Чужие лица, застывшие улыбки, чей-то шепот; волна постороннего внимания розгами прошлась по оголенным нервам. На меня смотрели, меня изучали – да, что там! – насквозь просвечивали любопытными взглядами. Я знала, на что шла, но явно переоценила свои силы: в ушах зашумело, мир покачнулся, лица будущих одноклассников слились в одно серое размытое пятно. Еще немного, и я рисковала овощем свалиться под ноги классной…

Я пыталась выровнять дыхание – тщетно! Старалась сосредоточиться на басовитом голосе Владимира Геннадьевича – бесполезно! Я цеплялась за лямку рюкзака, словно тот способен был удержать меня на ногах. Раскачиваясь на пятках, до крови кусала губы, но сознание по-прежнему погружалось в темноту.

И вдруг среди всего этого хаоса мне почудился свет. Яркий, как солнце в ясный полдень. Теплый, как бабушкина шаль. Он как маяк в ночи рыжеватым мерцанием указывал дорогу и, сам того не ведая, придавал мне сил.

Секунда, вторая, третья… Я снова обрела способность дышать. Мир вокруг постепенно обретал привычные очертания, а слова директора – смысл. Но в эпицентре внимания по-прежнему оставался он, мой спасительный маяк – рыжий, как лисенок, и лохматый, будто спросонья, парень с улыбчивым изумрудным взглядом и миллионом веснушек на вздернутом носу.

Забавный! Он смотрел на меня в упор, а мне вдруг захотелось ему улыбнуться. Странное желание. В корне неправильное. Глупое… И настолько сильное, что я заставила себя зажмуриться, лишь бы не поддаваться ему. Только дурак не знает, что улыбка – первый шаг к дружбе. Для меня же любая привязанность была под запретом, как сахар для диабетика.

Меня спас звонок. Адской трелью он насквозь пронзил кабинет, а заодно и мысли мои непутевые очистил от всего лишнего. Улыбаться парням – против правил. Пункт номер семь в моем «черном списке» еще никто не отменял! Облизнув губы, я расправила плечи и распахнула глаза. Если я хотела сохранить свое сердце, то просто обязана была заморозить душу.

– Так куда это вы все засобирались? – ничуть не тише звонка пробасил Владимир Геннадьевич. – Я разве сказал, что урок окончен?

– Уроки уроками, – вальяжно развалившись на стуле, как в кресле директора, возразил темноволосый парень с лицом ангела и взглядом самого́ черта, – а обед по расписанию. Да вы, Владимир Геннадьевич, не переживайте. – Он просканировал меня нахальным взором, от которого по коже пробежали мурашки. – Мы всё поняли: новенькую будем любить и лелеять, все ей покажем, все расскажем. А теперь можно в столовую?

– Леший дело говорит, Владимир Геннадьевич, – жалобно простонал за моей спиной очередной одноклассник. Невысокий, коренастый, он что-то писал на доске в тот момент, когда мы зашли в класс, а теперь, спрятав руки за спиной, неловко топтался на месте. – Ща пятиклашки набегут – все сметут. А нам потом голодай до вечера!

– Тебе бы только пожрать, Смирнов, – поджав аккуратные губки, ехидно прошипела миловидная брюнетка с волосами до плеч и королевской осанкой. Девица сидела за одной партой с моим рыжим спасителем и, казалось, совершенно не умела обращаться с пуговицами, ибо ее кофейного цвета блузка была расстегнута чуть ли не до пупка. Впрочем, ее соседа это нимало не отвлекало. Подняв с пола карандаш, Рыжий принялся что-то усердно чиркать в тетради. Вот уж кому было совершенно не до еды!

– Ну прости, Настен, я на одном яблочке, как ты, долго не протяну, – заскулил в ответ оголодавший у доски Смирнов, но его нытье потонуло в гуле голосов и чужих перешептываний.

– Тихо! – прогремел, наверно, на всю школу Владимир Геннадьевич.

– Звонок для учителя! – строгим голосом напомнила о себе пожилая дама в сером пиджаке и вигвамом из седых волос на голове – наверно, учительница математики. Старушка сидела за своим столом и, забавно хмурясь, монотонно постукивала авторучкой по клавиатуре.

– Вот именно, ребят! – с важным видом поддержал ее Добрынин. – К одиннадцатому классу пора бы уже и запомнить! Анна Эдуардовна, – обратился он к нашей классной, убедившись, что в кабинете снова воцарилась тишина, – мы вас слушаем.

