Воевода Коснячко ещё сильнее расстроил Изяслава, сообщив ему, что Святослав и его свита повернули коней не к Чернигову, а к Переяславлю.

– Святослав наверняка станет Всеволода подбивать супротив тебя, княже, – молвил воевода. – Уж больно злой он вышел из твоих покоев.

Ничего не сказал на это Изяслав, а про себя подумал: «Святослав упрям, а Всеволод хитёр, недаром он в любимцах у отца нашего был. Всеволод чужого ума не купит и своего ума никому не продаст. С такими братьями мне надо ухо востро держать!»

* * *

Знал и Святослав, что Всеволод прежде поразмыслит, прежде чем к делу приступить. И не на всякое дело Всеволода можно с места сдвинуть. А посему разговор с ним Святослав начал издалека:

– Мнится мне, что брат наш Изяслав более супруге своей внимает, нежели боярам своим. А вокруг Гертруды немало ляхов крутится. Среди них, сказывают, и люди германского короля мелькают, и послы папы римского. Недавно папский легат часовню латинскую освящал в Киеве, так на событие это латиняне набежали, как мыши на крупу. Посол чешский там был и моравский иже с ним, и ляхов целая прорва!

– Чему ж дивиться, брат, то всё наши братья-славяне, – пробасил сивоусый Всеволод, – живём мы с ними рядом, говором и обычаями с ними схожи.

– Говором схожи, но по вере разные, – ввернул Святослав. – Над западными славянами папа римский длань простёр, а над Русью Константинопольский патриарх. Вот и моя княгиня пристаёт ко мне, мол, построй да построй церковь латинскую в Чернигове. Видишь ли, немцев к ней приезжает немало каждое лето, а помолиться бедным негде. Я бы и рад воздвигнуть храм латинский, токмо митрополит киевский запреты мне чинит. – Святослав хитро усмехнулся. – Мне запрещает митрополит латинские храмы ставить, а Изяславу, видимо, запретить не может!

– У Изяслава с митрополитом вражда недавняя, но злая, – задумчиво промолвил Всеволод. – Вот уже десятый год пошёл, как патриарх византийский предал анафеме папу римского и весь клир его. Выходит, что Изяслав на еретичке женат, с еретиками знается и об их благе печётся. Сие митрополиту ох как не по душе, ведь он родом грек. Не гнать же в самом деле Изяславу мать детей своих за то, что родня её латинской веры.

– Гертруда, слава Богу, православие приняла, когда замуж за Изяслава выходила, – сказал Святослав. – А вот ляхи, кои с Гертрудой в Киев приехали, веры латинской не поменяли. Через них Гертруда мужа своего с толку сбивает.

– Властолюбия Гертруде не занимать, – улыбнулся Всеволод, – да и умна она – всякого человека насквозь видит.

– Вот Изяслав-то под её дуду и пляшет! – сердито заметил Святослав.

Всеволод спрятал усмешку в своей густой русой бороде: с обидой на Изяслава приехал к нему Святослав. Из-за чего же у братьев его раздор случился? Не из-за храма же католического! Ясно одно – желает Святослав видеть во Всеволоде союзника против Изяслава.

Разными были сыновья Ярослава Мудрого и по внешности, и по нраву, и по воспитанию. Изяслав до мудрости книжной с детских лет был не охоч, но и от учения он сильно не отлынивал. До ратных дел Изяслав тоже был не охотник, более всего он любил пиры и застолья. Простоват умом был Изяслав и на советах речами не блистал.

Святослав во всём, пожалуй, кроме силы физической, превосходил старшего брата. Был он изворотлив умом, силён в языках иноземных и во многих знаниях сведущ. Ратного дела Святослав не сторонился и в застолье мог перепить кого угодно, только успевай ему вина подливать. Святослав был любимым сыном великой княгини Ирины, супруги Ярослава Мудрого. Ирина была родом из Швеции. Она обучила Святослава наречию варяжскому и часто называла его варяжским именем Хольти. А у великого князя Ярослава Мудрого любимым сыном был Всеволод.

