Ода чуть ли не силой увела Глеба от его братьев, которые уже пристали к нему с настойчивыми расспросами. По лицу Глеба, по поведению воеводы Гремысла младшие братья догадались: случилось что-то неладное, но что?.. Ода не позволила развернуться их жадному любопытству. Ей самой не терпелось узнать хоть что-то о Ростиславе, занимавшем все её мысли.

– Мы расстались с Ростиславом почти дружески, – неторопливо рассказывал Глеб. – Я подарил Ростиславу на прощанье свой Псалтырь. Как я понял с его слов, на Руси для него не осталось места по милости его дяди Изяслава.

– А про Курск Ростислав ничего тебе не говорил? – поинтересовалась Ода. – Отец твой посадил было Ростислава на курское княжение, но он вскоре ушёл оттуда. Ушёл незнамо куда…

– Нет, не говорил, – ответил Глеб. – Ростислав упоминал про Новгород, про Владимир и Ростов… В Новгород тянет Ростислава, ведь там погребён его отец.

Ода вздохнула про себя: ведает ли Ростислав, что её сердце тянется к нему? Чувствует ли он это в далёкой Тмутаракани?

– Ещё Ростислав о сыновьях своих сокрушался и о жене, – сказал Глеб. – Он просил, чтобы я уговорил отца своего проявить заботу о них, не дать излиться на голову Ланки гневу Изяслава. Со своей стороны Ростислав готов во всём подчиняться черниговскому князю, ибо признаёт за ним владение тмутараканское.

– А мне Ростислав ничего не просил передать? – спросила Ода, стараясь говорить ровным голосом. – Ни на словах, ни письменно?

Глеб вдруг смутился и слегка покраснел. В тонких чертах его безусого лица появилось что-то мальчишеское и наивное.

– Ростислав извиняется перед тобой, матушка, за то, что он оказался столь неблагодарным к твоему гостеприимству, и… – Глеб запнулся.

– И что? – как эхо отозвалась Ода. Её большие синие очи так и впились в лицо юноши.

– Ростислав кланяется тебе, матушка, – пробормотал Глеб, опустив взор.

Ода была на редкость прозорлива, к тому же она прекрасно разбиралась в мужчинах.

– Полагаю, Ростислав шлёт мне не поклон, а нечто иное, более приятное для всякой женщины, – с мягкой улыбкой произнесла княгиня. – Не так ли, Глеб?

Юноша покраснел ещё сильнее и сделал кивок головой.

– Ростислав шлёт тебе, матушка, свой поцелуй, – выдавил он из себя, не поднимая глаз.

Сердце Оды от радости запрыгало в груди, её улыбка стала ещё очаровательнее.

– Неужели, Глеб, я настолько тебе неприятна, что у тебя не возникает желания поцеловать меня? – промолвила Ода с едва уловимым акцентом, неизменно появлявшимся в её речи при малейшем волнении.

– Мы же поцеловались с тобой, матушка, при встрече, – по-прежнему смущаясь, проговорил Глеб и взглянул на Оду.

Конечно, Оде не дашь двадцать девять лет, и Глебу всегда приятно целовать её, однако в приятности этой было нечто такое, что слишком сильно кружит ему голову. За те четыре года, что Глеб не видел Оду, его мачеха похорошела ещё больше. А может, просто он сам стал старше и смотрит теперь на Оду не как на приёмную мать, но как на красивую молодую женщину.

Оде же во взгляде Глеба почудилась готовность немедленно поцеловать её. Она поднялась с кресла. Глеб тоже встал, решив, что разговор окончен и ему пора уходить. Однако в следующий миг Глеб догадался, почему так пристально и с таким явным ожиданием глядит на него Ода.

Глеб шагнул к мачехе с решимостью обречённого и наклонился: Ода была ниже его на целую голову. Глеб хотел поцеловать Оду в щеку, но та подставила ему губы. При этом Ода нежно обвила руками шею Глеба, продлив момент поцелуя. Ода и не догадывалась, что тем самым она исполнила давнее заветное желание Глеба.

– Ростислав не стал бы целовать меня сыновним поцелуем, – пояснила Ода, серьёзными глазами глядя на Глеба. – Ростислав многим обязан мне и… твоему отцу тоже. Понимаешь?

– Не совсем, – откровенно признался Глеб. – Мне показалось, матушка, что Ростислав неравнодушен к тебе.

