Вот только у забулдыги нашлись кореша и заступники, сразу его на эшафот не потащили, а хануриков взяли в оборот и те под пыткой признались в оговоре – за что и были вскоре сами казнены. А вот заварившие кашу дамы отпетляли.

Маму кто-то предупредил и она, бросив дочь на произвол судьбы, бежала аж в Испанию. Будущую сказочницу же спас случай и крепкие нервы – от пришедших по ее душу судейских несостоявшаяся мужеубийца ускользнула по тайной лестнице в домовую церковь, где сумела спрятаться – по одной версии пролежала несколько часов под похоронным катафалком, по другой – вообще в чужом гробу.

Потом 18-летняя Мари-Катрин вроде как все-таки посидела в тюрьме Консьержери вместе с новорожденной дочерью, но совсем недолго и быстро сумела выбраться. Следующие 15 лет она провела в бегах, и во Франции о ней не было ни слуху, ни духу. Стопроцентно несколько лет она скрывалась во Фландрии, потом вроде как перебралась в Англию и в Испанию – к маме – но это уже не точно.

Совершенно точно за эти годы у барона появилось еще двое детей, которых он, разумеется, никогда не признавал. Также не подлежит сомнению, что мама нашей героини, живя в Испании, активно выполняла тайные поручения французского двора, благодаря чему сначала мать, а потом и дочь, получили прощение Людовика XIV и им было разрешено вернуться в Париж.

Недоубитый барон к тому времени давно помер, прокутив почти все свое состояние, и наследства жене и детям оставил жалкие крохи.

Но баронессу после всех ее приключений уже было трудно чем-нибудь испугать.

Одаренная женщина стала зарабатывать на жизнь написанием и изданием литературных произведений, быстро добилась богаства и популярности и даже открыла в Париже собственный литературный салон.

Как ни странно, вторую половину своей жизни она прожила очень тихо, практически не ввязываясь в авантюры.

В поле зрения правоохранительных органов попала буквально один раз – после того, как ее близкая подруга, жена советника Тике, отравила мужа, недовольного ее изменами. Но в итоге доказать причастность баронессы д’Онуа к произошедшему не удалось и она, как как теперь говорят, "проходила по делу в качестве свидетельницы".

Похоже, что всю свою неукротимую энергию женщина с бурным прошлым направила на литературные дела. И в конечном итоге именно ей человечество обязано официальным признанием сказки.

Спору нет, волшебные сказки существуют столько же, сколько существует человечество. Их всегда сочиняли, их рассказывали, их любили… Но не печатали. Сказки тогда существовали либо в качестве низкой «лубочной» литературы, либо в виде устных рассказов – причем не только в деревне, но и в светских салонах тоже.

Но вот сочинять их приличным людям и уж тем более печатать этот низкий жанр считалось не комильфо. Симфоническому оркестру не пристало играть "Голуби летят над нашей зоной" – даже за хороший гонорар.

И именно баронессе д’Онуа удалось переломить эту тенденцию и впервые опубликовать сказку – вставным эпизодом в своем романе «История Иполита, графа Дугласа».

Что вы говорите? Что значит "Задолбал, ты вообще расскажешь когда-нибудь, при чем здесь русские?"

А!!!

Извините, заболтался и забыл.

Дело в том, что главным героем первой опубликованной сказки «Остров блаженства» является «русский князь Адольф», ставший любовником феи на зачарованном острове Блаженства, стране любви и вечной молодости.

Упреждая шутки по поводу исконно русского имени "Адольф", напомню, что в Европе это давняя традиция. К примеру, одним из главных героев великой пьесы Кальдерона "Жизнь есть сон" является "герцог Московский" Астольфо. Он даже попал на барельеф памятника Педро Кальдерону де ла Барка – "испанскому писателю №3", сразу после Сервантеса и Лопе де Веги.

