– В уме ль ты, брат мой? – вновь заговорил Изяслав. – Чтоб я стал тебе в угоду княжескую лествицу рушить! Да ты не пьян ли?

На скулах у Святослава заиграли желваки от еле сдерживаемого гнева. Он сделал шаг вперёд, собираясь ответить старшему брату резкостью на резкость.

Внезапно двустворчатые двери на противоположном конце зала распахнулись, в обширный тронный покой вступила княгиня Гертруда, жена Изяслава. Великая княгиня буквально вплыла в зал, так легка была её походка. За Гертрудой следовали две служанки, державшие за нижний край длинный лиловый плащ княгини.

Гертруда была одета на немецкий манер в узкое платье-котту бирюзового цвета с пояском, спускающимся на бёдра. У платья был глухой закрытый ворот и обтягивающие рукава. Голова княгини была покрыта круглым платком из белой ткани с отверстием для лица. Поверх платка через лоб шла повязка, украшенная драгоценными каменьями. Служанки также были в узких длинных платьях, но более скромных расцветок.

Тот, кто видел воочию польского князя Казимира Пяста^[15], мог легко заметить в чертах его сестры Гертруды столь характерные для Пястов густые светлые брови, нависающие над глазами, слегка припухлые, чувственные губы и удлинённые скулы. Если женственная природа смягчила в чертах лица Гертруды массивный нос её отца, князя Мешко^[16], и выступающую нижнюю челюсть её племянника, князя Болеслава Смелого^[17], то это отнюдь не умалило жестокости в характере Гертруды, а также её алчности, унаследованных этой властной женщиной от того и от другого.

Святослав первым поприветствовал Гертруду, едва та приблизилась к нему.

Лицо Изяслава не выражало радости при появлении жены. Гертруда что-то очень тихо прошептала супругу на ухо и сразу же повернулась к его брату.

– Здрав будь, Святослав Ярославич! – Княгиня сверкнула белозубой улыбкой. – Что, приехал поругать моего Изяслава? Поделом ему, будет меньше советников своих слушать. – Гертруда с неприязнью взглянула на киевских бояр и коротко бросила им через плечо: – Прочь ступайте!

Бояре с поклоном удалились из тронного зала. Коснячко хотел было остаться, но Изяслав молчаливым жестом велел выйти и ему. Воевода удалился с обиженным лицом.

– Зачем пожаловал в Киев, друг мой? – вновь обратилась Гертруда к Святославу. – Надолго ли к нам в гости? Вижу гнев на лице у тебя, с чего бы это?

Святославу было известно, какое сильное влияние оказывает Гертруда на Изяслава, поэтому он без утайки поведал ей о цели своего приезда.

– Опять Ростислав?.. – Гертруда нахмурилась. – Чувствую, Ростислав будет воду мутить, покуда его не угомонит стрела или копьё. И что же вы решили, братья?

Княгиня перевела взгляд своих карих глаз с мужа на Святослава и обратно.

– Я так мыслю, надо выбить Ростислава из Тмутаракани, – высказал своё мнение Святослав.

– А по мне, пусть Ростислав там и сидит! – отрезал Изяслав.

– Славно ты чужие княжеские столы раздаёшь, брат, – сердито обронил Святослав.

– А ты вспомни, что сам про Смоленск говорил, – язвительно ввернул Изяслав. – Смоленск к Киеву тяготеет, а ты к своим рукам его прибрать хочешь.

Изяслав и Святослав стояли друг против друга, сверкая глазами.

Гертруда печально вздохнула:

– Когда же, наконец, князья русские перестанут между собой Русь делить?

С чисто женской интуицией княгиня постаралась предотвратить назревающий скандал, пригласив Святослава отобедать в гостях. «За чашей хмельного мёда можно обо всём договориться», – сделала Гертруда пространный намёк.

Святослав принял приглашение.

* * *

Но и за столом в пиршественном зале примирения у братьев не получилось. Кусок не шёл им в горло, а отведав пенистого мёду, распалились оба пуще прежнего. Посыпались взаимные упрёки и обличения.

– Помнишь, брат, как недавно ты заступался передо мной за Ростислава, а ведь я требовал у тебя выдать мне его на суд. Ты же упёрся, как бык! Тогда Ростислав был люб тебе, почто же ныне он стал тебе не люб? – с кривой усмешкой промолвил Изяслав.

