Запись 9
Пластырь для сердца

Дорогой дневник, или глубина моей депрессии была не так велика, или Павел Дмитриевич хороший психолог, или еще что, но мне стало легче. Я уже могу дышать без боли в груди, не задыхаюсь от истерики и гнева. Из женщины, которая всерьез задумывалась над вопросом «а стоит ли дальше жить», я трансформировалась в женщину «жизнь такая дерьмовая». Я, конечно же, не излечилась за один день, но все же некоторые улучшения заметны. Сейчас расскажу какие. Во-первых, я стала спать, а не впадать в кому на ночь. У меня теперь вполне обычный сон, почти как раньше, с той лишь разницей, что я вижу цветные сны. Иногда это кошмары, но меня это не пугает, лучше так, чем забвение. Я стала просыпаться по утрам из-за пения муэдзина. До этого я его не слышала, настолько сильно мой мозг отключал все мои системы, исключая важнейшие для жизнеобеспечения. Теперь же утром я слушаю, как его песня эхом разлетается по пустому городу, и затем опять засыпаю. Причина, по которой я частично воскресла, кроется в том, что последние два дня я почти забыла про Павлика. Хотя нет, не забыла, я просто перестала о нем думать, мне было не до него. Моя новая подруга, та, что из соседнего номера, буквально ворвалась в мою жизнь и перевернула все вверх дном. Помнится, Павел Дмитриевич просил меня больше доверять своему сердцу, давать людям шанс и вообще стараться чаще общаться, вот я и послушалась. Может, первое знакомство у нас и не задалось, но зато после примирения мы с Айрин если не сдружились, то прониклись друг к другу симпатией. Расскажу немного о ней.

Ей, кажется, двадцать четыре или двадцать пять, она младше меня, но при этом словно бы старше. Где она только не бывала: пьянствовала с Линдси Лохан на Миконосе, путешествовала в джунглях Камбоджи, похоронила своего инструктора по йоге путем сожжения тела на костре в индийском городе Варанаси. В общем, ее жизнь – сплошной телеканал «Дискавери».

Мы выпили кофе у Айрин на балконе, а затем встретились после обеда, и я дала себя уговорить пойти с ней в салон красоты. Честно сказать, меня всегда немного тошнило от подруг, которые ходят вместе по салонам, магазинам, вечеринкам, такие «не разлей вода подружки». Я не верила, что бывают такие отношения, когда абсолютно всем в этой жизни хочется с кем-то делиться. Но вчера на время все изменилось. Сегодня, правда, я опять считаю таких подружек тошнотворными, но конкретно вчера мы с Айрин примерно такими и были. Она привела меня в салон и усадила в кресло. Мастером оказался очень брутальный парень из Латвии по имени Макс, весь забитый татуировками. На правой его руке красовалась горилла с гитарой, на шее огромный черный крест. Я спросила, что бы это могло значить, он сказал, что там было имя его бывшей и после расставания он решил таким образом избавить свое тело и душу от любых напоминаний о ней. После этого рассказа я поняла, что ему можно доверять, и даже в двух словах поделилась своей историей.

– Так сколько, ты говоришь, дней прошло после случившегося? – У него был очень интеллигентный акцент, и по-русски он говорил правильно.

– Наверное, дней восемь… – Я и вправду потеряла счет дням, я даже пыталась вспомнить сегодняшний день недели, но не смогла, точно знала, что сейчас или среда, или четверг.

– Поздно ты… – засмеялся он.

– Что поздно?

– Поздно пришла подстригаться. Обычно девушки приходят на четвертый день после расставания. Если бы ты знала, сколько их в этом кресле было. – Он говорил, а сам тем временем запустил пальцы в мои волосы и тряс их в разные стороны.

– Почему на четвертый? – Я впервые слышала о том, что все девушки после расставания совершают определенный набор поступков, расписанный по дням.

– Первый день она в шоке и истерике, второй день ее утешают подружки и говорят, что она точно найдет себе кого-то лучше, третий день уходит на фильмы и мороженое, а на четвертый она хочет начать новую жизнь и душа требует перемен…

– И они идут стричься и краситься? – Он мне уже нравился.

– Бинго. – Парень смотрел на меня в отражении, в его лысой голове отражалось солнце. – Ну так что хотим?