Всеволод унаследовал от отца густые русые волосы, тонкие губы и нос с едва заметной горбинкой, от матери-варяжки ему достались голубые глаза, белая кожа и спокойный нрав. Ростом и статью Всеволод пошёл в своего деда Владимира Святого. Однако при своей могучей дородности Всеволод имел небольшие ладони и ступни ног, чем радовал отца и мать. В те далёкие времена это считалось признаком царственности и доказательством высокородности. У Святослава руки и ноги тоже были небольшими, но при его невысоком росте это казалось естественным.

С юных лет во Всеволоде проявлялось его неизменное благородство и богопочитание, а также непомерная усидчивость за книгами и тяга к многознанию. Если Святослав запоминал всё сразу и легко, то Всеволод преодолевал все трудности учения терпением и настойчивостью. Часто Всеволод оставался за книгами один, в то время как его старшие братья убегали купаться к Почайне-реке или седлали коней для соколиной охоты.

Когда Всеволод возмужал, князь Ярослав частенько коротал с ним долгие зимние вечера, обсуждая походы и деяния древних греческих царей и полководцев, перечитывая при пламени светильников византийские хроники Георгия Амартола и Прокопия Кесарийского. Из всего прочитанного князь Ярослав пытался уразуметь для себя то непостижимое для непосвящённого ума свойство на примерах из далёкого прошлого уметь делать правильные решения в жизни настоящей. Дабы не повторять чьих-то ошибок, не направлять помыслы свои на заведомо гиблое дело, ко всему подходить с умом, а не с норовом в сердце.

Крепко запомнил Всеволод отцовские наставления. И сейчас, глядя на Святослава, он старался понять: что таит в себе его брат, чего недоговаривает?

«Видать, мне на роду написано разнимать братьев своих, когда они ввергнут нож меж собою, – подумал Всеволод. – На много лет вперёд зрил мудрый отец наш, предрекая мне это».

– Латиняне по всей земле Русской распространились, как саранча, – молвил Святослав. – Поляки в Киеве – как у себя дома. Немцы торговые дворища себе понастроили в Новгороде и Смоленске, у меня в Чернигове отбою от них нет. Церкви латинские растут как грибы то тут, то там! А брат наш Изяслав, сидя на столе киевском, пирует иль гривны^[21] считает. За него Гертруда дела вершит.

– Наговариваешь ты на брата нашего, Святослав, – вступился Всеволод за Изяслава. – Вспомни-ка, сколь раз Изяслав ходил в походы то на ятвягов^[22], то на голядей^[23], то на торков^[24]…

– Ну, на торков-то мы втроём ходили, да ещё Всеслава Полоцкого с собой в набег зазвали, – сказал Святослав. – Токмо бежали торки от воинства нашего, не дошло дело до сечи.

– Не возьму я в толк, брат мой, когда и где Изяслав дорогу тебе перешёл, – проговорил Всеволод, вглядываясь в лицо Святослава. – Неужто зуб у тебя на него?

Помрачнел Святослав и хмуро ответил:

– Высоко сидит Изяслав, да низенько мыслит. Думает, стал великим князем на Руси, так воля его – закон. Чужим именьем распоряжается, как своим. По завещанию отцовскому старший брат должен быть праведным судьёй между нами, но не самовластцем!

Не смог догадаться Всеволод о причине недовольства Святослава, пока тот не заговорил о Ростиславе, о том, где он ныне утвердился князем незваным.

– Мстит мне Изяслав за то, что ослушался я его в своё время и не выдал ему Ростислава на расправу, – продолжил Святослав. – А ты выдал бы молящего о защите, брат?

– Не выдал бы, – честно признался Всеволод.

– Как думаешь, справедливо поступил Изяслав, отняв у Ростислава Ростов и Суздаль? – вновь спросил Святослав.

– Высшая справедливость лишь от Бога, – уклончиво ответил Всеволод, – а у смертных человеков иное справедливое устремление может обернуться злом или напастью. Я мыслю, не со зла перевёл Изяслав Ростислава из Ростова во Владимир.

Такой ответ Всеволода не понравился Святославу: изворачивается его брат!

– Может, и не со зла, но и не без заднего умысла, – мрачно заметил Святослав. – Хоть и глуп Изяслав, но подметил, что Ростислав на Новгород зарится и сторонники там у него имеются. Вот и убрал Ростислава подальше от Новгорода, на западное порубежье. Чем это обернулось, ты знаешь, брат. Теперь вот мне предстоит изгонять Ростислава из Тмутаракани…

Почувствовал Всеволод, что наступил момент, когда Святослав выскажет, наконец, цель своего приезда, и насторожился.

