Нам, однако, нужно мерило, которое сделало бы возможным сравнение разнообразных процессов, и таким мерилом является время. Без времени изменение не имеет смысла, а без изменений остановилось бы время. Время можно понимать как интервалы, в течение которых происходят события. Так же, как деньги позволяют нам приписывать определенные стоимости яблокам и апельсинам, время помогает нам сравнивать несходные между собой процессы. Когда мы утверждаем, что строительство дамбы потребует трех лет, то на самом деле мы говорим о том, что оно займет столько времени, сколько требуется Земле, чтобы трижды обогнуть Солнце, или столько же времени, за какое можно заточить карандаш 31 миллион раз. Время – это обменная валюта, позволяющая сравнивать скорости, с которыми протекают самые разнообразные процессы.

Учитывая неравномерность изменений и вооружившись нашим мерилом, мы тем не менее все равно столкнемся с мучительными трудностями при попытке реально измерить изменения. Говоря о скорости изменений, мы имеем в виду число событий, происшедших в течение произвольно выбранного промежутка времени. Таким образом, нам надо определить, что мы имеем в виду под «событием». Нам нужно с большой точностью выбрать интервалы. Кроме того, необходимо соблюдать осторожность и проявлять осмотрительность, делая выводы из наблюдаемых нами различий. Сегодня мы достигли впечатляющих успехов в измерении физических процессов в сравнении с процессами социальными. Например, мы точнее можем измерить скорость движения крови по телу, чем измерить скорость распространения слухов в обществе.

Несмотря на все эти оговорки, существует всеобщее согласие среди ученых – от историков и археологов до социологов, экономистов и психологов, что многие социальные процессы набирают скорость поразительно быстро и впечатляюще.

Подземные города

Рисуя картину размашистыми мазками, биолог Джулиан Хаксли сообщает: «Темп эволюции человека в течение его письменной истории приблизительно в сто тысяч раз превышает темп эволюции до появления человека». Изобретения или значимые усовершенствования, которые для своего завершения требовали около пятидесяти тысяч лет в эпоху раннего палеолита, полагает Хаксли, «окончательно внедрялись за тысячелетия; с появлением оседлой цивилизации мерой внедрения стало столетие». Ускорение, происходившее в течение последних пяти тысяч лет, было «особенно заметным в течение последних трехсот лет».

Писатель и ученый Чарльз Питер Сноу также высказывается по поводу нового видения изменений. «Вплоть до нашего столетия, – пишет он, – социальные изменения были настолько медленными, что на протяжении жизни каждого отдельного человека оставались незамеченными. Теперь ситуация иная. Скорость изменений возросла так значительно, что наше воображение начало от нее отставать». Действительно, утверждает социальный психолог Уоррен Беннис, маховик изменений раскрутился столь стремительно, что «никакое преувеличение, никакая гипербола, никакое забвение закона не может реалистически описать масштаб и скорость перемен… На самом деле представляется, что верны теперь только преувеличения».

Какие же изменения могут оправдать эту страстную речь? Давайте посмотрим на изменения, например, в процессе, посредством которого люди, в частности, создают города. В настоящее время мы переживаем невиданную прежде по масштабам и быстроте урбанизацию. В 1850 году только в четырех городах мира население составляло миллион человек. К 1900 году число таких городов достигло девятнадцати. Но уже к 1960 году в мире был уже сто сорок один такой город, а сегодня, согласно данным Эдгара де Фриза и Й. Тиссе из Гаагского института общественных наук, численность городского населения стремительно увеличивается на 6,5 процента в год. Одна эта убедительная статистика означает, что городское население планеты удваивается каждые одиннадцать лет.