Я повернулась к Айрин, которая в это время переписывалась по телефону и как будто не слышала разговора, но когда я ее окликнула, то тут же включилась в беседу ровно в том месте, где та прервалась.

– Надо что-то сделать с этой челкой, она с ней как Жанна д’Арк. Сможешь? – Айрин озадаченно смотрела на мое отражение.

Макс провел широкими ладонями по волосам влево-вправо, скривил рот и предложил сделать челку еще короче. У меня на спине выступил пот. Я жутко нервничала из-за того, что впервые за последние двадцать лет сижу в кресле парикмахера, но успокаивала себя тем, что хуже точно быть не может. На меня накинули мантию, и далее я с ужасом наблюдала, как мои рыжие волосы летят в разные стороны. Я уже даже мысленно примеряла на себя парик, который висел на пластмассовой голове, стоящей на подоконнике, но через двадцать минут вдруг поняла, что такое мероприятие, как стрижка, и правда, может, пусть и не очень надежно, но все же склеит разбитое сердце девушки.

– Пошли помоем, – скомандовал мастер.

Я лежала и смотрела на потолок, мои волосы и так были редкими, но сейчас, после стрижки, мне казалось, что Макс моет лысый череп. В какой-то момент он принялся с силой нажимать кончиками пальцев на кожу головы, я вздрогнула.

– Это что сейчас было? – удивилась я.

– Это был массаж головы. Не понравилось?

– Нет, просто немного неожиданно. Если это входит в стоимость стрижки, то я не против. – Тут я закрыла глаза, и он еще раз проделал то же самое.

А дальше, дорогой дневник, случилось чудо. Я смотрела в зеркало и не могла поверить в то, что это я! Стрижка получилась немного мальчишеской, но она как будто сделала меня моложе. Мне впервые вдруг понравились мой нос и изгиб бровей. Почему никто раньше мне не говорил, что для того, чтобы стать увереннее, надо всего лишь оказаться брошенной у дверей загса и сходить к правильному парикмахеру?

– Так как челка короткая, а волосы мягкие, лучше ее чем-то фиксировать. – Он открыл шкафчик, извлек оттуда какую-то баночку и протянул мне. – Вот тебе подарок от меня. Пусть этот мудак поскорее забудется.

– Спасибо, но вряд ли я с этим справлюсь, – промямлила я, показывая на баночку.

– А тут и справляться нечего: разотри между ладонями немного и нанеси на влажные волосы, будет как сейчас. Гарантирую! – Он улыбнулся и, как тореадор, изящным жестом снял с меня накидку.

Айрин захлопала в ладоши.

Стрижка стоила недешево – пятьсот турецких лир. Моя подруга сказала, что, как и обещала, за все заплатит, но ее карта не сработала, потом еще раз и еще… Она выругалась матом и обратилась ко мне:

– В этой стране вечно какие-то проблемы, моя американская карта работает через раз. Ты можешь заплатить? А я вечером сниму и отдам.

Я прикинула: на моей карте было примерно семнадцать тысяч, пятьсот лир по нынешнему курсу получалось около двух тысяч в рублях. Я протянула свою, и деньги списали.

Мы уже уходили, когда Макс спросил:

– Ну что, теперь следующая стадия?

– А какая следующая стадия? – повернулась я к нему.

– Как какая? Уйти в отрыв! – удивился он. – Ты в Турции – веселись! Напейся!

– Тамам! – воскликнула я, Макс засмеялся, а Айрин непонимающе взглянула на нас, и я сказала ей, что позже объясню, что это значит.

Мы прогулялись по пляжу, выпили апельсинового фреша, затем я пошла в номер, а она – «разбираться с картой».

Я смотрела на себя в зеркало в ванной и не могла поверить, что это я. Как будто вместе с остриженными волосами в урну сгребли и выбросили часть моих проблем. Красавицей я не стала, но выглядела значительно лучше. Мне захотелось показаться матери. Все же произошли кардинальные перемены во внешности. Я позвонила ей по видеосвязи. Первое, что я увидела, – это ее ухо.

– Мама, я звоню по видео, не надо прикладывать телефон к уху.

Далее изображение описало круг, и передо мной появилось вытянутое лицо матери, с этого ракурса она выглядела старой и некрасивой.

