Гигантской широкой дугой от полноводного Днестра до Верхней Волги раскинулись на южных рубежах Руси холмистые степи, уходившие к обласканным горячим солнцем берегам Сурожского моря^[32] и к лесистым предгорьям Кавказа. Немало племён прошло здесь, направляясь с востока на запад, немало сражений видела эта земля. И по сей день белеют черепа и кости людские в степном разнотравье, напоминая о лихих годах.

На заре нашей эры пришли вдруг в движение народы, жившие за Рипейскими горами^[33] и на среднеазиатских равнинах. Словно от камня, брошенного в неподвижное озеро, пошли нашествия за нашествием, как круги на воде. Что явилось тем камнем? Эфталиты^[34], напавшие на Кушанское царство^[35], или кочевники жуань-жуани^[36], изгнавшие гуннов^[37] из Китая, – неизвестно.

Обширные степи от Дона до Кавказского хребта в те времена занимали аланы^[38], соседями которых были сарматы^[39], расселившиеся в Крыму и по берегам Днепра. Сарматов потеснили готы^[40], обосновавшиеся у берегов Понта Эвксинского^[41], а также славяне, захватившие земли в междуречье Днестра и Южного Буга. В ту далёкую пору не обходилось без кровопролитий, когда сосед пытался потеснить соседа, однако до бессмысленных истреблений людей и уничтожения жилищ дело не доходило. Пока не пришли гунны…

Эти жестокие завоеватели с огнём и мечом прошли от гор Тянь-Шаня до Карпат, согнав с обжитых мест многие племена. Гунны разгромили алан и готов. Готы устремились в пределы Римской империи. Аланы укрылись в долинах Кавказских гор. Славяне с равнин ушли в леса.

Гунны не задержались на вновь обретённой земле, направив бег своих коней за Дунай в Европу.

Гуннов сменили не менее воинственные авары^[42], пришедшие из глубин Азии. На Дунае авары создали своё разбойничье государство – Аварский каганат. Много зла претерпели от авар окрестные народы, покуда франкский король Карл Великий^[43] не положил предел их бесчинствам.

Потом пришли хазары, создавшие своё государство на Волге. Хазары обложили данью камских булгар^[44] и буртасов^[45], а также славян и многочисленные племена Кавказа. Дольше всех сопротивлялись хазарам аланы, но и они были вынуждены покориться. Господство хазар было долгим, но и ему пришёл конец после поражений, понесённых хазарами от арабов, проникших в приволжские степи через Дагестан. Поход же киевского князя Святослава развеял в прах остатки военной силы Хазарского каганата, обратив в руины хазарскую столицу – город Итиль.

Окрепшая Русь, объединившая под властью киевских князей северо-восточные славянские племена от Ладоги до Буга, вступила в спор с Византией за земли по Дунаю. А из южных степей Руси уже грозил новый жестокий враг – печенеги. В битве с печенегами сложил голову храбрый князь Святослав.

Владимир Святой, сын Святослава, успешно оборонял русские земли от набегов степняков, возводя земляные валы на границе со Степью и строя сторожевые городки. Однако не всегда валы и крепости могли сдержать печенегов, орды которых порой докатывались до самого Киева. Лишь при Ярославе Мудром, сыне Владимира Святого, печенегам было нанесено страшное поражение, почти всё их войско полегло в битве с русичами у стен киевских. На месте той памятной битвы Ярославом Мудрым был выстроен величественный храм Святой Софии. Остатки печенегов бежали в Венгрию и на земли Византии.

Ещё при жизни Ярослава Мудрого русичи столкнулись с другим кочевым народом, пришедшим из заволжских степей. Это были торки. Их кочевья заняли донские и приднепровские степи, освободившиеся после разгрома печенегов. Отдельные печенежские роды и колена, спасаясь от торков, искали защиты у киевского князя. Ярослав Мудрый принял печенегов к себе на службу и расселил кочевников вдоль реки Рось, сделав их заслоном от набегов из Степи. Осевшие в русском пограничье печенеги получили название чёрных клобуков, по цвету своих островерхих шапок.

