В пять часов вечера я вышла из дома, чтобы отправиться в книжный клуб, который собирается каждую неделю. Дорога была почти пустой. Я помню, что увидела большой белый фургон, несколько машин, которые, к сожалению, не очень хорошо разглядела, но ничего необычного – в основном это были машины соседей и мотоцикл, припаркованный дальше по дороге, я его уже видела пару раз и до этого. Не было ничего, что могло бы показаться странным. Я вернулась домой в семь часов пятнадцать минут вечера и решила еще раз проведать Беверли. Меня все еще слегка беспокоило то, какой нервной она выглядела сегодня. Я подумала, что, возможно, если застану ее дома без Марка, она будет со мной чуть более откровенной. Не то чтобы я считала Марка виноватым в чем-либо, он был очень добрым человеком, но порой трудно выговориться, когда кто-то другой слушает.

В общем, я позвонила в дверь, но ответа не последовало. Это было странно, поскольку в доме горел свет, а машина Рашнеллов стояла на подъездной дорожке. Марк и Беверли были очень увлечены экологически чистым образом жизни – начиная с вегетарианства и заканчивая покупкой электромобиля. Просто не в их характере было выходить из дома и оставлять свет включенным. Я позвонила еще два раза, и, когда никто не отозвался, у меня возникло плохое предчувствие, и я заглянула в переднее окно. Мне было плохо видно, так как мешала мебель, но я разглядела ногу – мужскую, я поняла это по ботинку, – как будто человек навзничь лежал на полу. Тогда я набрала 999.

Тот факт, что соседки не было дома и она ничего не слышала, не особо способствует раскрытию дела. В целом для обвинения это заявление может создать сложности. Я достаю маркер и помечаю фразу «за последнюю неделю я несколько раз слышала шум». Может ли защита выдвинуть утверждение, что Марк убил свою жену, а затем застрелился? Можно ли этим объяснить выстрел в упор?

Я ощущаю, насколько мне хочется в это поверить, и уже не в первый раз понимаю: именно поэтому мне не следует заниматься этим делом. Я ставлю под угрозу свою работу. И все же мне нужно знать…

«Почему ты это сделал, Джейк? Что заставило тебя убить двух человек?»

Но даже размышляя об этом, я задаюсь вопросом: действительно ли я хочу узнать, почему он бросил меня, когда я нуждалась в нем больше всего?

* * *

После выхода новостей в эфир я не сразу выхожу из дома: даю еще немного времени, чтобы сплетни успели разлететься по городу. Думаю, теперь у людей развяжутся языки, ведь они, вполне вероятно, лично знают убийцу – в реальной жизни, а не в кино! В новостях его назвали Брэдом Финчли, так как это теперь его имя по документам, но также упомянули, что ранее он был известен как Джейк Рейнольдс. Журналисты, как я и предполагала, были в восторге от этой смены имени. Почему? Кем был Джейк Рейнольдс? От кого он скрывался? Наверняка все это привлечет сюда журналистов. Я не могу медлить.

Скорее всего, местные жители все равно узнали бы его, но после таких новостей город, без сомнения, будет взбудоражен. Конечно, все будут притворяться, что испытывают ужас, но я готова поспорить: минимум половина людей, с которыми я сегодня буду беседовать, втайне упиваются таким поворотом событий.

Документальные фильмы о преступлениях весьма популярны – и не без причины. Раньше меня удивляли толпы людей, которые приходят в суд посмотреть на самые жуткие проявления человеческой гнусности и шуршат обертками от конфет, словно просто сидят в кино. Теперь я их почти не замечаю, они стали частью общей картины.

Я также знаю, что действовать нужно сейчас, до того, как в СМИ начнется цирк. Несомненно, друзья и родственники Рашнеллов тоже съедутся в город. Люди начнут перекраивать свои воспоминания, чтобы соответствовать впечатлениям новоприбывших; целенаправленные вопросы, которые будут задавать журналисты, заставят их по-другому смотреть на собственные мысли; наличие друзей и родных сделает Марка и Беверли реальными фигурами, а не именами из новостей. Их смерть станет еще более трагичной. Все это изменит и заново сформирует то, что люди считают правдой относительно Джейка. У меня нет ни времени, ни желания копаться в искаженных воспоминаниях. Нужно действовать быстро.

