Началось все с звука откупоривания бутылки шампанского. Я уже поняла, что ожидается интересный вечер. Далее была музыка, если не ошибаюсь – Адель. Потом послышались глухой мужской голос и громкий женский смех, затем начала скрипеть мебель, дальше – равномерный громкий стук: как я думаю, спинка кровати билась о стену. Опыт в любовных утехах у меня был не самый богатый, но я ожидала, что скоро это должно закончиться, но знаешь что, дорогой дневник? Это не закончилось. Чем дальше в лес, тем громче был секс. В какие-то моменты соседка начала кричать так, как будто ее убивают, я даже вызвала бы полицию, чтобы спасти ее, если бы не это ее «господи!». Как можно быть верующей и развратной одновременно? Иногда там прорывалось «мамочки». Никогда не кричала подобного во время секса. Я вообще во время этого не ору. Мебель, судя по звукам, бросало по всему номеру от стены к стене, потому что каждый вопль сопровождался звуком перемещения ножек по ламинату. Я надела наушники и включила Земфиру, но между треками вопли соседки все же прорывались. В итоге альбом закончился, а секс нет. Я решила спуститься на ресепшен и выпить чая, и когда шла по коридору мимо номера, где в эту минуту происходил самый бурный секс всего южного побережья Турции, соседка вдруг издала победный вопль. Я замерла на какое-то время, в коридоре повисла звенящая тишина, я мысленно перекрестилась и пошла обратно в номер. За стенкой послышались звуки льющейся из душа воды и открылась дверь на балкон. Значит, кто-то моется, а кто-то курит. Я выключила свет и тихонько вышла на свой балкон. Здание было построено так, что если немного вытянуть шею, то можно было увидеть, что происходит у соседей. Так я и сделала. На балконе стоял высоченный турок в трусах и курил. У него был небольшой живот, и все его тело покрывали густые черные волосы. Чтобы меня не заметили, я спряталась обратно. Возраст его я не поняла, но, судя по удовольствию, которое получила моя соседка, мужчина находился в самом расцвете своих мужских сил. Интересно мне было посмотреть и на мою соотечественницу, которая любила упомянуть имя Господа Бога всуе, но, судя по звукам, она все еще мылась.

Я почистила зубы и легла спать. Но оказалось, что тот победный вопль стал окончанием лишь первого отделения. В два часа ночи я проснулась от очередных диких воплей. Соседку снова доводили до оргазма, и второе отделение было и громче, и интенсивнее, чем первое. Я решила, что терпеть это уже просто невозможно, натянула шорты и футболку и вышла в коридор, там я на какое-то время остановилась в сомнениях. Я собиралась постучать в чужой номер и прервать чей-то очень неплохой секс. Но с недавних пор я перестала быть той, кто готова терпеть то, что терпеть не обязана. Я громко постучала. Звуки секса прекратились, потом послышались голоса и далее шаги. Дверь приоткрылась, я увидела раскрасневшееся лицо девушки.

– Хватит орать! – рявкнула я.

– А тебе что, завидно? – улыбнулась она, дыхание ее еще не восстановилось, и она тяжело вдыхала и выдыхала.

– Я просто хочу спать, как и все остальные постояльцы четвертого этажа, а вы орете как иерихонская труба.

– Как кто? – скривилась она в гримасе.

– Погугли и перестань орать. – Я развернулась и направилась в номер, очень довольная тем, что проявила смелость и отстояла свое право на сон.

– Пошла на хрен! – услышала я за спиной, но ответить не успела: дверь уже закрылась.

Секс продолжился, но был уже тихим и закончился очень скоро. Я уснула сладким сном.

Утром позвонила мама. Она вспомнила, что я скоро возвращаюсь, и осознала, что жить, скорей всего, я приеду к ней, поскольку квартира, которую мы снимали с Павликом, была занята им, денег на аренду новой у меня не имелось. Странно, что я сама об этом не подумала. Мама решила начать разговор издалека:

– Варя, я общалась с нумерологом, попросила ее посчитать тебя… Ты готова выслушать?

– Нет, не готова, мне неинтересно, – ответила я сонным голосом.

– Я все же расскажу, в конце концов, Сюзанна соглашается считать далеко не всех. – В голосе матери звучала претензия, как будто она купила мне что-то очень дорогое, а я это не оценила.

