– У нас! – воскликнул Давид. – Но не у них! В общем… Карлайл кое-как, на пальцах, изложил мне теорию совмещенных пространств. Мы, вот тут, – он широко развел руками, – существуем в пространстве «Гамма». А еще есть «Альфа» и «Бета», где проживает точная реплика здешнего человечества… За мелкими исключениями. Сам Рон жил-был в альфа-пространстве, как физик и астронавт НАСА – тамошнего, «альфовского» НАСА. В общем, стартовали они с базы Вандерберг, шаттл «Атлантис» вывели на полярную орбиту. А весь грузовой отсек был забит сверхсекретным оборудованием – называется: бета-ретранслятор!

– Бета-ретранслятор… – пробормотал Багров, запинаясь.

– Ну, да! – с экспрессией молвил Валькенштейн. – Это… ну, как сказать… Агрегат такой, чтобы из «Альфы» попадать в «Бету». Вот только на «Атлантисе» случилась авария, всё пошло вразнос, и шаттл выбросило к нам, в «Гамму»! Вроде как, стреляли по ним в «Бете»… Ну, не суть! Другое важно – астронавты решили затопить челнок, чтобы не искушать нас, местных туземцев. А то возьмем, да и нападем на «Альфу»! В общем… – он зашевелил пальцами, словно разминая их после долгих писаний. – Тоже не буду растекаться… В общем, вернулись мы потом к Рароиа. Подняли бескрылый, ломаный корпус «Атлантиса», со всеми предосторожностями перевезли в Штаты, на ранчо «Виборита»… – лицо Давида исказилось, и в голосе зазвучали злые, взвизгивавшие нотки: – Я этому гаду Карлайлу дал всё! Любой прибор – на! Детали – получи! Энергии не хватает – протянул кабель. На, пользуйся! И Рон за год починил все эти импульсаторы, транспозитаторы, ретрансляторы… Смонтировал капсулу на двоих – на себя и меня! Он хотел вернуться в свой мир, а мне… Да просто увидеть «Альфу»! Глянуть, как оно там… Господи, я мечтал об этой транс-пози-тации, как мальчишка! А этот гад… Рон ушел один! Транспозитировался! Спалил мне полранчо, сволочуга, и ушел!

Угрюмо сопя, Давид повалился на спинку дивана. Рывком подхватил бокал, выхлебал бурбон и выдохнул, обмякая.

Багров молчал, рассеянно водя ладонью по щеке, и Валькенштейн очень серьезно, раздельно спросил:

– Скажи-ка, Данила-мастер, зачем ты, вообще, прилетел сюда? Чего хотел?

– Честно? – губы русского миллиардера дрогнули. – Хотел получить еще одно доказательство в пользу четвертой версии.

– Ну, и как? Получил?

– Получил, – твердо ответил Данила. – А… Хоть что-нибудь осталось от того… альфа-ретранслятора? Хоть что-то из бумаг, файлов, чертежей?

– Осталось, – невозмутимо сказал Давид. – И что-нибудь, и хоть что-то. А тебе зачем?

Багров резко подался к нему.

– Хочешь в «Альфу»? – выпалил он.

– Хочу.

– И я хочу! Я не пожалею миллиарда, а Димон соберет команду физиков, которые не верят ни в бога, ни в черта, ни в Эйнштейна! А если… Нет! А когда мы научимся транспозитировать и в «Альфу», и в «Бету», я точно прижму Наталью Павловну, или кто она там! И тех, кто ее послал, тоже возьму на цугундер! Не фиг вмешиваться в нашу жизнь! Ни с благими, ни с худыми намерениями! Это наша «Гамма», а иномирцам тут не место! И… – уняв яростный натиск, Данила ухмыльнулся: – Торжественно клянусь и обещаю – наша самая первая капсула будет на двоих! На меня и на тебя! Согласен?

Давид молчал полминуты, а потом затрясся от неслышного смеха.

– Тебя как по батюшке? – осведомился он, утирая ладонью слезы.

– Данил Ильич.

– Давид Маркович, – церемонно представился Валькенштейн. – Согласен!

Четверг, 17 марта. Ночь

«Альфа»

Ново-Щелково, улица Колмогорова

Дом затих с вечера, но это была тишина живая, наполненная смыслом. Риту я оставил посапывавшей в подушку – волосы разлохмачены, одеяло небрежно откинуто, и лунный свет скатывается по изгибу спины… Картинка!