Существует множество правил относительно внешнего вида юриста во время пребывания на работе. Я настолько привыкла носить идеально выглаженные белые рубашки, туфли на каблуках и черные костюмы, закрывающие колени, что немного теряюсь, когда мне необходимо соответствовать современным тенденциям. Но именно это я и хочу сделать сегодня.

Натягиваю свободные «мамские» джинсы, которые купила только потому, что их носят все мои подруги, и бледно-зеленый хлопковый топик. Обычно мои волосы зачесаны назад в строгий хвост, но сейчас я оставляю их распущенными. Конечно, для встречи с потенциальными свидетелями я обычно одеваюсь совсем иначе, но нынешнее дело я веду не по правилам – не так, как делаю или как должна делать обычно.

Сначала я решаю зайти в паб на другом конце города. Он находится ближе всего к дому Джейка, и, похоже, это самое подходящее место для начала – впрочем, любое другое место будет ничуть не хуже. Минувшей ночью я не могла уснуть, думая о пистолете, который нашли в сумке под половицами под кроватью покойной мамы Джейка. Этот пистолет был спрятан на самом дне спортивной сумки. Мама Джейка умерла недавно, всего за два месяца до убийства, после непродолжительной борьбы с онкологическим заболеванием, а отец скончался за шесть лет до этого от сердечного приступа. Джейк был единственным ребенком. Его отпечатки пальцев были найдены как на самом пистолете, так и на внешней части сумки. Кроме того, на телах обеих жертв были найдены волокна от одной из бейсболок, которую носил Джейк.

Это доказательство нельзя назвать неопровержимым, но оно чертовски весомое.

За прошедшие годы я научилась игнорировать свои эмоциональные реакции. Люди совершают ужасные поступки. Постоянно. Но мысль о том, что это Джейк нажал на спусковой крючок, что он мог спрятать пистолет под кроватью своей умершей матери после того, как хладнокровно застрелил двух человек… У меня внутри все переворачивается, словно тело отвергает саму мысль об этом. Слабый голос в сознании вновь напоминает: именно поэтому юристам не разрешается работать над делами, в которых замешан кто-либо из их знакомых. Именно поэтому я не могу тянуть с этим.

Прежде чем выйти из дома, записываю еще один вопрос:

Был ли он напуган? Нужен ли был пистолет для самозащиты?

Я снова думаю о мистере Рашнелле, убитом в упор, и понимаю, что выдаю желаемое за действительное. Это было целенаправленное действие. Жестокое убийство. Тот, кто стрелял в Марка, позаботился о том, чтобы не промахнуться. Неужели Джейк действительно мог быть столь безжалостным? Я закрываю глаза и считаю до десяти, чувствуя, как подкашиваются ноги при мысли о том, что такое возможно.

Обычно, когда мне казалось, что вселенная слишком жестока, я обращалась к Ною, чтобы он успокоил меня и оказал эмоциональную поддержку. Я всегда делаю это, когда мне кажется, будто тьма вот-вот поглотит меня. Я часто сталкиваюсь с этим в своей работе, и Ною в конечном итоге всегда удается утешить меня. Но сейчас его нет рядом – но даже если бы он был, я все равно должна справиться с текущим кризисом самостоятельно. Я делаю глубокий вдох и медленно выпрямляю спину, вытягиваясь в полный рост.

Айя подготовила меня к этому. Я могу сделать то, что должна.

Глава 7

Ни один из свидетелей, чьи показания перечислены в протоколе, не упоминает «Синий орел», но тем не менее этот паб вполне может быть недостающим фрагментом головоломки. Детективы проделали тщательную работу, но они двигались от убийств в прошлое, в то время как я двигаюсь вперед – от восемнадцатилетнего Джейка к Брэду Финчли. Я надеюсь, что эти два процесса уравновесят друг друга – подобно тому, как обвинение и защита должны уравновесить друг друга, чтобы судебное разбирательство было справедливым, – и в итоге я докопаюсь до истины.

