Когда мисс Мосби останавливается на «ухмылке» Освальда, она подсказывает, в каком контексте следует прочитывать ее интервью. В сочетании с его непопулярными марксистскими пристрастиями и критическим отношением к американским ценностям и политике Освальд в глазах американского читателя предстал весьма сомнительной личностью. Ничего личного: мисс Мосби просто делала свою работу.

Журналист нашла Освальда вежливым, но несколько чопорным. Внешне она выказывала ему сочувствие, но основной ее целью было извлечь из Освальда как можно больше информации для своей статьи. Если Освальд полагал, что привлечет ее на свою сторону своей откровенностью, то он глубоко заблуждался. Позже Освальд испытал глубокое разочарование, когда статья Мосби вышла из печати.

На следующий день после интервью пришла хорошая новость. Документ, доставленный курьером, информировал Освальда о том, что ему разрешено пребывать в СССР до тех пор, пока не будет принято окончательное решение по его делу. Американец истолковал это как признак того, что его инициативы начинают приносить плоды.

Второе интервью Освальд дал 16 ноября Присцилле Джонсон МакМиллан12 из Североамериканского газетного альянса (North American Newspaper Alliance). Она навестила Освальда непосредственно в его гостиничном номере. МакМиллан нашла Освальда сдержанным, тихим, скорее мягким по своей натуре мальчиком. Как и в интервью с Мосби, он подчеркивал серьезность своих намерений остаться в Советском Союзе. Молодой американец два года ждал этой возможности. Освальд изложил причины своего решения связать свою жизнь со Страной Советов. Он подчеркнул, что никогда не был членом коммунистической партии, хотя и считал себя марксистом. О своей попытке самоубийства Освальд умолчал.

Его пространная речь об экономической теории Маркса не убедила П. Д. МакМиллан. Она нашла его знания в этом вопросе весьма поверхностными. У журналистки также создалось впечатление, что, несмотря на все его увлечение Советским Союзом, Освальд все же оставил себе некоторую свободу действий для возможного возвращения в Штаты13.

До конца ноября и весь декабрь американец терпеливо ждал решения своего вопроса. Время медленно тянулось. Проходили дни и ничего не происходило. На какое-то время Римма Ширакова стала его единственной связью с внешним миром. По многу часов Освальд был занят изучением русского языка по русско-английскому самоучителю. Он редко покидал свой гостиничный номер. Его финансы были на исходе. Но администрация отеля, похоже, была удовлетворена обещанием американца оплатить счет, как только он получит денежный перевод из США. Монотонность существования Освальда была нарушена лишь дважды, когда его вызывали в ОВИР для собеседования с тремя чиновниками, которые, как написал он в своем дневнике, «похоже, совсем меня не знают»14.

Наконец в начале января 1960 года, после почти трехмесячного ожидания с момента его прибытия в Москву, Освальду сообщили, что ему выдан вид на проживание в СССР. За этот период он прошел через попытку суицида, побывал в больнице, общался с разными чиновниками, как американскими, так и советскими, которые проверяли серьезность его намерения остаться в СССР, занимался перепиской, общался с журналистами… Все это время он пребывал в состоянии тоскливого ожидания, неопределенности, страха за свою дальнейшую судьбу… Но он выдержал эти испытания и добился своей цели.

Это было началом счастливого периода. Освальду была оказана значительная финансовая поддержка со стороны Красного Креста. Все его финансовые проблемы, включая счета за гостиницу, были урегулированы благодаря этому щедрому пожертвованию. После у него все еще оставалась приличная сумма, чтобы начать новую жизнь.

На вопрос Риммы, счастлив ли он, Освальд ответил утвердительно. Американец записал в своем дневнике, что ему предложили город Минск в качестве места жительства.

Бывший председатель КГБ Владимир Семичастный15 отметил, что кроме столицы Белорусской ССР Минска Освальду была предоставлена свобода выбора между довольно большим количеством разных мест, включая любую из прибалтийских республик (Эстонию, Латвию и Литву). Как отметил Семичастный, собственный выбор Освальда пал на Минск16.

Именно в это время Освальд получил в оперативных разработках КГБ еще одно прозвище – Лихой17. Оно возникло путем сочетания начальных букв его имени – Ли Харви Освальд. Очень изобретательный подход сотрудников КГБ, свидетельствующий об их богатом воображении. Возможно, данное прозвище было навеяно изобретательностью и активностью Освальда в его стремлении остаться в СССР.

Как сказал Владимир Семичастный в телевизионном интервью, вышедшем в эфир в ноябре 1993 года18, в КГБ впервые заинтересовались Освальдом, когда тот обратился к властям с прошением о получении советского гражданства. Сотрудники КГБ изучали Освальда под прикрытием паспортно-визового отдела и пришли к выводу, что нет каких-либо оснований позволить американцу оставаться в СССР. Он не обладал какой-либо полезной информацией и был признан весьма посредственным субъектом. Семичастный сказал, что они также не видели перспектив использования Освальда в каких-либо возможных специальных операциях.

Характеристика бывшего сотрудника советских спецслужб противоречит другой информации об этом американце. Так, Освальд продемонстрировал интеллект выше среднего при прохождении курсов радиолокации и управления воздушным движением во время службы в морской пехоте США19. Лейтенант Джон Донован, командир Освальда на авиабазе Ацуги, считал последнего хорошим руководителем вверенной ему группы, очень компетентным, умнее большинства окружающих его служащих20.

