеюсь, Хорнсби прожил хорошую жизнь. Потому что она скоро подойдет к концу.

– Что? Нет, – я качаю головой. – Пэйси ничего не узнает.

Блейкли замолкает.

– О, – произносит она. Плечи ее напрягаются. – Ну… это твой выбор. Твое тело – твое дело.

– Что? – спрашиваю я. – Нет, я не… Я не собираюсь это делать. Я бы не смогла.

Лицо Блейкли принимает крайне озадаченное выражение.

– Тогда как, по-твоему, Пэйси ничего не узнает?

– Пока ты сюда ехала, я как раз об этом думала. Вот единственный план, который пришел мне в голову: как только на горизонте появляется Пэйси, я срочно начинаю что-нибудь жевать. Буду есть без остановки. Всякий раз, когда Пэйси будет рядом, изо рта у меня будет торчать бургер. Или мороженое. Или даже целая пицца! Так что когда я начну набирать вес, он просто подумает, что я поправилась.

Блейкли кивает, постукивает пальцем по подбородку.

– Оригинальная идея. Совершенно гениальная. – Она поднимает в воздух палец. – Есть, правда, одна проблема. После девяти месяцев безудержного обжорства у тебя появится ребенок. Так что позволь спросить: а это ты ему как объяснять собираешься?

– Э-э… Случайная незнакомка подбросила к порогу моей квартиры младенца, потому что ей очень понравился мой цветочный венок, который висит на двери, и она решила, что я отлично справлюсь с воспитанием ребенка?

Блейкли делает глубокий вдох.

– Я понимаю, что ты беременна, и это творит странные вещи с твоим телом и разумом, но это полный бред. Пэйси, конечно, успел пару раз в жизни головой удариться, но не настолько сильно, чтобы это лишило его всякого здравого смысла.

– Ты уверена? – морщусь я.

– Абсолютно, – заявляет Блейкли. Мы обе продолжаем вышагивать по гостиной. – О-о! – Она резко останавливается. – А давай позовем Винни? Может, она придумает, как рассказать обо всем Пэйси. Она вроде как умная, и твой брат к ней прислушивается. Ее помощь очень бы пригодилась.