Факт четвертый. «Путешествия в некоторые отдалённые страны мира в четырёх частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей» сразу же стали одним из самых успешных бестселлеров своего времени.

Первое издание книги, в котором были только путешествия в страну лилипутов и в страну великанов (еще две части автор написал позже) вышло в октябре 1726 года. Первый тираж смело с прилавков как пылесосом.

За два месяца, оставшиеся до конца года, книгу переиздавали трижды.

Факт пятый. Разумеется, роман, написанный лучшим троллем Великобритании, представляет собой глумливое издевательство над всем, что только приходило в голову автору.

Не все, например, знают, что "Путешествие Гулливера" – это пародия на Даниэля Дефо. Во время выхода книги вся Англия зачитывалась романами о путешественниках, мореплавателях и тому подобное, они были на пике моды. Главным и самым популярным романом из этой серии был, разумеется, "Робинзон Крузо". Вот его и пародировал Свифт.

Эти двое вообще не любили друг друга. Как-то Свифт назвал Дефо «тщеславным, сентенциозным и демагогическим плутом, который положительно невыносим». В ответ автор "Робинзона" объяснил всем, что Свифт – «циничная, грубая личность, фурия, публичный ругатель, негодяй, носильщик, извозчик…».

Сейчас объясню, почему.

Дело в том, что Дефо писал что-нибудь вроде "мы двигались на зюйд-зюйд-вест и свинцовые волны били в левую скулу корабля" на серьезных щах, а автор Гулливера над этим пафосом тонко глумился, и оттого было вдвойне обиднее.

Свифт в своей книге нес какую-то невероятную, лютейшую дичь, но оформлял ее максимально правдоподобно, по всем правилам подобных романов – постоянно вставлял широту, долготу и прочие географические привязки, периодически бубнил про даты прибытия и отплытия, грузил всех скрупулезным перечислением снаряжения корабля – в общем, делал все, что любят читатели подобных романов.

Но при этом у всех знающих людей глаза вылезали из орбит, потому что основой этого антуража был какой-то запредельный бред.

Подробности – в интермедии.

Интермедия. Про первую фразу одного великого романа

Как известно, самый издаваемый в России перевод "Путешествий Гулливера" начинается поэтичной фразой: «Трехмачтовый бриг «Антилопа» уходил в Южный океан…».

Менее известно, что эта фраза изначально безграмотна. Процитирую отрывок из повести Владислава Крапивина "Тень Каравеллы".

Книжка начиналась словами, похожими на строчку из песни: «Трехмачтовый бриг «Антилопа» уходил в Южный океан…»

Мне показалось, что ласковый ветер пошевелил волосы и приподнял листы книги – вот какие это были слова.

Но Павлик оборвал чтение.

– Что за чушь? – сказал он серьезно, даже встревоженно.

– Что? – не понял я.

– Не бывает же трехмачтовых бригов…

Для меня эта наука была как темная ночь.

– Почему?

Несколько секунд он смотрел на меня молча, потом, видно, понял, что разговаривать со мной об этом бесполезно. Сердито и негромко сказал:

– Вот потому… Кончается на «у».

– Раз написано, значит, бывают, – заметил я.

Тогда он взорвался:

– «Написано»! Если он трехмачтовый с прямыми парусами, значит, он фрегат, а не бриг!

– А если не с прямыми?

– Не с прямыми бриги не бывают, ясно? Они всегда с прямыми, всегда двухмачтовые! Вот!

– Ну ладно. Давай читать, – нетерпеливо потребовал я.

Павлик помолчал немного и вдруг сказал:

– Не буду.

– Ну, Павлик! – взмолился я.

– Не буду, – спокойно и твердо повторил он. – Если с первого слова вранье начинается, дальше, значит, совсем…".

И уж совсем немного людей знают, что эта фраза от начала и до конца – выдумка переводчиков Тамары Габбе и Зои Задунайской.

В тексте Свифта нет никаких "трехмачтовых бригов". Его книга начинается вполне традиционно для британских романов тех лет – "Мой отец имел небольшое поместье в Ноттингемшире, я был третий из его пяти сыновей" – так звучит первая фраза в академическом переводе Франковского.

А "Антилопа", когда о ней заходит речь, именуется у Свифта просто "судном".

К слову сказать, в самом первом издании пересказа Габбе и Задунайской 1931 года "трехмачтового брига" тоже еще не было, там был просто фрегат, причем без указания количества мачт. Пресловутый "трехмачтовый бриг" появляется лишь спустя несколько лет, в третьем издании 1936 года.

Возникает закономерный вопрос – откуда же взялся этот ляп?

На этот вопрос существует два ответа, я вам изложу обе версии, а вы сами смотрите, которая из них больше похожа на правду.

Первый – переводчицы просто ошиблись. Так как их версия даже официально именуется "пересказом", у них была почти предельная свобода действий. Вот и вставили в начало неграмотное словосочетание, позаимствовав его из какой-нибудь повести на морскую тематику.

Благо, это было бы не трудно – "трехмачтовые бриги" встречаются во множестве текстов. И у Леонида Андреева, и у Петра Краснова, и у Александра Грина. Но скорее всего – несуразное судно было позаимствовано у Николая Чуковского, с сестрой которого, Лидией Чуковской, обе переводчицы дружили всю жизнь – я об этом писал в своем очерке про Габбе "Смотрела в прорезь синевы".

Старший сын Корнея Чуковского очень часто писал морскую прозу – достаточно вспомнить, что именно его перу принадлежат как классический перевод "Острова сокровищ" (тот самый, что звучит в мультике), так и нежно любимая советскими мальчишками книга "Водители фрегатов". Несмотря на такую специализацию, "трехмачтовые бриги" в текстах Николая Чуковского находятся довольно часто. Вот, к примеру, цитата из его ранней повести "Танталэна".