– Люб – не люб! Твои суды мне ведомы, великий князь, – голову долой, да и дело с концом! – рассердился Святослав. – Я просил тебя не за Ростислава, а за справедливость, которую ты попрал, отцовский завет нарушив.

– Воля отца нашего в грамоте прописана, и та грамота у меня хранится, – сдвинув брови, сказал Изяслав. – Ей я следую и в делах, и в помыслах своих!

– Не про те письмена я толкую, брат мой, и ты ведаешь об этом, но изворачиваешься предо мной, как угорь, – медленно проговорил Святослав, чеканя каждое слово. – Припомни-ка лучше устное отцовское завещание…

– Замолчь! – рявкнул Изяслав и с такой силой ударил кулаком по столу, что серебряная посуда зазвенела.

Воцарилась напряжённая тишина.

Бояре и дружинники обоих князей, замерев кто с чашей в руке, кто с куском мяса на ноже, ждали, что будет дальше. Перестала жевать и Гертруда, быстрым жестом подозвав к себе своего верного слугу, ляха^[18] Людека.

Святослав поднялся со стула, глаза его горели гневом. Негромко заговорил он после краткой паузы, однако речь его услышали все, кто был за столом:

– На холопей^[19] своих, брат мой, ты хоть криком изойди, а на меня орать не смей! Пусть ты – великий князь, но и на твою силу у меня сила найдётся.

Изяслав тоже встал со своего места.

– Грозишь?.. Мне?! Великому князю!..

Святослав отодвинул стул в сторону, намереваясь покинуть трапезную. Бояре черниговские поднялись из-за стола вслед за ним.

– Не захотел ты, брат, чтоб меж нами разум был, – с угрозой бросил Святослав Изяславу, – так пусть будет меч меж нами.

Черниговцы во главе со своим князем, топая сапогами по каменному полу, удалились из пиршественного зала.

Изяслав лишь в этот миг понял, что своей несдержанностью он сорвал переговоры с братом. К тому же разругался с ним напрочь! Святослав слов на ветер не бросает, дружина у него сильная, одолеть черниговцев в открытом поле – дело нелёгкое. Стоило ли Изяславу вообще затевать свару со Святославом из-за Ростислава!

Остынув, Изяслав послал вдогонку за Святославом воеводу Коснячко.

Воевода догнал черниговского князя и его свиту во дворе. Конюхи выводили из конюшни коней, седлали их и взнуздывали. Быстро собрался в дорогу Святослав.

Коснячко поклонился князю:

– Не гневайся, Ярославич. Одумался брат твой, зовёт к себе добрым словом перемолвиться. – И совсем тихо Коснячко добавил: – Нагнал ты на него страху!

Святослав усмехнулся:

– Не могу не подчиниться, коль сам великий князь к себе кличет. – Обернувшись к своим боярам, Святослав властно промолвил: – Ждите меня здесь и коней держите наготове. Чаю, недолгая будет беседа у нас с братом.

Изяслав ожидал Святослава в небольшой светлице на два окна. Он стоял за высоким наклонным столом и перебирал какие-то бумаги. Святослав вошёл и снял шапку. Коснячко предупредительно затворил за ним дверь, обитую медными полосами крест-накрест.

– Вот! – Изяслав протянул брату пергаментный свиток. – Читай отцову волю.

Святослав беззвучно ухмыльнулся. Как будто ему неведомо отцовское завещание! Он сразу узнал и этот жёлтый пергамент, и красную печать на нём.

– Да ни к чему это… – обронил Святослав и по памяти процитировал первую половину завещания до того места, где упоминались Ростов и Суздаль, завещанные Ростиславу.

Изяслав развернул свиток, пробежал его глазами и удивлённо посмотрел на Святослава.

– Дивлюсь я тебе, брат, – не то с восхищением, не то с недоумением проговорил он. – Единожды увидел ты написанное и на всю жизнь запомнил!

– И я дивлюсь тебе, княже киевский, – в тон брату сказал Святослав, – нарушаешь завет отцовский и не сознаёшься в этом.

– Ты мне начало завещания напомнил, а я тебе напомню конец его, – промолвил Изяслав и громко прочитал: – «Князь же киевский да будет старшим над всеми князьями и вершит свою волю над ними по своему разумению, но во благо земле Русской».