– Сюзанна? Это кто-то новый? Никогда не слышала этого имени. В твоем паноптикуме новый персонаж? – Я буквально упивалась тем, что оскорбляю мать и ее новую шарлатанку.

– Сюзанна – моя ближайшая подруга и очень успешный нумеролог. У нее своя программа на телевидении! – Мать подождала, когда я приду в восторг, но поскольку этого не случилось, продолжила: – В общем, я звоню сообщить следующее: Сюзанна сказала, что в ближайшие дни с тобой случатся события, которые заставят тебя пересмотреть свою жизнь.

Я чувствовала, что мать читает откуда-то.

– Они уже случились, – равнодушно сообщила я. – Меня бросил жених, я в чужой стране, с искалеченной взрывом рукой и дебильной челкой.

Мать замерла в молчании, а потом громко заговорила:

– Что произошло? Почему ты мне ничего не рассказала? Я твоя мать и должна знать!

– Ну так звонила бы и спрашивала. Ты же выходишь на связь, когда кто-то из твоих подруг-аферисток советует тебе это сделать. – В эту минуту я вообще не заботилась о том, что могу обидеть мать. Я говорила правду.

– Да, это так, но ты же знаешь, мы несовместимы и подобное общение вполне очевидно, Варя.

Против этой несовместимости я была бессильна, поэтому даже не спорила.

– Так что там твоя Сюзанна еще насчитала?

– Она считает, что тебе пора начать новую, взрослую жизнь, принять себя и пройти свои уроки. Она сказала, что ты всю жизнь идешь, опираясь на кого-то, а это неправильно. – Мать дочитала цитату. Видимо она готовилась к разговору и все самое важное запротоколировала.

– Мама, если ты боишься, что я вернусь в твою квартиру, то не беспокойся, этого не случится. – Я смотрела в окно и хотела только кофе.

– А куда же ты пойдешь? Ты планируешь поселиться у кого-то из подруг? – В голосе матери звучало облегчение, и последний вопрос был абсолютно риторическим.

Что бы я ни ответила, ее не волновало, главное, что не к ней, но я знала, как ее задеть.

– Я пойду жить к отцу, – тем же ровным голосом сказала я.

– К отцу? – Мать взвизгнула. – К отцу?! За что ты меня так ненавидишь? За что?

– Мама, это не ненависть, это несовместимость. В наших с тобой отношениях нет правых и неправых. Мы посланы друг другу, чтобы пройти кармические уроки, давай же сделаем это достойно, чтобы в следующей жизни не встретиться.

– Я думала, ты в это не веришь…

– Я и не верю, это был сарказм. До свидания. – И отключилась.

Отец от нас ушел, когда мне было двенадцать. Я его совсем не винила: выдержать эту пытку эзотерикой не смог бы даже победитель «Битвы экстрасенсов». Каждый день мать пилила его, обосновывая свои претензии какой угодно херней, но не здравым смыслом.

Отец ушел к маминой подруге Лиде. Она, как и я, не верила в гороскопы и была женщиной очень приземленной, и то, что папа нашел утешение в ней, лично для меня сюрпризом не стало. Но если ты, дорогой дневник, подумал, что у нас с отцом прекрасные отношения, то вовсе напрасно. Лида забрала отца, но все, что шло к нему в придачу, она брать не хотела. Однажды я позвонила им на домашний телефон и вежливо попросила папу, на что Лида очень членораздельно сказала: «Варвара, запомни, больше у тебя нет папы. Ты меня поняла? Не надо сюда звонить ни-ко-гда». Я и не звонила. Я знала, что примерно через год они переехали в другой район Москвы, об отце мы вспоминали крайне редко и в основном тогда, когда он не вовремя перечислял алименты. Где он и что с ним, мне было неизвестно. Отец из-под одного каблука ушел под другой, я его не винила, такой он был человек. Я решила, что если бы я являлась хорошей дочерью, он общался бы со мной, а так как я была плохой и знала это с детства, то с пониманием относилась к тому, что отец вычеркнул меня из своей жизни.