Но вернемся к сказке мадам д’Онуа. Начинается она просто шикарно:

Россия – холодная страна, где не бывает таких погожих дней, как в умеренном климате. Горы там почти всегда покрыты снегом, а деревья обледенели, так что стоит солнцу облить их лучами, и они кажутся изукрашенными хрусталем; леса необычайно огромны, а белые медведи так свирепы, что на них всегда непременно нужно охотиться и убивать их; такая охота – одно из самых благородных и излюбленных занятий у русских.

Народом этим правил юный принц по имени Адольф, от рождения столь учтивый и умный, что трудно было поверить, будто в таком грубом и диком краю мог родиться владыка столь совершенный. Ему еще не было и двадцати лет, когда он выстоял в ожесточенной войне с московитами, показав чудеса храбрости и снискав всеобщее восхищение. Когда армия его отдыхала, сам он не ложился, а отправлялся на опасную медвежью охоту.

Все это настолько прекрасно, что когда появились первые русские переводы (это были те самые лубочные книжки для простонародья), Россию в них заменили на Лапландию. Из чисто маркетинговых соображений – местным тяжело было бы продавать всю эту залипуху про круглогодичный лед и белых медведей.

Книжка так и называлась – "История о принце Одолфе Лампладïискомъ и Острове вѣчнаго весѣлия".

Что? Как русский князь Адольф мог воевать с московитами?

А, это очень интересный вопрос. Дело в том, что именно в те годы поляки активно продвигали в Европе свою любимую концепцию, впервые изложенную паном Меховским в его "Трактате о двух Сарматиях".

Мол, настоящие русские живут только в юго-западных русских землях – тех, что под Польшей и Литвой. А те, что на северо-востоке и независимые – то не русские. То московиты, поддельная помесь татар и финно-угров, укравшие имя Руси. Они вообще дрянь народец, слова доброго не стоят, не водитесь с ними.

Сегодня эту концепцию опять достали из чулана и окормляют украинскую паству байками про не братскую "Мокшу".

Все, больше не отвлекаюсь, а то я никогда не закончу.

После того, как в 1690-м наша героиня прорвала блокаду – начался настоящий бум сказок. Сразу же подтянулся академик Шарль Перро, который в 1695 году презентует рукопись пяти сказок племяннице Людовика XIV, Елизавете-Шарлотте Орлеанской. Его племянница Мари-Жанна Леритье де Виландон включает три сказки в свой сборник «Смешанные произведения». На следующий год, в 1696-м Катрин Бернар вставляет две сказки в свой роман «Инесса Кордовская», а журнал «Меркюр Галан» печатает «Спящую красавицу».

Легко заметить, что сразу наметились два лидера нового жанра – мадам д’Онуа и мсье Перро.

Решительное сражение состоялось в 1697 году, когда Шарль Перро печатает свой великий сборник "Сказки матушки Гусыни". Баронесса отвечает 4-томником (!) «Волшебных сказок», кроме того, выходит двухтомник «Сказки сказок» Шарлотты Розы Комон де ла Форс.

Правда, после "Матушки Гусыни" академик сошел с дистанции, а баронесса, чтобы закрепить успех, в 1698 году выпускает еще 4 тома под названием «Новые сказки, или Модные феи». Вот титульный лист одного из них:

Надо сказать, Мари-Катрин д’Онуа очень ревниво относилась к славе сказок Шарля Перро и всячески оберегала свой титул "первой сказочницы Франции".

Но если в XVII—XVIII веках сказки мадам д’Онуа были на слуху, постоянно переиздавались и реально не уступали в популярности творениям Шарля Перро, то затем слава померкла и, начиная с XIX века мадам д’Онуа совсем потерялась в тени великого француза. Дело доходило до того, что двумя-тремя ее сказками "добивали" сборники Перро до нужного объема.

Слава богу, она до такого позора не дожила – Мари-Катрин Ле Жюмель де Барневиль, баронесса д’Онуа скончалась в собственном доме в предместье Сен-Жермен в возрасте 52 лет, пережив своего соперника на два года.

Но, к моей радости, эта история все-таки сумела счастливо завершиться.