Один из способов понять значение перемены подобного масштаба – это попытаться вообразить, что произойдет, если все существующие города, вместо того чтобы расширяться, сохранят свои нынешние границы. Если бы это было так, то для того, чтобы обеспечить жильем новые миллионы городских жителей, нам придется построить по дубликату для каждого из сотен городов, которые уже присутствуют на картах Земли. То есть построить новый Токио, новый Гамбург, новый Рим и новый Рангун – и все это в течение одиннадцати лет. (Этим можно объяснить, почему французские градостроители набрасывают схемы подземных городов, где будут располагаться магазины, музеи, склады и предприятия, и почему один японский архитектор запланировал постройку города на сваях в океане.)

Аналогичная тенденция к ускорению становится очевидной в отношении потребления человечеством энергии. Доктор Хоми Бхабха, ныне покойный индийский ученый-атомщик, первый председатель Международной конференции по мирному использованию атомной энергии, проанализировал этот тренд следующим образом. «Для того чтобы проиллюстрировать его, – говорил он, – давайте воспользуемся буквой Q, чтобы обозначить количество энергии, получаемой при сжигании 33 миллиардов тонн угля. За восемнадцать с половиной веков, прошедших от Рождества Христова, суммарное потребление энергии составило меньше половины Q за одно столетие. Однако к 1850 году это количество увеличилось до одного Q на одно столетие. Сегодня мы потребляем около 10 Q энергии за одно столетие». Это означает, грубо говоря, что за последнее столетие человечество использовало половину всей энергии, потребленной за истекшие две тысячи лет.

Столь же очевидным является экономический рост стран, присоединившихся теперь к гонке к супериндустриализму. Несмотря на тот факт, что они стартовали, уже имея основательную промышленную базу, ежегодный прирост потребления энергии там воистину впечатляет. Возрастает также и скорость самого ускорения.

Например, во Франции за двадцать девять лет между 1910 годом и годом начала Второй мировой войны прирост промышленного производства составил всего 5 процентов. Однако за период между 1948 и 1965 годами, то есть всего за семнадцать лет, этот рост составил приблизительно 220 процентов. Сегодня рост промышленного производства на 5–10 процентов в год не является редкостью в большинстве промышленно развитых стран. Естественно, в этом процессе можно наблюдать как взлеты, так и падения. Но тенденция видна ясно.

Таким образом, в двадцати одной стране, входящей в Организацию экономического сотрудничества и развития, – в странах в общем и целом «состоятельных» – средний ежегодный рост валового национального продукта в период между 1960 и 1968 годами составил 4,5 процента. Япония же возглавила этот список с ростом ВНП 9,8 процента в год.

В этих показателях ничуть не меньше революционного, чем в удвоении тотального производства товаров и услуг в развитых обществах каждые пятнадцать лет, причем период удвоения неуклонно сокращается. Это означает, что ребенок, достигший подросткового возраста в любом из этих обществ, буквально окружен вдвое большим количеством рукотворных вещей, чем его родители в то время, когда он был младенцем. К тому времени, когда сегодняшний подросток достигнет тридцатилетнего возраста, а может, и раньше, произойдет второе удвоение. А позднее, когда этот индивид вступит в преклонный возраст, общество, в котором он живет, будет производить в тридцать два раза больше, чем в тот период, когда он родился.

Подобные изменения в соотношении старого и нового оказывают, как мы увидим, электризующее воздействие на привычки, убеждения и самооценку миллионов людей. Никогда за всю предшествующую историю это соотношение не менялось так радикально за столь короткие отрезки времени.

Мотор технологии

В основе этих грандиозных экономических фактов находится огромный рычащий мотор, двигатель изменений – технология. Это, конечно, не значит, что технология является единственным источником общественных перемен. Социальные подвижки могут вызываться химическим составом атмосферы, климатом, изменением плодовитости и множеством других факторов. Тем не менее именно технология – главная сила, обусловливающая ускоряющий толчок.