Вскоре торков начали теснить новые пришельцы с юга – воинственные кипчаки^[46]. Торки пробовали сражаться с ними, но были разбиты. Отчаявшись справиться с кипчаками, торки предприняли набег на Русь. Это случилось в том же году, когда умер Ярослав Мудрый. Изяслав и Всеволод Ярославичи дали отпор торкам. Несколько лет спустя русские князья сами совершили поход против торков. В конном строю и на ладьях по Днепру двинулись рати киевского князя Изяслава и Всеслава Полоцкого. У впадения в Днепр реки Трубеж к ним присоединились дружины Святослава и Всеволода.

Конные дозоры торков донесли до своих кочевий весть о том, что большое русское войско углубилось в степи. Торки стали поспешно сворачивать шатры. На местах их стоянок русичи находили лишь тёплую золу от очагов. Много дней гнались за кочевниками русские полки и наконец настигли их во время отдыха. Обессилевшие торки почти не сопротивлялись: многие из них сдавались в плен вместе с жёнами и детьми, прочие бежали дальше в холодные осенние степи. Пленённых торков русские князья расселили в Поросье рядом с чёрными клобуками, повелев им охранять южные рубежи Руси. Случилось это в 1060 году от Рождества Христова.

В тот же год летом объявилась под Переяславлем орда хана Болуша. Переяславский князь с малой дружиной выехал навстречу к незваным гостям. Через толмача Болуш сказал Всеволоду Ярославичу, что народ его зовут кипчаками, что они не враги русам, и воюют лишь с торками, которых гонят на закат солнца. В знак мира и дружбы Болуш подарил переяславскому князю аркан, лук и колчан со стрелами, оружие кипчакского всадника, а взамен он получил от Всеволода меч, щит и копьё.

Тревожно было на душе у Всеволода во время той встречи с ханом Болушем, ибо он понимал, что кипчаки гораздо сильнее и воинственнее побеждённых русичами торков. Недобрым предчувствиям Всеволода вскоре суждено было сбыться.

В январе 1061 года обрушилась бедой на переяславские земли кипчакская орда хана Искала. Всеволод вывел было в открытое поле свою дружину, но враг был столь велик числом, что с трудом пробился князь обратно под защиту стен Переяславля. В ту зиму опоясали Переяславль пожары со всех сторон: степняки жгли сёла и погосты. Всеволод слал гонцов в Киев и Чернигов, но ни один из них так туда и не добрался. Все дороги, ведущие от Переяславля на северо-восток, были перекрыты кипчаками.

Летописец так описал это событие в своём труде: «Пришли половцы войною впервые на Русскую землю».

Русичи называли кипчаков половцами, обратив внимание на соломенный цвет их волос. «Половый» по-древнерусски значит «светло-жёлтый», от слова «полова» – «солома, мякина». Впрочем, основная масса кипчаков имела чёрные волосы и карие глаза. Однако впечатление от первых знакомств с этим степным народом закрепило за ними среди русичей именно название «половцы». Всё становится понятным, если обратиться к древним авторам, современникам тех событий.

Так, арабский врач аль-Марвази, служивший при дворе сельджукского султана, писал, что кимаки (змеи) и куманы (ящерицы) потеснили племя шары (жёлтых), а те, в свою очередь, заняли земли туркмен, гузов и печенегов. Армянский автор Матвей Эдесский в своём труде сообщает, что народ змей изгнал из своей страны желтоволосых кипчаков, которые двинулись на гузов и печенегов. Гузов русичи называли на свой лад торками. Именно торки изгнали из южнорусских степей остатки печенегов. Следом за торками двигались гонимые куманами кипчаки.