– Одиннадцатый «А»! Я похищу у вас всего пару драгоценных минут. Итак, первое и очень важное объявление: Генриетта Михайловна заболела, а потому урока истории сегодня не будет.

Новость явно пришлась по душе. Класс опять взорвался возгласами, правда, на сей раз весьма довольными. Но главное – все вмиг позабыли обо мне. И хоть я все еще стояла в центре класса, интерес к моей персоне резко сошел на нет. Зато я теперь могла без стеснения изучать своих новых одноклассников.

– А завтра? Завтра тоже не будет истории? – прозвенела с первой парты худощавая блондинка. Ее писклявый голосок вкупе с вызывающим для школы макияжем вынудил меня поморщиться.

– И завтра не будет, верно, Милана!

– А сейчас-то что? У нас окно получается? – донеслось нечто монотонно-занудное с третьего ряда.

У самой стены, прямо под портретом Лобачевского, я заметила тучного паренька в очках – определенно местного ботаника. Прилежный такой мальчик с олдовой стрижкой и в клетчатом кардигане. Он внимательно смотрел на классную и явно конспектировал каждое ее слово в планер. Хмыкнув, я попыталась ему улыбнуться. Этот кадр совершенно точно не представлял угрозы для моего сердца, а помощь с уроками мне здесь наверняка пригодится, и еще не раз. Вот только ничего не вышло: улыбаться по требованию я умела не лучше, чем вышивать крестиком.

– Нет, Миша, —сжав лоб тонкими пальцами, выдохнула Анна Эдуардовна. Гул в классе нарастал в геометрической прогрессии. – Сейчас у вас…

– Ну вы че разгалделись, как бешеные чайки, а?! – прокричал, а точнее, грозным медведем проревел с последней парты русоволосый парень, мощный, плечистый и, что греха таить, весьма симпатичный. – Ни черта ж не слышно. Анна Эдуардовна, так что там с историчкой?

Одноклассники покорно замолчали, а я сделала для себя вывод, что бугай этот с галерки здесь играл роль негласного лидера. Вон как его слушались – все разом притихли, словно вмиг онемели. Все, кроме его соседки по парте. Пышноволосая кудряшка почти висела на его плече и что-то беспрестанно шептала на ухо. Ее лица я не видела, но отчего-то в сердце неприятно кольнуло.

– Митя! —Владимир Геннадьевич взмахнул руками. – Что еще за «историчка»?! Генриетта Михайловна уважаемый педагог…

– Да понял я, бать, – басовито отмахнулся от нравоучений парень, а у меня извилины в голове от напряжения задымились. Батя? Серьезно?

В памяти в ту же секунду вспыхнули события недавних дней. Митя, Леший, Рыжий – все это я уже слышала в тесной прихожей в доме Добрынина. Для полного счастья не хватало только Вари.

Я снова взглянула на того парня с задней парты, точнее, на его соседку.

– Повторяю, одиннадцатый «А» … – Слово тем временем взяла Анна Эдуардовна. – Вместо истории сейчас будет еще один урок геометрии. Завтра вы приходите ко второму…

Я не слышала. Ни единого слова больше не могла разобрать. Все мое внимание было приковано к мелкой бестии, кучерявой, забавной и чересчур любопытной. Я просчиталась: Варя была моей ровесницей и прямо сейчас сверлила меня в ответ взволнованным взглядом. И я была уверена, что она знает обо мне куда больше, чем минутой назад на весь класс рассказал директор.

С моих губ сорвался протяжный стон. Тихий, надрывный, он почти растворился в мелодичной речи Анны Эдуардовны. Почти…

– Все хорошо, Ася? – Тут как тут ко мне подоспел Добрынин. – Ты вся белая, будто призрак увидела.

– Все нормально, – ответила сквозь туман в голове. – Я просто устала стоять.

– Сейчас, моя хорошая, – прошептал Владимир Геннадьевич и, по-отечески придержав меня за плечи, бесцеремонно перебил классную: – Давайте ближе к делу, Аннушка Эдуардовна! Ребята проголодались, да и Асе бы местечко найти.

– Илья, что у нас с планом рассадки? – тут же отчеканила учительница, устремив взгляд в сторону того самого рыжего паренька… Или нет? Наверно, нет, ибо Рыжик даже не шелохнулся.

– Илья-я?! Лучинин, ты меня слышишь? – повторила она, и снова никто не откликнулся, зато по классу побежали смешки.