– Тебе только показалось, мой дорогой. – Ода вновь улыбнулась и ласково провела ладонью по щеке Глеба.

– Нет, я уверен, что Ростислав влюблён в тебя, матушка, – сказал Глеб, в котором вдруг проснулся ревнивый мужчина.

– В таком случае прости его, – мигом нашлась Ода, – ведь христианину пристало прощать своего ближнего. Если дьявол и искушал Ростислава моими прелестями, то он переборол себя и уехал от меня аж вон куда – в Тмутаракань! Хотя, полагаю, истинная причина бегства Ростислава на юг отнюдь не во мне, ибо не было греха между нами и быть не могло. – Ода так посмотрела в глаза Глебу, что разом убила все его подозрения, если они и были у него. – Я рада, мой милый, что между тобой и Ростиславом не было вражды, ведь вы друг для друга двоюродные братья. Нет хуже зла, чем проливать родную кровь. Ты хоть и молод, Глеб, но тоже сознаёшь это. А вот отец твой не такой человек…

Уже лёжа на кровати рядом с супругом, Ода терзалась мыслями о том, как бы ей уменьшить гнев Святослава против ретивого племянника, как спасти красивую голову Ростислава от опасности, нависшей над ней. Дружина у Святослава сильная, а сам он грозен в рати! Даже Изяслав его побаивается.

Сон сморил Оду далеко за полночь, а когда она открыла глаза, то в окна опочивальни уже глядел серый осенний день. На широкой скамье у стены рядом с её одеждой лежала небрежно брошенная исподняя рубаха Святослава, а его самого не было в постели.

Ода окликнула Регелинду, свою любимую служанку. Регелинда бесшумно появилась в дверях.

– Приготовь мне тёплую воду, Регелинда, – повелела Ода, сидя на постели и сладко потягиваясь. – Чем занят мой муж? Где он сейчас?

– Господин поднялся чуть свет, велел седлать коней и отправился в Киев, – ответила служанка.

– Ступай, Регелинда, – промолвила Ода, бессильно уронив руки себе на колени.

Она опоздала со своими советами и увещеваниями. Быстрые конские ноги уже унесли скорого на решения Святослава далече от Чернигова. Не сегодня завтра Святослав встретится с Изяславом, неприязнь которого к Ростиславу лишь сильнее разожжёт пламя гнева в сердце вспыльчивого черниговского князя.

Ода закрыла лицо ладонями и заплакала от бессилия и отчаяния.

* * *

Встреча двух князей, двух братьев, произошла в белокаменном дворце, где некогда жил Ярослав Мудрый. Он же и выстроил для себя этот дворец на высоком месте недалеко от Софийских ворот. Зная гордый нрав Святослава, Изяслав поднялся с трона навстречу брату, едва тот вступил в просторный зал, сопровождаемый небольшой свитой. Бояре черниговские сняли свои собольи шапки и отвесили великому киевскому князю низкий поклон. Лишь варяг^[13] Регнвальд поклонился не столь низко, как все.

Изяслав с радушной улыбкой обнял и расцеловал Святослава.

Глядя на этих двух братьев, трудно было заметить в них кровное сходство. Изяслава природа наделила высоким ростом и дородством, он был заметно выше Святослава. Длинные светло-русые волосы были расчёсаны на прямой пробор. Борода, короткая, аккуратно подстриженная, имела такой же цвет.

Глубоко посаженные серые глаза Изяслава часто глядели с лёгким прищуром, унаследованным им от отца, как и привычка во время смеха высоко задирать подбородок. Изяслав не гонялся за пышностью в одежде, поэтому, даже будучи великим киевским князем, он зачастую одевался скромнее многих своих бояр. Это качество Изяслав тоже унаследовал от своего отца Ярослава Мудрого.

Святослав, в отличие от Изяслава, был невысок, но широкоплеч и мускулист. Держался всегда подчёркнуто прямо, ходил с гордо поднятой головой. Его голубые холодные глаза взирали на мир то с язвительной иронией циника, то с невозмутимостью закоренелого прагматика. Волосы у Святослава были тёмные, подстриженные в кружок. Князь не носил бороду, зато имел длинные усы в подражание своему знаменитому прадеду Святославу Игоревичу, ходившему походом на Царьград и погибшему в сече с печенегами^[14] на обратном пути. Святослав любил подчеркнуть своё княжеское достоинство богатством одежд и золотом украшений. Ему не нравилось, если кто-то из его приближённых одевался пышнее, чем он.