Читая и перечитывая материалы дела, я осознала: я все время жду, что паб вот-вот всплывет в показаниях свидетелей, и тот факт, что он так и не возник, меня беспокоит. Паб «Синий орел» располагался поблизости от дома Джейка, и их семья из поколения в поколение была связана с этим заведением. В нем работал дед Джейка, его отец проводил там каждый пятничный вечер, сидя на табурете за барной стойкой.

Как только Джейку исполнилось восемнадцать лет, он начал работать в «Синем орле» на полставки, и каждые выходные они с отцом играли в бильярд с ночи до раннего утра. Если Джейк вернулся за три месяца до ареста, как утверждает моя мама, он наверняка должен был побывать в пабе хотя бы раз.

Я распахиваю тяжелую дубовую дверь – и ощущаю острое дежавю. Отмахнувшись от этого ощущения, иду прямиком к стойке бара. Находясь здесь, я сильно рискую. Что, если кто-то узнает меня и поймет, что я тоже работаю над делом Джейка? Что, если они донесут на меня, прежде чем я успею изложить Чарльзу свою версию событий?

Хотя с первого взгляда кажется, что сидящие здесь слишком молоды, чтобы помнить меня, – все-таки прошло восемнадцать лет, – я уверена, что все до единого знают о моем происхождении. Любое упоминание о семействе Стоунов будет сопровождаться сочувственными взглядами, а также байками о том, как кто-то из них или из их знакомых когда-то приятельствовал с моим отцом.

Молдон – маленький город. Слишком маленький. А моего отца очень уважали – он дважды избирался главой городского совета. Каждый год в первую субботу августа в Молдоне проводится знаменитый «грязевой забег» через устье реки. Никто не помнит, когда и почему возникла эта традиция. После смерти моего отца ее решили посвятить его памяти и собирать деньги на местный молодежный клуб, разрешение на строительство которого он получил незадолго до роковой автокатастрофы. Даже люди, которые никогда не знали его, ежегодно видят на плакатах и транспарантах его портрет – он смотрит на них сверху вниз и требует пожертвовать деньги в память о его деяниях.

Я чувствую на себе пристальные взгляды, но продолжаю идти к барной стойке. Эти люди не знают меня. Они знают мою семью. Но они не знают меня. Я напоминаю себе, что они смотрят на меня просто потому, что не знают меня. В этом и заключается особенность маленьких городков: все смотрят на тебя либо потому, что знают тебя, либо потому, что не знают.

Барменша замечает мое приближение и отводит взгляд. Я усмехаюсь про себя. Именно Джейк говорил мне о том, что в первую очередь нужно избегать зрительного контакта с клиентами, чтобы продержаться всю смену. Продолжая надеяться на что-то, я усаживаюсь на крайний справа барный табурет, который когда-то любил занимать отец Джейка.

Интерьер паба изменился. Стены, которые некогда были серо-голубыми и покрытыми пятнами от возраста, теперь как будто взяты с «Пинтереста»: их нижняя половина обшита панелями насыщенно-синего цвета. Зал озаряют подвесные светильники в индустриальном стиле, их свет отражают большие зеркала в золотистых рамах. Держу пари, что на стенах туалета подвешены деревянные полки, уставленные маленькими горшками с кактусами. Несомненно, началось облагораживание исторической приморской улицы Молдона.

Приятно видеть, что в дальней части заведения по-прежнему стоят два бильярдных стола, а барная стойка размещается на том же месте, что и раньше. Может, «Синий орел» и похорошел, но остался все тем же пабом, который я когда-то знала.

Заказываю имбирный эль и устраиваюсь поудобнее, выжидая. Хочу еще немного понаблюдать за персоналом, прежде чем приняться за дело. Хочу понять присутствующих, выработать наилучшую стратегию. Я хорошо умею считывать людей. Это необходимо, когда пытаешься убедить присяжных в своей правоте. Важно выяснить, что движет каждым из них, а затем подать дело так, чтобы преподнести свою точку зрения в правильном свете. Так у тебя будет больше шансов, что все они единогласно вынесут вердикт: виновен или невиновен.