Инка на всю неделю махнула в Ленинград, на гастроли, а Талия, учуяв невысказанное Ритино желание, решила проведать родителей. Ну, прелесть же… Три прелести…

Шлёпая босиком, я осторожно спустился по лестнице, не забыв перешагнуть скрипучую ступеньку. В темноте мерцали красным угли в камине, они словно перемигивались с индикаторами охранительной системы. А с кухни, пролившись в окно, струилось сиянье полной Луны. С известных пор я зову ее с большой буквы.

Это раньше естественный спутник Земли был отдан на откуп поэтам, а теперь там работает Инкин папа, и Бур Бурыч, и еще сотни людей, мужчин и женщин, молодых и не очень.

Прекрасное далёко незаметно подступило вплотную, на расстояние вытянутой руки, оно дышало и пело, нашептывая: «Счастье для всех, и даром!»

Хорошо!

Посетив санузел, я вернулся в холл и подкинул щепочек в камин, раздул угли – огонь нехотя, словно спросонья, облизал лакомство, и занялся, постепенно разгораясь.

«На тебе еще», – подумал я, скармливая пламени дровишки.

Повеяло слабым теплом, и я осторожно присел на диван, касаясь подушек голой задницей.

– Греешься, да? – опал тонкий голос Риты, и тут же взвился, уводя в бездну страдания: – А я там одна! Мёрзну!

Пробежав на цыпочках, женщина плюхнулась мне на колени, прижалась, и я мигом обнял ее.

– Мерзляка…

– Ага…

Мы затихли, глядя на завивавшиеся лоскутья огня, на шаткий вихорёк искр и дыма, что утягивался в трубу. Потянуло смолистым духом.

– Вычитал вчера в польском «Экране», – гордо улыбнулся я. – Лично Мишель Семан из города Парижа дивиться изволил, отчего это у самых знаменитых в мире актрис имена начинаются на букву «М»? Знаешь, как он их перечислил? «Маргарита Гарина, Мэрилин Монро, Марлен Дитрих, Мишель Мерсье, Мэрил Стрип, Моника Белуччи…»

Рита завозилась, обняла меня и пробормотала:

– Знаешь, я уже и стесняться перестала… Только «Золотых львов» в кучу складываю, глобусы и пальмовые ветви… Пыталась раньше объяснить, растолковать, но оставила это занятие. Людям нужна мега-звезда? Я и сияю… – она рассеянно погладила меня по голове, перебирая волосы. – Понимаешь… Я не играла Фай Родис. Я была ею! А уж как это вышло, не разумею со-вер-шен-но… Они меня все сниматься зовут, а я боюсь! То, что вышло с Фай, может просто не повториться. Да и старая я уже…

– А ну, цыц! – строго сказал я. – Старая она… Ты на себя в зеркало смотрела? Ни одной морщинки! Груди тугие, как в девятнадцать, а талия – пятьдесят шесть сантиметров!

– За это тебе надо спасибо сказать! – ласково прошептала мега-звезда, тиская меня за шею. Уложив голову на мое плечо, заговорила, щекоча ухо теплом дыхания: – Мишка-а… Я очень, очень счастлива! Понимаешь? И не нужны мне хвалебные оды кинокритиков! Мне и так хорошо. С тобой! – Она подтянулась, игриво воркуя: – Ты пристаёшь, что ли?

– Я? Да нет, вроде…

– А кто мне попу гладит? – спросила жена с ехидной агрессивностью.

– Ну, так… Гладкая, вот и глажу…

– Ми-иш… Я не хочу здесь… На́ меня!

Я сграбастал величайшую актрису ХХ века, и понес наверх.

Пятница, 18 марта. День

Вашингтон, Пенсильвания-авеню

Любоваться цветением сакуры еще рановато, зато магнолия просто буйствует, белыми и розовыми облаками расплываясь по всему городу, клубясь у закопченных кирпичных стен особняков, заволакивая авеню и стриты.

– Красота-то какая! – вымолвила миссис Даунинг, глядя за окно лимузина.

– Лепота! – согласился я, намечая улыбку.

Последний раз нам удалось свидеться года три назад. Синтия как раз сложила с себя полномочия президента, уступив Белый дом Эдварду «Теду» Кеннеди. В принципе, мы тогда с Наташей и прилетели к «Тедди» – лечить от рака мозга. Укрылись в Кэмп-Дэвиде на два дня, пока не разделались со зловредной глиобластомой.

Потом встречались с Майклом Дорси, дослужившегося до директора Космического центра Маршалла. Он нас познакомил с Франклином Чанг-Диасом, астронавтом и физиком, додумавшимся до плазменного ракетного двигателя VASIMR, и с Шарлоттой Блэквуд, долетавшейся до своих любимых звезд – полгода эта очаровательная и очень энергичная блондинка-астрофизик стажировалась на станции «Салют-8».