В КГБ были убеждены, что Освальд не был агентом Соединенных Штатов: американские секретные службы вряд ли выбрали бы такую посредственность в качестве своего секретного сотрудника. Утверждение Владимира Семичастного о том, что Освальд не знал никаких секретов, не соответствовало действительности. Позже экс-председатель КГБ признал, что Освальд располагал секретной информацией, но на тот момент она устарела и не представляла интереса для советской разведки. По его выражению, о ней «щебетали все птицы»22. Однако это может быть истолковано и как то, что Освальд был осторожен, чтобы не выдать советским спецслужбам ничего действительно важного. Психолог, наблюдая за телевизионным выступлением В. Семичастного, обратил бы внимание на то, что местами тот демонстрировал классический набор жестов, характерных для тех, кто говорит неправду.

После трехмесячных мытарств Освальда КГБ совместно с Министерством иностранных дел СССР приняли решение отказать Освальду в его прошении остаться в стране. Но, несмотря на возражение спецслужб, Освальду удалось обойти эту всемогущую организацию. Интересно узнать, каким образом мнение КГБ в отношении Освальда было не принято во внимание.

Помощник Никиты Хрущева Леонид Замятин, хорошо осведомленный о том, что происходило в высших эшелонах власти, сообщил следующее. После того как слухи о попытке самоубийства американца достигли ЦК КПСС, оттуда поступил телефонный звонок с требованием представить объяснение. КГБ и МИД представили совместный документ, информирующий Центральный Комитет о ситуации с Освальдом. В отчете высказывалось опасение, что события вокруг американца могут негативно отразиться на отношениях между США и СССР. Также сообщалось мнение сотрудников контрразведки, которые не исключали возможности того, что Освальд был послан в СССР с какой-то секретной миссией.

Этот отчет привлек внимание Екатерины Фурцевой23, влиятельного члена Президиума ЦК КПСС. Она была известна своей импульсивностью и эмоциональностью. Изучив отчет, высокопоставленная чиновница отругала бюрократов из КГБ и МИДа, которые не смогли понять молодого американца, приехавшего в СССР, чтобы внести свой вклад в построение социализма.

По словам Леонида Замятина, критика Екатерины Фурцевой повлияла на решение в пользу Освальда, и ему наконец был предоставлен вид на жительство. Таким образом, согласно этой версии, Освальду выдали вид на жительство в Советском Союзе лишь потому, что за него заступилась высокопоставленная партийная особа24.

По другой версии, это был член Президиума Анастас Микоян25, который посчитал возможным позволить Освальду остаться в Советском Союзе и похлопотал за предоставление тому вида на жительство26.

Перебежчик Юрий Носенко, бывший сотрудник КГБ, представил свою версию, почему Освальду разрешили остаться в Советском Союзе. Он сказал, что это произошло по причине драматической попытки самоубийства, которую тот совершил27. Опасаясь, что при очередном отказе американец может повторить попытку, было решено предоставить ему вид на жительство. Таким образом, Освальд просто вынудил власти принять решение в его пользу.

Любопытно, что рассказ Носенко во многом перекликается с версией бывшего председателя КГБ Семичастного, который сказал, что, опасаясь, как бы Освальд не повторил попытку суицида, власти решили выслать его из Москвы в Минск28.

Сложность выяснения, кто конкретно стоял за решением выдать Освальду вид на жительство, частично связана с установившейся системой функционирования советской бюрократии. Мнение сверху, высказанное в форме устного указания по телефону, воспринималось как приказ. Это «телефонное право» зачастую было способом управления высшими партийными кругами. Следуя такой практике, не сохранялось каких-либо документальных свидетельств, связывавших конкретное указание с его высоким источником. Похоже, так было и с участием Екатерины Фурцевой и Анастаса Микояна в принятии решения об Освальде.

В то время как Владимир Семичастный преуменьшал интерес руководимой им службы к Освальду, Леонид Замятин утверждал, что молодой американец вызывал определенный интерес у КГБ. В Советском Союзе были обеспокоены также тем, что Освальд мог мог стать потенциальной проблемой в отношениях между США и СССР29.

Трудно представить, что советские спецслужбы не смогли бы выдворить Освальда из страны, если бы они действительно этого хотели. Скорее всего, КГБ имел какие-то виды на Освальда, но пожелал при всем этом остаться в тени и предоставить другим поспособствовать получению американцем вида на жительство.

В сложившихся обстоятельствах вмешательство Екатерины Фурцевой разрешило проблему. Она, опытный член Президиума ЦК КПСС, поднаторевшая в кабинетных играх, проигнорировав возможные международные осложнения, мнение специалистов по контрразведке и неопределенность в отношении состояния психического здоровья Освальда, взвалила бремя ответственности принятия решения на свои плечи, приказав предоставить американцу вид на жительство. Все с облегчением вздохнули и приступили к исполнению указания сверху.

Скептикам пришлось бы довольствоваться расплывчатыми объяснениями об эмоциональной женщине, которая своими решениями бросила вызов всякой логике. Можно было бы возразить, что Екатерина Фурцева была не единственным членом Президиума, которого проинформировали о деле Освальда. Эта информация могла лечь на стол члена Президиума, придерживающегося противоположных взглядов на Освальда. Но, согласно версии КГБ, это была именно Екатерина Фурцева, и все на этом.

Собственный взгляд Освальда на события проливает свет на наивность американца и его незнание приемов работы КГБ. Освальд упоминает в своем дневнике о своих встречах по крайней мере с восемью официальными лицами (то есть сотрудниками КГБ). После каждого интервью Освальд выносил впечатление, что эти люди понятия не имели о его предшествующих интервью. Вот его рассказ об очередной встрече с четырьмя официальными лицами: «Они расспрашивают меня о чиновнике, с которым я встречался ранее (очевидно, тот вообще не передал мое прошение и хотел просто избавиться от меня). Я описываю его, они делают пометки»30.