А ещё Святослав не выносил долгих предисловий, которые казались ему пустой тратой времени. Он не стал сыпать любезностями и на этот раз, но сразу перешёл к делу.

На известие, что Ростислав объявился в Тмутаракани, Изяслав отреагировал странным образом. Он явно обрадовался этому. Внимая Святославу, Изяслав не прятал довольной улыбки. При этом он часто кивал головой, что-то соображая и слегка теребя свою бороду. Неожиданно Изяслав перебил Святослава и заговорил совсем о другом.

Святослава это разозлило. Он прямо заявил брату, что приехал в Киев поговорить с ним о Ростиславе, всё прочее ему неинтересно.

Изяслав сделал удивлённое лицо и развёл руками.

– Так ведь распря с Ростиславом как будто разрешилась, брат, – сказал он. – Сел Ростислав в Тмутаракани, ну и чёрт с ним! Отдай ему Тмутаракань, брат. По-моему, там Ростиславу и место!

Изяслав оглянулся на своих думных бояр, стоящих полукругом возле трона, и прочёл одобрение на их бородатых лицах.

Однако такой оборот не устраивал Святослава.

– Отдай, говоришь?! – с недоброй усмешкой произнёс он. – Что же ты сам, брат мой, не уступил Ростиславу Новгород, откель он сына твоего едва не выгнал!

Доброжелательность на лице Изяслава сменилась холодной надменностью.

– Не понимаю я речей твоих, Святослав. Я следовал отцовскому завещанию, из коего выходит, что старший сын киевского князя должен в Новгороде княжить. Ростиславу же гордыня глаза застит, он мнит себя выше сыновей моих! Думает, коль погребён его отец в Софии Новгородской, значит, и стол новгородский ему принадлежать должен.

– А ведь ты лукавишь, брат, – язвительно усмехнулся Святослав. – Помнишь, когда отец наш впервые сильно занемог и призвал нас к себе, то он просил нас соблюдать старшинство в роду нашем. Просил, чтоб стол киевский переходил от старшего брата к младшему. А в конце своей речи отец добавил, что он желает оставить Новгород за Ростиславом и его потомством.

– Не помню я такого! – вдруг рассердился Изяслав. – Завещание отцово у меня хранится, там ясно прописано, что Ростиславу в удел достались Ростов и Суздаль. Про Новгород нет ни слова!

– Да ты и эти города у Ростислава отнял! – запальчиво воскликнул Святослав. – Свёл Ростислава на Волынь, хотя обещал его в Смоленске посадить князем.

– Ты зачем ко мне пожаловал? – накинулся Изяслав на Святослава. – Напраслину на меня возводишь! Я на киевском столе сижу и за всю Русь промышляю. И коль не угодил я чем-то Ростиславу, в том не моя вина, а его беда!

– Даже так? – Святослав приподнял свои чёрные брови и ядовито улыбнулся, как умел только он.

– Да вот так-то, брат! – высокомерно кивнул Изяслав.

– Тогда пусть твоё величие промыслит и про моего старшего сына, – сказал Святослав. – Посади-ка его князем в Смоленске. В таком случае я, так и быть, уступлю Тмутаракань Ростиславу.

– Неужто, брат, в твоей вотчине княжеского стола для Глеба не найдётся? – недовольно нахмурился Изяслав.

– А вот хочется мне видеть Глеба князем в Смоленске! – дерзко ответил Святослав.

– Хвала Господу, что не в Новгороде, – криво усмехнулся Изяслав и неторопливо направился к трону.

Бояре киевские заулыбались, а толстый Тука даже негромко захихикал в кулак.

Не доходя до трона, Изяслав обернулся и резко бросил Святославу:

– Знаю, давно ты метишь на смоленский стол, но там ныне сын мой княжит. Об этом ты забыл, что ли?

– А ты переведи Святополка в Туров иль в Вышгород, – проговорил Святослав, – да хоть во Владимире его посади.

Изяслав на мгновение дара речи лишился: уж не издевается ли над ним Святослав?

Теперь уже не только Тука, но и брат его Чудин, а за ним и воевода Коснячко дружно рассмеялись. Это были самые приближённые к Изяславу киевские вельможи.