В двадцать первом веке о мадам д’Онуа неожиданно вспомнили, и сегодня ее наследие активно изучают, книги переиздают, и статуса классика французской литературы ее уже вряд ли что лишит.

Посмертная слава – самая дорогая для писателя слава, потому что "весь я не умру".

Даже у нас в России в 2015 году вышло 1000-страничное (!) академическое издание ее сказок с примечаниями, комментариями и иллюстрациями под названием "Кабинет фей".

Если кто интересуется – рекомендую.

Первые 5 фактов про Гулливера и его злобного автора

Факт первый. Книжку про Гулливера написал мужик с отвратительным характером.

Мужика звали Джонатан Свифт, он был священником по профессии, писателем по роду занятий и троллем по призванию. Лучше всего у него получалось издеваться над людьми.

Приведу только один пример – будучи деканом собора св. Патрика в Дублине, однажды Свифт обратил внимание, что многие могилы в соборе пришли в плачевный вид. Тогда он написал потомкам обветшалых покойников и попросил денег на реставрацию могилы предка. И сразу предупредил – если кто затихарится, отмолчится и денег не даст, Свифт оплатит ремонт из своих, точнее, из денег прихода. Но в отместку напишет на надгробии, что потомки этого достойного человека – жадные скупердяи.

Все поржали, а зря – первая подобная надпись появилась на могиле одного из предков тогдашнего короля Великобритании – Георга II, который не только денег не дал, но даже на письмо не ответил.

Благодарные прихожане позже установили в соборе бюст Джонатана Свифта. Он содержится в порядке.

Факт второй. Как вы догадываетесь, Георг Второй Джонатана Свифта не любил. И папа его, Георг Первый, тоже писателя не любил. Но сделать с ним они ничего не могли. Ядовитого на язык публициста в свое время буквально выдавили обратно на малую родину, в Ирландию, в Дублин. И там случилось невероятное – не будучи ни ирландцем, ни даже католиком, Свифт умудрился стать национальным героем Ирландии. Исключительно благодаря своему острому языку.

Он включился в борьбу за права ирландцев и принялся писать невероятно смешные и невероятно обидные анонимки-пасквили, которые разлетались по всей стране. Один из этих памфлетов, "Письма суконщика" привел английское правительство в бешенство. Премьер-министр Уолпол назначил награду за раскрытие авторства – никто не рискнул сдать декана. Подумывали о его аресте, но полиция со скорбным лицом заявила, что для этого понадобится немалая армия – потому что поднимется вся Ирландия.

В итоге Лондон пошел на уступки, ирландцы ликовали и кричали: "Англичане, что с лицом?". А Свифту, как национальному герою, выделили личную охрану и его прибытие всюду встречали колокольным звоном.

Факт третий. Практически все свои сочинения Свифт выпускал анонимно – потому что еще и подписываться под таким неистовым глумлением было бы открытым вызовом правительству.

"Путешествия Гулливера" (а точнее – «Путешествия в некоторые отдалённые страны мира в четырёх частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей») – не исключение.

До сих пор не найдено никаких прямых доказательств, что эту книгу написал Свифт.

Рукопись была подброшена – одним прекрасным утром 1726 года знаменитый издатель Бенджамин Мотт обнаружил ее на крыльце своего издательства. Гонорары автор всегда получал через посредника – «кузена мистера Гулливера Ричарда Симпсона» - и посредник никогда не раскрывал имени автора. При жизни Свифта на титульном листе книги, где всегда помещается портрет автора, изображался вовсе не Свифт, а… сам Лемюэль Гулливер.

Наконец, Свифт никогда ни в одном тексте не назвал себя автором напрямую, обычно он писал что-нибудь вроде: "Если бы я писал "Путешествия Гулливера", я бы…" или "Мне кажется, автор "Путешествий Гулливера" имел в виду, что…".

Хотя, конечно, это был секрет Полишинеля в чистом виде – вся Англия от мала до велика прекрасно знала, кто был автором этого бестселлера.