Изяслав поднял глаза на Святослава, словно желая уличить того в недомыслии.

Однако Святослав внимал Изяславу вполуха, оглядывая лари и полки с толстыми книгами в обложках из кожи. Книгами была завалена вся комнатушка.

– У отца нашего книги на видном месте стояли, а ты, брат, спихал их невесть куда, будто хлам ненужный, – упрекнул Святослав Изяслава. – Ежели книги в тягость тебе, так хотя бы мне их отдай или Всеволоду. Он-то книги лелеет, не чета тебе!

– Я тебе не о том толкую, – вскипел Изяслав. – Согласно завещанию, я старший над вами, и мне решать, кому какой стол дать или не дать!

– Эх, брат мой… – Святослав со вздохом присел на окованный медью сундук. В голосе его и во взгляде почувствовалась мягкость. – Разве ж обличать тебя я сюда приехал. Разве ж не понимаю забот твоих!.. Но пойми и ты меня! Ослушался я тебя, каюсь. Господь наказал меня за это злодейством Ростислава. За помощью я к тебе приехал, а ты меня вон выставляешь.

– Помилуй, брат! – Изяслав торопливо скатал пергамент в трубку и убрал в ларец. – Я ведь сказал лишь, что неплохо бы оставить Ростислава в Тмутаракани, только и всего. А ты распалился! Да было бы с чего! Иль земель у тебя мало, что ты за Тмутаракань держишься?

– Ты Днепровские пороги оседлал, брат мой, – недовольным тоном заговорил Святослав, – в Новгороде старшего сына посадил, на юге и на севере пошлина с купцов в твою мошну сыплется. Теперь ещё Волжский торговый путь к рукам прибрал вместе с Ростовом и Суздалем. А мои земли черниговские – как остров посреди болота: что на нём произрастает, тем и живём. Лишь в Тмутаракани, земле дедовской, отсыпалось мне злато-серебро от гостей заморских. И вот злато сие ныне не моё, а Ростислава.

– Чего же ты от меня хочешь? – спросил Изяслав.

– Хочу, чтоб ты помог мне изгнать Ростислава из Тмутаракани, – ответил Святослав. – Подспорья жду от тебя, брат.

– А ежели решение моё будет таково, что быть Ростиславу князем в Тмутаракани. Что тогда станешь делать, брат?

– Не бывать этому! – Святослав сдвинул брови. – Ты от своей выгоды не отступаешься, брат, а почто я должен от неё отступаться!

Изяслав задумался. Не хотелось ему уступать Святославу, ведь он не просит, а почти приказывает! Не хотелось Изяславу тащиться с войском через обширные степи к далёкому Лукоморью. И куда потом деть Ростислава, изгнанного из Тмутаракани? Святославу хорошо рассуждать о справедливости, не в черниговские земли побежит Ростислав. Побежит он, скорее всего, в Изяславовы владения, а то ещё хуже – к венграм подастся. А что если король венгерский даст войско Ростиславу, тогда придётся Изяславу отдуваться одному за всех братьев. Святослав со Всеволодом вряд ли поспешат к нему на помощь, далеки их земли от венгерского порубежья. Нет уж, пусть Ростислав лучше сидит в Тмутаракани!

Собравшись с духом, Изяслав объявил об этом Святославу.

Святослав смерил брата презрительным взглядом:

– Может, скажешь ещё, что сие во благо земле Русской? Иль ещё что-нибудь из отцовского завещания зачитаешь? Одинаково мы с тобой его читаем, да по-разному разумеем, брат мой. Прощай!

Вышел из светёлки Святослав и в сердцах дверью хлопнул.

Изяслав сел на стул, задумался. Не уступил он Святославу, не пошёл у него на поводу, однако радости на душе от этого не было. Наоборот, снедает Изяслава то ли тревога, то ли предчувствие недоброе. Ведь не отступится Святослав, покуда не выгонит Ростислава из Тмутаракани. Упрям он и жаден!

«Более жаден, чем упрям! – думал Изяслав. – Разве отдаст Святослав столь жирный кусок Ростиславу, да ни за что! А Ростислав тоже хорош, знает, что урвать, – не Новгород, так Тмутаракань. Этого удальца токмо в порубе^[20] и держать, иначе хлопот с ним не оберёшься!»