Прокашлялся Святослав, затем вымолвил:

– По весне двину полки свои через Степь на Тмутаракань. Призываю и тебя, брат, в помощь. Не ведаю, как дело повернётся. По слухам, дружина у Ростислава сильная. Что скажешь?

– Не могу я немедля дать ответ, с боярами мне посовещаться надо бы, – замялся Всеволод. – Путь в Тмутаракань неблизкий, дорога незнаема.

– Пути до Тмутаракани мне ведомы, – сказал Святослав.

– Вот соберу бояр своих, переговорю с ними, тогда и ответ свой дам, – стоял на своём Всеволод. – А ты, брат, пока отведай угощения моего, с княгиней моей потолкуй. Она давеча о тебе спрашивала, сетовала, мол, забыл про нас князь черниговский. Ты же вдруг тут как тут!

Всеволод засмеялся и похлопал Святослава по плечу. Святослав нехотя улыбнулся.

Держал совет Всеволод со своими самыми верными людьми. По старшинству справа от князя сидели воеводы Ратибор и Никифор, слева – варяг Шимон. Далее расположились на скамьях: Иван Творимирич, Гордята Доброславич и Ядрей, сын Бокши. В сторонке от всех сидел боярин Симеон.

Выслушав князя, бояре недолго размышляли.

– Не будет мира на Руси, покуда жив Ростислав, – сказал воевода Никифор. – Отсюда понятно желание Изяслава, чтобы Ростислав в Тмутаракани остался.

– Но и Святослав справедливого требует, желая вернуть себе Тмутаракань, – возразил боярин Ратибор. – Упрекать его в этом нельзя.

– Значит, по-твоему, друже Ратибор, мне надлежит протянуть руку помощи Святославу. Так? – спросил Всеволод.

– Именно так, княже, – ответил Ратибор.

– Лучше быть с кем-то из братьев своих, нежели в стороне отсиживаться, – сказал Шимон, всегда благоволивший к Святославу. – Сегодня мы черниговцам поможем, завтра они нам помощь окажут.

– Пособить Святославу, конечно, следует, однако не задаром, а за деньги, – высказал своё мнение Ядрей, сын Бокши.

– В таком деле подмога важна бескорыстная, – сказал Ратибор. – Святослав ведь не к польскому князю обращается, а к родному брату.

– Но и за здорово живёшь двигать войско в такую даль тоже неразумно, – нахмурился Всеволод.

– А зачем нам двигать войско? – пожал плечами Ратибор. – Надо уговорить Изяслава сделать это, благо время до весны ещё есть.

– А коль откажется Изяслав? – спросил Всеволод.

– Вот тогда и выступим сами, – промолвил Ратибор.

…Покуда Всеволод совещался со своими боярами, Святослава в это время развлекала застольной беседой княгиня Анастасия. Супруга Всеволода была белолица и темноглаза, с прямым точёным носом, с яркими сочными губами. В прошлом месяце Анастасии исполнилось тридцать лет, но она была всё так же по-девичьи стройна и подвижна. Прежде чем начать потчевать гостя медами да пирогами, княгиня представила Святославу своих детей: тринадцатилетнюю дочь Янку, десятилетнюю Марию и одиннадцатилетнего сына Владимира.

Святославу было ведомо, как любила и почитала Анастасия своего отца, византийского императора Константина Мономаха. По этой причине Анастасия частенько называла своего сына не славянским именем, а отцовским прозвищем Мономах. Всеволод сильно любил свою жену-гречанку и во многом уступал её желаниям. Так, младшая дочь его, Мария, была названа в честь матери Анастасии, а старшая помимо славянского имени Янка имела другое имя – Анна, в честь бабки Всеволода, греческой принцессы Анны, ставшей женой Владимира Святого, отца Ярослава Мудрого.

Немало греков жило при дворе переяславского князя, много приезжало их сюда в летнюю пору: торговые гости, священники, умельцы разные, послы императора… Константин IX Мономах умер в один год с Ярославом Мудрым. Ныне на троне державы ромеев сидит Константин Х Дука, сменивший перед этим ещё двоих недолговечных императоров.