– Вижу, что я не зря предпочел вас Майку. – Чарльз улыбается. Он внушает ужас всем остальным юристам, против которых выступает, этот факт широко известен, но как только он снимает парик, то совершенно преображается. Нет парика – нет и клыков. – Что ж, перейдем к делу, а потом я оставлю его вам. Вам понадобится все время, каким вы располагаете, чтобы подготовиться. – Чарльз постукивает средним пальцем по папке, перевязанной тонкой розовой ленточкой, а потом подвигает ее ко мне через стол.

Вчерашнее электронное письмо прояснило весьма немногое. Брэд Финчли – белый мужчина тридцати пяти лет, против которого выдвинуты обвинения в двойном убийстве. Прежде мне не приходилось заниматься настолько серьезными делами, и Чарльз прав: СМИ любят освещать суды, связанные с убийствами. Но чтобы два трупа сразу?.. Это будет пиршество для акул.

Для признания вины и подготовки к судебному слушанию установлен срок в пять недель. Именно к этому времени от меня требуется выдвинуть исковое заявление против обвиняемого, и в итоге он будет признан либо виновным, либо невиновным. Подозреваю, что, поскольку дело настолько серьезное, адвокат посоветует обвиняемому заявлять о своей невиновности, в надежде, что в самом крайнем случае убийство классифицируют как непредумышленное. Я уже готовлюсь в течение полугода вести судебное дело. Вести битву.

В моей крови вскипает адреналин.

Вот почему я стала криминальным юристом.

Полная предвкушения, я придвигаю папку ближе к себе. На первой странице в обязательном порядке размещается снимок, сделанный при аресте, и изложение фактов об обвиняемом. Мне всегда интересно увидеть, кто обвиняется в совершении преступлений, за которые мы его караем. Это моя работа как юриста по уголовным делам – работать ради кары преступнику, вне зависимости от того, кто он и откуда.

Конечно, было бы наивно утверждать, будто я не понимаю, насколько несовершенна по сути наша судебная система, но моя работа всегда одинакова, без исключения: я следую материалам дела и подбираю факты так, чтобы они были наиболее убедительны.

Мы – мастера манипуляций.

Я выдвигаю обвинение вне зависимости от того, считаю ли я, что человек совершил то, в чем его обвиняют, или нет. Именно так нас учили, именно на этом построена наша юридическая система – честный суд. И чтобы он был таковым, обе стороны тяжбы должны быть представлены в равной степени убедительно.

За свою карьеру я часто изумлялась тому, насколько разными способами можно показать те или иные факты, и гадала: насколько это относится к истинам нашей повседневной жизни, к тому, как мы взаимодействуем с другими людьми? Насколько часто в этой жизни встречается непонимание или неправильная интерпретация? Когда занимаешься такой работой, начинаешь видеть, насколько «серым» может быть даже самый однозначный сценарий. Суд работает только тогда, когда обвинение и защита делают всё, что в их силах.

Мне доводилось бывать на ужинах, устраиваемых людьми среднего класса, и я слышала, как большинство моих коллег на вопрос: «Что вам больше всего нравится в вашей работе?» – отвечают: «Выигрывать». Мне этот ответ всегда казался до ужаса скучным – по крайней мере, от людей, чьей работой было устраивать спектакль в зале заседаний. Мы все любим выигрывать, это природное стремление – выживание наиболее приспособленных. Меня куда больше пленяют люди, стоящие за каждым делом. Психология всего этого. Кто они. Что они сделали. Почему они это сделали. Это мое тайное оружие в суде. Я – рассказчик, и, чтобы рассказать историю этих людей, мне нужно узнать их.

«Кто ты, Брэд Финчли? Что ты сделал? И почему ты это сделал?»

Я развязываю тесемки. Начинаю складывать головоломку.

И вот он, Брэд Финчли. Смотрит на меня глубокими карими глазами, слегка выпятив крепкий подбородок. Я с излишней резкостью ставлю на стол стакан, и вода плещет через край, брызгая на страницу и размывая чернила.