Для большинства людей термин «технология» ассоциируется с видом дымящих сталелитейных заводов и лязгающих машин. Вероятно, классическим символом технологии до сих пор является сборочный конвейер, созданный Генри Фордом полвека назад и превращенный Чарли Чаплином в мощный социальный образ в фильме «Новые времена». Этот символ, однако, был неадекватным с самого начала и вводил в заблуждение, поскольку технология всегда была чем-то большим, нежели заводы и машины. Изобретение хомута в Средние века привело к революционным изменениям в методах ведения сельского хозяйства и было таким же технологическим достижением, как и бессемеровская печь несколькими столетиями позднее. Более того, технология включает в себя практики, так же как и машины, которые могут быть (но не обязательно) применены для их осуществления. К технологии можно отнести возникновение новых химических реакций, иных способов разведения рыб, насаждения лесов, освещения театров, подсчета голосов на выборах или преподавания истории.

Старые символы технологии еще сильнее вводят в заблуждение сегодня, когда большинство технологических процессов осуществляются без сборочных конвейеров и открытого огня. Действительно, в электронике, в космических технологиях, в большинстве новых отраслей промышленности характерными являются относительная тишина и чистота производства; порой эти качества считаются исключительно важными и необходимыми. Что касается сборочных линий, требующих организации многочисленной армии людей, выполняющих повторяющиеся простые операции, то они в настоящее время уже стали анахронизмом. Прошло время менять наши представления о символах технологии – для того, чтобы идти в ногу с ускоряющимися переменами в самой технологии.

Это ускорение часто представляют в миниатюре на примере прогресса в транспорте. Подчеркивают тот факт, чтошесть тысяч лет назад самым быстрым из доступных человеку видов транспорта для дальних расстояний были караваны верблюдов, передвигавшиеся со средней скоростью 8 миль в час. Такое положение сохранялось приблизительно до 1600 года до н. э., когда изобрели колесницу, позволившую увеличить максимальную скорость передвижения до 20 миль в час.

Это изобретение было настолько грандиозным, так трудно было превзойти заданный им предел скорости, что, скажем, почти три с половиной тысячи лет спустя, в 1784 году, когда в Англии впервые появилась регулярная почта, почтовые кареты двигались со средней скоростью 10 миль в час. Первый паровой локомотив, изготовленный в 1825 году, имел максимальную скорость всего 13 миль в час, а большие парусные суда того времени с трудом развивали вдвое меньшую скорость. Вероятно, только в восьмидесятых годах девятнадцатого века человек с помощью усовершенствованного парового двигателя смог достичь скорости 100 миль в час. Потребовались миллионы лет для того, чтобы установить этот рекорд.

Однако прошло всего пятьдесят восемь лет до того, как в 1938 году человек на воздушном судне сумел преодолеть предел скорости 400 миль в час, то есть в четыре раза больше скорости самых совершенных локомотивов девятнадцатого века. К шестидесятым годам реактивные самолеты приблизились к скорости 4 тысячи миль в час, а космические аппараты стали огибать Землю со скоростью 18 тысяч миль в час. Если построить график изменения этой скорости в течение жизни последнего поколения, то мы получим кривую, поднимающуюся вверх почти вертикально.

Тренд ускорения очевиден в любой сфере – будь то преодоление больших расстояний, достижение высот в воздухе, добыча полезных ископаемых или обуздание силы взрывов. Закономерность в этих и тысячах других статистических результатах абсолютно очевидна и усматривается безошибочно. Проходят тысячелетия или столетия, а затем, в наше время, возникает внезапный взрыв границ, и мы наблюдаем фантастический рывок вперед.

Причина заключается в том, что технология питает сама себя. Ее достижения делают возможной еще более развитую технологию, что можно отчетливо увидеть, если обратиться к процессу внедрения инноваций. Технологическая инновация включает в себя три стадии, которые связаны между собой, образуя самоподдерживающийся цикл. Во-первых, появляется творческая осуществимая идея. Во-вторых, выполняется ее практическое применение. В-третьих, новое изобретение пропитывает все общество.