После разговора с матерью я позвонила Викиной маме, извинилась за бред, который надиктовала, и тетя Марина сказала, что понимает меня и обид не держит, добавила, что Викуша поправляется и к моему возвращению ее должны выписать. Затем я позвонила в страховую сообщить, что пострадала от возгорания. Девушка из колл-центра зафиксировала информацию и пообещала, что свяжется со мной. Тут я наконец-то решила спуститься на ресепшен и позавтракать, но в дверь постучали.

Я открыла, в коридоре стояла моя соседка, которая ночью послала меня на хрен. В руках у нее были два больших одноразовых стакана с кофе.

– Мир? – с улыбкой спросила она.

Я хотела прокричать: «Пошла на хрен», – но кофе пах так вкусно, что я протянула руку за стаканом.

– Это мой. – Она прижала его к себе. – Он очень сладкий. А это тебе – капучино без сахара.

Все как я люблю.

– Я тоже извиняюсь, не надо было мне ломиться, просто я хотела спать, – сказала я.

– У кого кофе попьем: у тебя или у меня? – Она говорила со мной так, как будто мы были лучшими подругами. – Давай у меня, я вчера купила вкуснейшую пахлаву. – На последних словах она повернулась к своему номеру и приложила к замку ключ-карту.

Меня впервые пригласил в гости человек, имени которого я даже не знала. В комнате царил беспорядок, везде валялись одежда и обувь. Ночного кавалера я не увидела: видимо, он уже ушел. Соседка открыла холодильник, достала коробку со сладостями и пошла на балкон, кивнув мне головой следовать за ней. Там она закурила, отпила кофе и наконец-то представилась.

– Меня зовут Айрин, – сказала она, выпуская дым через ноздри. В ее речи был легкий акцент.

– Варвара, – произнесла я.

– Если честно, то я Ирина, но так как я живу в Штатах, все зовут меня Айрин, – засмеялась она.

– Тогда я Барбара, – улыбнулась я.

Айрин рассказала, что она дочь русских эмигрантов, которые в девяностых уехали из России в Штаты и там открыли бизнес, связанный с транспортировкой грузов по суше. Периодически она переходила на чистейший английский и извинялась за это.

– Скоро я приступаю к работе в компании моих родителей, но прежде решила посмотреть мир. После Нового года я, как все, буду жить от отпуска до отпуска. – Она скривила лицо. – А ты почему одна? Или не одна?

– А я в отпуске, – соврала я. – У меня свой книжный магазин. Я решила, что имею право позагорать, и улетела. – Оказалось, что врать мне нравилось.

– Что с твоей челкой? – Она смотрела на мои обгоревшие волосы.

И тут я вспомнила наши разговоры с Павлом Дмитриевичем о том, что я должна повернуться к миру лицом и начать общаться с людьми. Если прежде мне приходилось делать над собой усилия, чтобы начать разговор, то тут беседа складывалась сама собой. Айрин так искренне интересовалась моей жизнью, что я решила рассказать ей правду. История о том, как Павлик бросил меня у загса и как я одна оказалась в Турции, заняла примерно две минуты. Затем дошла очередь и до костра на пляже.

Я вынула телефон, показала ей видео и сказала, что это я. Айрин выпучила глаза.

– Да так же можно было и без глаз остаться!

Я кивнула.

– А Павлик твой – подонок. Попереживай еще пару дней, а потом найди нового парня и устрой с ним такой секс, чтобы соседи в отеле напротив услышали!

Она мне нравилась.

– Давай сходим в салон и сделаем тебе стрижку?

До этого дня я даже не думала, что так можно поступить. В Фетхие парикмахерские были на каждом углу, но ни в одной из них я не видела женщин, там всегда стриглись, брились и красились мужчины. Соседка рассказала, что на пляже есть отель, в котором открыт «нормальный салон» и мастера там что надо. Я упомянула, что осталась без денег благодаря одному сердобольному англичанину, и тут она предложила мне оплатить стрижку: «Пусть это будет моим извинением за ночные беспокойства». Я пообещала подумать. Мы допили кофе, доели сладости. Айрин ушла на пляж, а я отправилась к себе. У меня намечалась встреча с Павлом Дмитриевичем.

Дорогой дневник, почему совершенно посторонние люди интересуются моей жизнью? Что происходит? Должна ли я их отшивать? Обсужу это со своим психологом.