Я прослеживаю взглядом короткий шрам на его правой щеке. Следую по этой линии до его губ, до самого изгиба «лука Купидона» – я часто обводила этот изгиб кончиком пальцев и шутила, что он слишком совершенен, чтобы принадлежать настоящему человеку… А чуть ниже левого уголка рта виднеется другой шрам, поменьше, его легко не заметить, если не знать, куда смотреть. Я проводила часы, складывавшиеся, наверное, в целые дни, изучая это лицо; я знаю, куда смотреть.

Потому что я всеми фибрами своего существа уверена: человек, смотрящий на меня с фотографии, – не Брэд Финчли.

Это Джейк Рейнольдс.

Мое сердце начинает часто стучать о ребра. Колотиться. Стремиться выскочить вон. И неожиданно я снова оказываюсь там.

Одна. Заперта. Окружена лишь темнотой. На этот раз стучит не только мое сердце, пытаясь пробить путь наружу, но и мои кулаки. Громко и отчетливо. Безуспешно.

Джейк Рейнольдс. Где ты был? И почему бросил меня?

* * *

– Итак, интересная подробность касаемо обвиняемого: чуть меньше двадцати лет назад он легально сменил имя, став из Джейка Рейнольдса Брэдом Финчли.

Слова Чарльза глубоко уязвляют меня. «Интересная подробность»… Как будто Джейк – злодей в телевизионной драме и всё это – просто интригующий поворот сюжета, а не новости о человеке, который разбил мое сердце и так и не вернулся ко мне. Который, как выясняется, сменил имя и фамилию, чтобы я уж точно никогда не смогла его найти. Неужели он действительно так сильно ненавидел меня за то, что я сделала?

– Джастина? – окликает Чарльз. – С вами всё в порядке?

Я моргаю и заставляю себя отвести взгляд от снимка, с которого смотрит на меня Джейк. Смотрю прямо на Чарльза и отвечаю, что со мной всё в порядке, просто легкое похмелье, а потом чувствую, как мое тело встает со стула и идет к двери. Слышу, как мой голос заявляет, что мне просто нужно «подышать несколько минут».

Пока все это происходит, я словно наблюдаю эту сцену из угла комнаты. Я говорю нужные слова, действую так, будто всё в порядке, иду, переставляя ноги одну за другой, но в то же самое время все это делаю не я. Подлинная я разбита на миллионы частей.

В последний раз я видела Джейка в 2005 году, после рождественской вечеринки, устроенной юридической фирмой моего отца. Тот вечер изменил все – и всех. Я знаю, что я – не та личность, которой была тогда, и, думая сейчас о Джейке – или мне следует называть его Брэдом? – я гадаю, кем он стал. Убийцей?

Я часто думала о нем. Представляла, как он может выглядеть спустя столько лет. В спокойные моменты своего брака с Ноем я ощущала вину за это. Говорят, что никакая любовь не сравнится с твоей первой. Это не значит, что ты не полюбишь никого другого, но это будет уже другая любовь. Менее всепоглощающая. Возможно, более здоровая.

Мы с Джейком были воплощением первой любви. Такой, которую можно увидеть в фильмах, прочитать о ней в книгах. Такой, которая неизбежно заканчивается трагедией. Это единственный возможный финал. Такая любовь не может длиться вечно.

По крайней мере, так я рационализировала это для себя. Как Ромео и Джульетта. Взрывной финал для взрывной любви, прежде чем та выгорит дотла. Так она может навеки остаться живой и яркой. Ромео и Джульетта не были бы Ромео и Джульеттой, если б состарились вместе и стали бы скучной пожилой парой, спорящей из-за того, что будут есть на ужин.

Если б Джейк не ушел, быть может, со временем это чувство выцвело бы. Стало бы чем-то другим. Чем-то более мелким…

Я распахиваю дверь туалета и смотрю на себя в зеркало. Сжимаю края раковины так, что костяшки пальцев становятся белыми. «Джейк Рейнольдс, что ты наделал?» – шепчу я.

Мне кажется, я не произносила его имя с того дня, как осознала, что он не вернется. Это был ужасный день. Но это было и начало новой главы в моей жизни; полагаю, можно сказать, что в тот день родилась новая я – та Джастина, которая сейчас замужем за Ноем.

Говорят, что нужно достичь дна, чтобы всплыть на поверхность. Что ж, я достигла дна, а потом еще раз, но мне действительно удалось всплыть. Почти восемнадцать лет спустя я успешно исключила Джейка Рейнольдса из своей жизни – если не считать редких попыток поиска в интернете.