Долго делили между собой степные пастбища и зимовья кипчакские и куманские орды. Они двигались к Дону и Днепру теми же тропами, какими совсем недавно прошли торки-гузы со своими кибитками и стадами. Постепенно куманы заняли земли западнее Днепра до самых границ Венгрии и Византии. Кипчакские кочевья располагались восточнее куманских на левобережье Днепра и по Дону до самого Лукоморья. Территория их расселения легко определялась благодаря каменным изваяниям, которые ставили на местах своих зимовищ и летовок только шары-кипчаки.

Для Руси наступили тревожные времена. После нашествия хана Искала от половцев русичи не ждали ничего, кроме зла. Конные русские дозоры постоянно находились в ближней степи и на Змиевых валах, возведённых Владимиром Святым на подступах к Переяславлю. Не смыкали глаз русские дружины в сторожевых городках, расположенных по рекам Сула и Воинь.

…Прошла зима с трескучими морозами, растаяли снега и схлынули вешние воды. Пригревало солнышко. Зацвели берёзы. Наступил месяц апрель, по-славянски «березень».

Насилу дождался Святослав весенней поры, так не терпелось ему проучить Ростислава. Уже и дружина черниговская была готова к походу через степи. Ждал Святослав гонца от Всеволода с известием о выступлении переяславской дружины.

Наконец прибыл вестник, но неутешительное послание привёз он Святославу от брата.

Всеволод сообщал, что не может он оставить земли свои без защиты, ибо вышла из степей половецкая орда хана Шарукана и разбила стан неподалёку от Переяславля. Торки, расселённые Всеволодом на реке Трубеж, волнуются, ведь у них с половцами вражда давняя. Всеволод просил Святослава повременить с походом на Тмутаракань и поспешить с войском к нему на помощь. Если заратятся половцы, то Всеволоду одному с ними не совладать, ведь пришли степняки несметным числом.

Отшвырнул Святослав грамоту Всеволода и выругался.

Воеводы черниговские с удивлением взирали на своего князя. Переяславский гонец стоял перед Святославом, ожидая ответа от него.

– Эх, как всё не ко времени! – вздохнул Святослав и вскинул глаза на гонца. – Возвращайся. Передай Всеволоду, что в Страстную пятницу буду у него с дружиной.

Сборы у Святослава были недолгими, если уже и копья навострены, и кони подкованы, и дружинники сигнала трубы только и ждут. Заколыхались по улицам Чернигова густые ряды копий, с глухим топотом двинулись к городским воротам конные полки, впереди реял княжеский чёрно-красный стяг с золотым ликом Спасителя. Горожане жались к заборам и к бревенчатым стенам домов, глядя на уходящее войско.

На княжеском дворе епископ Черниговский Гермоген сотворил молитву во славу русского воинства и на погибель поганых^[47]. Князь, бояре и воеводы дружно перекрестились и покрыли головы шлемами.

Святослав махнул рукой:

– На коней!

Князю подвели вороного жеребца с гладкой блестящей шерстью и белыми ногами. Жеребец всхрапывал и тряс гривой, кося большим лиловым глазом. Святослав ласково похлопал своего любимца по крепкой шее и легко вскочил в седло.

На ступенях теремного крыльца стояли сыновья Святослава, его дочь и молодая супруга. В голубых глазах Оды прыгали злые огоньки, её полные чувственные губы были недовольно поджаты. Ода так просила мужа взять её с собой в Переяславль, так умоляла его! Но всё было тщетно.

– Не на пироги еду, горлица моя, – строго сказал ей Святослав. – Еду Всеволода от поганых выручать.

Ода не стала даже прощаться с мужем, молча повернулась и ушла в терем. Младший сын Ярослав убежал следом за ней.

«Токмо за материнскую юбку и держится! – сердито подумал Святослав про Ярослава. – И в кого такой уродился?»

Старшие сыновья тоже взирали на Святослава с недовольством, особенно Глеб. Ладно, братья его ещё недоростки, а он-то уже и покняжить успел, и дружинников своих имеет. Не позорил бы его отец!