– Что случилось? – спросила она. Я видела ее ноздри и часть потолка за ее головой.

– Ты не можешь поднять телефон так, чтобы я не видела волосы у тебя в носу?

Камера взмыла вверх, и мать предстала в привычном виде.

– О господи, ты подстриглась? Сейчас? – Эта женщина впервые видела меня с короткими волосами, но отреагировала именно так.

– Что значит – сейчас? Тебе не нравится?

– Так ты стала похожа на своего отца. – Значит, не понравилось.

– И что? Я его дочь. – Я уже жалела, что позвонила.

– К сожалению, да, это точно не исправить. – Мать отвернулась. – Стричься сегодня – плохая идея.

– Почему же, мама?

– Потому что убывающая луна. Хорошо, что ты еще не покрасила волосы. – Мать все еще смотрела на что-то, что было левее нее.

– А ты, значит, стрижешься в правильные фазы луны…

– Всегда, – отрезала она.

– Так почему же твоей стрижке это никак не помогает, мама? – Я мысленно похвалила себя за этот вопрос.

– Что ты имеешь в-в-в-в… – Мать зависла и рассыпалась на пиксели.

– Мама, ты зависла? Или это аневризма головного мозга?

Из телефона доносились какие-то обрывки звуков, но разговор можно было заканчивать. Мы испортили друг другу настроение, значит, общение состоялось. Я отключилась.

Я вспомнила слова Макса про то, что теперь следует уйти в отрыв. На моей карте осталось тысяч пятнадцать – если сильно не шиковать, то можно и напиться, но с кем это сделать? Зейнеп, хотя и относилась ко мне хорошо, на роль собутыльницы не годилась, Мартин, наверное, уже покорял высоты турецкого побережья, Юсуфа я вообще мало знала, а больше знакомых у меня не было, не считая Айрин, конечно. Она идеально для этого подходила, но я боялась ей это предлагать и вообще не хотела набиваться к ней в подружки. А знаешь почему, дорогой дневник? Потому что она мне невероятно нравилась, и я боялась ее спугнуть. Словно я опять очутилась в школе и, будучи серой мышью, мечтала подружиться с самой красивой девочкой в классе.

Айрин являлась полной моей противоположностью. Она была красавицей. У нее, так же как и у меня до стрижки, каре, вот только волос в шесть раз больше, они лежат естественно и красиво, словно растрепанные морским ветром, и блестят. Я долго думала, кого она мне напоминает, и вспомнила молодую Софи Марсо. От Айрин буквально перло энергией. Когда она шла со мной по улице, на нее оборачивались все – от бездомных собак до продавцов мороженого. И дело было даже не в сосках, который торчали из-под футболки, хотя, наверное, и в них тоже, но и в том, что она казалась каким-то сгустком энергии, красоты, харизмы и сексуальности. Она как шаровая молния. Не шла, а летела. Я просто мечтала стать ее подругой, но не знала, как это сделать.

Я открыла шкаф и достала платье. Я собиралась надеть его на фотосессию у моря. Мы с Павликом, как и любая пара в медовый месяц, хотели запечатлеть свое счастье на века и запланировали съемку. Длинное платье, которое, по моей задумке, должно было красиво развеваться на ветру, висело в целлофане еще с биркой, куплено оно было специально для такого случая. Я сняла пленку и приложила наряд к себе, выглядело неплохо. Мне было обидно, что я выбросила балетки, но с кедами, подумала я, тоже будет хорошо. А потом, дорогой дневник, мне стало как-то не по себе. Я хотела понравиться мало знакомой мне девушке, и это было странно. Но прозябать остатки дней «медового месяца» в номере являлось не лучшей перспективой, я решила поспать, чтобы вечером не быть сонной. Я надеялась именно сегодня приступить к новой фазе оздоровления моей растоптанной девичьей души. Аккуратно, чтобы не помять укладку, я легла на кровать, разместила голову между подушками, так и уснула.

Вечером я в бледно-розовом платье спустилась к ресепшен, но чувствовала себя уже не так уверенно, как днем, хотя прическа моя и правда почти не помялась. Я села на террасе и стала ждать, когда появится Айрин. У нас завяжется разговор, и я предложу ей повеселиться.