Чанг-Диасу я обещал испытать его двигун на ЭМК «Циолковский», и не устоял перед Шарлоттой – сманил к нам, в Звездный городок. Пущай полетает!

А вот с Синти я в тот приезд буквально парой слов перемолвился. Зато теперь часа два проболтали – было что вспомнить…

– Приехали, – обронила экс-президентша, но не торопилась отпирать дверцу. Дождалась телохранов.

В бытность свою хозяйкой Белого дома, Даунинг чуть ли не привыкла к покушениям – битое, но недобитое «глубинное государство» не смирилось с потерями, ушло в подполье, – и мстило из-за угла, пакостило, как только могло.

Синти спасала умная кадровая политика – Фреда Вудроффа, некогда самого первого своего начальника, она назначила директором ЦРУ, а Чарли Призрак Медведя возглавил ФБР. Вот они-то и спасали Первую Леди – раскрывали заговоры, ловили инсургентов или прорежали вражьи силы, стреляя на поражение.

Я вышел из машины вслед за Синтией и застегнул пиджак, приглядываясь да прислушиваясь. Мою чуйку забило негативной инфой – напряжение и опасность давили со всех сторон сразу. Очень неприятное ощущение. Как будто торчишь на площади, голый и беззащитный, высвеченный прожекторами, а вокруг – тьма непроглядная, и в этой черноте то ли пасти зубастые ляскают, то ли смачно лязгают затворы.

За здешнюю вредность молоко надо давать… Всегда, стоит мне покинуть такой безопасный, такой мирный Союз, и прилететь сюда, в Штаты, моментом ощущаешь угрозу и очень нездоровую атмосферу. Но в этот раз она уж слишком накалена!

– Come on, let`s go! – нервно сказал дюжий агент Секретной службы, и Синти, прикрытая широчайшими спинами, вошла в фойе Административного офиса Эйзенхауэра. Я мельком оглядел это серое ампирное здание с угловатыми эркерами и лоджиями с колоннами – оно мне напомнило дворец Чойо Чагаса в садах Цоам – и променял мягкую уличную теплынь на зябкую прохладу резиденции вице-президента. Звук шагов рассыпался по гулкому фойе.

– Здесь когда-то находился кабинет Збигнева Бжезинского, зело не любимого вами, – хищно улыбнулась Синтия, как будто намекая на мои давнишние подвиги.

– Ну, вы тоже Збига не жаловали, – парировал я.

– О, да!

Мы поднялись этажом выше. Хоть нынешняя Конституция Штатов и очистилась от атавизмов, вроде коллегии выборщиков, здешняя политическая система всё равно оставалась весьма причудливой.

Я, как и большинство американцев, приветствовал победу на выборах Эдварда Мура Кеннеди, занимавшего пост спикера Сената, а затем и вице-президента. Но ведь все же понимали, что симпатии граждан США, ранее выражаемые к миссис Даунинг, теперь просто перенеслись на «Тедди». А вот как понять, что нынешним вице-президентом стал Эдвард Мур Кеннеди-младший?

Отец и сын в одном тандеме? Круто. Но с массами не поспоришь.

– О, мистер Гарин! – разнесся по коридору беспечальный возглас на корявом русском. Навстречу широко шагал Дорси, раздобревший на гамбургерах. – О-о, миссис Даунинг! Как поживаете?

– Вашими молитвами, Майкл, – улыбнулась Синти.

– Мистер Гарин! – Дорси надулся от важности. – Всё согласовано! Опытный двигатель отправится в Россию буквально на днях, его будет сопровождать сам Фрэнки Чанг-Диас. – Он зубасто улыбнулся. – Надеюсь, с мисс Блэквуд всё нормально? Не обижали девочку?

– Эта девочка сама кого хочешь обидит, – ворчливо ответил я. – Шарлотта официально включена в экипаж корабля, как штурман-космогатор.

– Splendidly! – воскликнул Дорси, и убежал, обмахиваясь ворохом бумаг, словно веером.

– Кипучая натура, – улыбнулась Даунинг.

Я задумчиво кивнул, взглядом провожая тёзку. По правде говоря, меня терзали смутные сомнения насчет контактов с НАСА, но толк был – мегаваттный ядерный реактор «Сделано в СССР» плюс безэлектродный плазменный двигатель «Made in USA» в сумме делали первый межпланетный – пилотируемый! – рейс осязаемым и реальным. «Циолковскому» хватит месяца, чтобы выйти на околомарсианскую орбиту, высадить экспедицию в Долине Маринер, да еще, на закуску, слетать к Церере. Красота!