Что-то задевает струнку в моей памяти. Финчли. Наш любимый ресторан назывался «Финчес» – «Зяблики».

Брэд Финчли.

Это совпадение? Какая-то дурацкая шутка? Значит ли это что-нибудь?

Мне хочется плеснуть себе в лицо холодной водой, но, поскольку сегодня утром мне не нужно было присутствовать в зале суда, мои губы накрашены ярко-красной помадой – как знак вызова патриархату. Поэтому я просто несильно пинаю ногой стену под раковиной.

* * *

Я каким-то образом ухитряюсь дойти обратно до кабинета Чарльза и высидеть совещание до конца, кивая и искреннее заверяя, что слышу его советы. А теперь сижу в своем кабинете, медленно вращаясь на офисном кресле. Папка закрыта и отодвинута на край стола, как будто я могу обжечься, коснувшись ее.

Я искала в интернете Джейка Рейнольдса и не находила никаких следов. Ни единой фотографии в «Гугле», ни учетной записи в «ЛинкдИн». Но я никогда не искала Брэда Финчли. Я прекращаю вращаться и открываю свой лэптоп. Ввожу в поисковою строку «Фейсбука» это незнакомое имя – медленно, буква за буквой – и задерживаю дыхание.

Загружаются результаты поиска, и нужная мне учетная запись появляется на пятой строке сверху. Учетка настроена как «закрытая», но я вижу его фотографию на главной странице. Его кожа покрыта загаром, на нем простая белая футболка. Низко нависшие брови. На подбородке короткая щетина – явно отпущенная не из небрежности, а из намерения выглядеть более мужественно. Улыбка слегка кривая, как будто он знает что-то, чего не знаю я. Когда-то эта улыбка сводила меня с ума…

Он не похож на убийцу, но не нужно быть юристом, чтобы знать: преступные действия совершаются не только теми, кто злобен по сути своей. Я слишком хорошо знаю, что в жизни человека могут случиться вещи, которые запустят эффект лавины, и в конечном итоге ты совершишь поступки, на которые – как тебе всегда казалось – не был способен.

Разбитое стекло. Море красной жидкости. Течет не останавливаясь.

В досье указано, что постоянное место его проживания – Молдон, графство Эссекс; то самое место, где мы оба выросли. Почему Макс или мама ничего не говорили мне? Знали они, что он вернулся? Как долго он прожил там? Зачем менять имя, а потом возвращаться туда, где все тебя уже знают? Все это не имеет никакого смысла.

Я читаю дальше. Сейчас Брэд Финчли выпущен под залог и в ожидании судебных слушаний живет у друга в Летчуэрте. Учитывая отсутствие прежних судимостей и склонности к побегу, свобода его передвижений ограничена ножным браслетом с маячком, комендантским часом и регулярными явками в полицию для проверки.

У меня снова начинает болеть голова. Я открываю ящик стола, нашариваю пачку парацетамола, которую храню там, и спешно выпиваю две таблетки. Говорю себе, что за восемнадцать лет, прошедших с тех пор, как я видела его в последний раз, с Джейком могло случиться все что угодно. Он в буквальном смысле создал себя заново.

Нет, я совсем не знаю этого Брэда Финчли.

И это хорошо для моей работы, потому что по закону я должна была заявить, что знакома с обвиняемым – в тот же момент, как увидела его фотографию.

Но я этого не сделала.

Если это обнаружится прежде, чем я откажусь вести дело, я рискую потерять все. Санкции за нарушение регламента, несомненно, испортят мою репутацию – а скорее всего, и мою карьеру – в зависимости от того, насколько далеко я успею зайти.

А что насчет Ноя? Как я смогу объяснить ему все это? Никак – и значит, я рискую также своим браком. Эта мысль ужасает меня. Я уже так много сделала, так много лгала, чтобы защитить нас обоих… Можно смело сказать, что я полностью вытравила свое прошлое – но у меня не было выбора.

И все же мне понадобилось восемнадцать лет, чтобы найти Джейка, – и поэтому, несмотря ни на что, я понимаю, что не могу просто отпустить его снова. По крайней мере, сразу. Проще считать Джейка и Брэда двумя совершенно разными людьми.