– Луч, не тормози! – Скомкав в ладони тетрадный лист, Леший зашвырнул бумажным комком в Рыжего. – Жрать охота!

– Луч… – беззвучно повторила я, а на губах проступила та самая ненавистная улыбка. – Лучик…

Рыжий и правда был похож на кусочек Солнца – такой же яркий и светлый. Ему в спину угодил комок бумаги, а он лишь усмехнулся в ответ. Что-то еще шустро записал, а потом озарил обворожительной улыбкой весь класс.

– Готово все, Анна Эдуардовна! – произнес он и взмахнул своими каракулями, как победным знаменем.

Удивительное дело, но в кабинете снова стало тихо. И если Митю в классе, очевидно, побаивались, то Рыжего хотели слушать. Двадцать с лишним пар глаз были сейчас устремлены на него, и я не стала исключением.

– Итак, новый план рассадки я только что отправил в общий чат, можете ознакомиться. – Лучинин поднялся с места и, сверившись со своими записями, принялся всех пересаживать. – Ворошилов, первый ряд, третья парта, второй вариант. Лиза, поменяйся с Гришей. Смирнов, ты на место Димыча. Кузнецов, а ты шуруй на последнюю парту. Настя, садишься к Стасу. Ася…

Мое имя слетело с его губ настолько неожиданно, что я вздрогнула.

– Твое место здесь. – Взглянув на меня мельком, Илья указал на первую парту в среднем ряду и сразу отвернулся. – Варя, сядешь с новенькой! – произнес он тоном, не терпящим возражений.

Да и что я могла сейчас возразить? Тело и без того было ватным, ноги – каменными, а язык – неподвижным; я бы и двух слов не связала. Зато Анна Эдуардовна явно была не в восторге.

– Илья! – остановила она Рыжего и отрицательно покачала пальцем. – С Асей лучше сесть…

– Не согласен, – уверенно перебил ее Лучинин. – У меня соревы на носу – просто физически не успею уделить Асе должное внимание. Да и за первой партой я только всем мешать буду. Кроме того, насколько мне известно, девочки уже знакомы.

– Владимир Геннадьевич? – растерянно развела руками Анна Эдуардовна.

– Как по мне, посадить Варю и Асю вместе просто замечательная идея! – потирая ладони, довольным котом пропел Добрынин и подтолкнул меня к моему новому месту. – Теперь я за тебя, Асенька, спокоен, – добавил он еле слышно, а потом уже в голос на весь класс: – Дальше, думаю, без меня справитесь.

Почесав в затылке, Добрынин на пару с пожилой учительницей математики вышел в коридор. Анна Эдуардовна, что-то наказав Рыжему, отвлеклась на недовольные возгласы Насти, которая, по всей вероятности, тоже теперь сидела не там и не с тем, с кем бы хотела. Остальные, заняв свои новые места, бросали вещи и тут же вылетали из кабинета – наверно, в столовую. Я же, исподлобья взглянув на Варю, поплелась к первой парте. Достала пенал, пару чистых тетрадей и учебник по геометрии. Рюкзак, как и все здесь, повесила на крючок под столом и, усевшись на шаткий и весьма неудобный стул, уставилась на доску.

В ушах звенело, и единственное, чего мне хотелось – исчезнуть. Вернуться домой, выпить с мамой чаю, уединиться в своей комнате и, укутавшись в плед, взять в руки очередной детектив. Я была не на своем месте и теперь понимала это. Вот только признавать свои ошибки дело посложнее геометрии, да и отец обещал забрать меня только после уроков, а дергать его с работы без особой на то нужды я не привыкла.

– Привет, – мило прощебетала Варя и села рядом. – Вот и пересеклись наши пути, да?

– Угу, – кивнула я, не поворачивая головы. – Круто.

– Волнуешься?

– Нет! – ответила резко, не раздумывая, а сама до боли стиснула кулаки под партой.

– А я немного, – запросто призналась Варя. – Как думаешь, почему?

Я промолчала. Мне и своих переживаний хватало – куда уж было до чужих?

– Я просто не люблю на первой парте сидеть, особенно на алгебре и геометрии, – ни в какую не унималась кудряшка, а меня этот голос, медовый и задорный, немыслимо раздражал.

Больше всего в людях я не любила притворство, а Варя, казалось, была соткана из него. Вот с чего бы ей быть такой дружелюбной со мной? Другая бы на ее месте окрысилась: я же видела, какими влюбленными глазами она смотрела на директорского сынка, а теперь вынуждена со мной здесь сидеть.