"Осматривая знакомые суда, уже несколько недель стоящие в порту, я вдруг заметил только-что пришедший странный парусник. Это был трехмачтовый бриг самого доисторического вида. Сто лет назад его, пожалуй, сочли бы и большим, и прочным, и вместительным. Но в наше время такие суда уже давно переделаны в баржи".

Вторая же версия объяснения утверждает, что эта фраза – не баг, а фича переводчиц.

Я уже много раз говорил, что Свифт свои "Путешествия Гулливера" только маскировал под "морские романы", на деле же он намеренно издевался над недалекими любителями подобной прозы. Писатель более чем охотно использовал в своей книге морские термины, но соединял их между собой по принципу "вали кулём, потом разберём". Поэтому для знающего моряка "морские" эпизоды его книг звучат почти как заметки из рассказа Марка Твена "Как я редактировал сельскохозяйственную газету": «Нет никакого сомнения, что жатва зерновых хлебов в нынешнем году значительно запоздает. В виду этого сельские хозяева поступят рационально, начавши посев маковых головок и буковых шишек в июне, вместо августа. Теперь, когда приближается теплое время и гуси уже начинают метать икру, репу не следует срывать, гораздо лучше заставить какого-нибудь мальчика взобраться наверх и потрясти дерево».

Эта особенность "Путешествий Гулливера" общеизвестна, и над ней кто только не шутил. К примеру, у Конан-Дойля есть рассказ "Литературная мозаика", в котором духи писателей помогают автору работать над книгой. Среди героев рассказа – и Даниэль Дефо, и Вальтер Скотт и, разумеется, Джонатан Свифт. Вот он, приняв эстафету у Дефо, продолжает написание эпизода:

"– Течение, однако же, несло меня мимо, причем кормой вперед, и не видать бы мне острова, если бы я не изловчился поставить бом-кливер так, чтобы повернуть нос корабля к земле. Сделав это, я уже безо всякого труда установил шпринтов, лисель и фок, взял на гитовы фалы со стороны левого борта и повел судно курсом право руля, ибо ветер дул норд-ост-ост-ост. Помочь мне во всем этом было некому, так что пришлось обойтись без помощи, – продолжил Свифт.

Слушая описание этого морского маневра я заметил, что Смоллетт, не таясь, широко усмехнулся, а сидевший несколько поодаль джентльмен в офицерском мундире военно-морского флота – если не ошибаюсь, капитан Марриет, – проявил чувства, близкие к панике".

Поэтому, по мнению сторонников этой гипотезы, Габбе и Задунайская вовсе не ошиблись, они для этого были слишком профессиональны.

Они осознанно придумали фразу про трехмачтовый бриг – идеальную первую фразу для книги Свифта. Которая сразу же расставляет точки над i и поясняет прошаренному читателю – кто есть ху.

(автор благодарит своих читателей f и Ardein за неоценимую помощь в работе над этой главой)

Еще 5 фактов про Гулливера и его злобного автора

Факт шестой. Гулливер и новые слова

Англичане любят придумывать новые слова и сочинять несуществующие языки. Сэр Томас Мор, например, обогатил множество языков словом "утопия", а профессор Толкиен создал эльфийский язык.

Автор "Гулливера" Джонатан Свифт придерживался тех же привычек.

Для каждого нового путешествия своего героя он придумывал новые имена, термины и географические названия – и вот уже много столетий несчастные читатели вынуждены ломать язык обо всех этих Бробдингнаг, Глаббдобдриб, Лорбрулгруд, Бальнибарби и Глюмдальклич.

Мой личный топ возглавляет название расы разумных лошадей – гуигнгнмы. По-русски еще туда-сюда, а вот при попытке воспроизвести английское написание можно завязать язык узлом – houyhnhnm.

Свифт был убежден, что это слово воспроизводит издаваемые лошадьми звуки, хотя все приличные люди еще с детского садика знают, что лошадки говорят "и-го-го".

В общем, со словообразованием у автора "Гулливера" как-то не ахти получалось, но два термина ему явно удались.

Первое слово – "еху" или "йеху" – так в разных переводах называются отвратительные создания из страны лошадей, донельзя похожие на человека.

Слово это настолько впечатлило студентов Стэнфордского университета Джерри Янга и Дэвида Файло, что они назвали так собственную компьютерную разработку. Шалость удалась, и поисковая система Yahoo одно время была второй по популярности в мире.

Но главный вклад создателя Гулливера в мировую культуру – это придуманное им слово "лилипут". В значении "маленький человек" оно вошло во множество мировых языков, в том числе и в русский.

Занятно, что русские, по своей всегдашней привычке, все переделали под себя. Потому что в оригинале "Лилипут" (Lilliput) – это название самой страны, а ее обитатели именуются "лилипутийцы" или "лилипутяне" – (Lilliputians).

Факт седьмой. Гулливер и Перельман.

Как я уже говорил, всю ту лютую дичь, которую он сочинял, автор "Гулливера" старался облечь в максимально правдоподобную форму. Именно поэтому, придумывая путешествия в страну лилипутов и великанов, он использовал привычное каждому англичанину соотношение фута и дюйма – 1 к 12.

Лилипуты в его книге ровно в 12 раз меньше обычных людей, а великаны – ровно в 12 раз больше. Взяв это соотношение за основу, автор, ради большего правдоподобия, изрядно заморочился и подогнал под него все события в романе, подсчитав, например, сколько лилипутских тюфяков понадобилось для того, чтобы сделать матрас Гулливеру.

Причем сделал это все настолько скрупулезно, что наш великий советский популяризатор науки Яков Перельман в своих книгах "Занимательная физика", "Занимательная геометрия", "Занимательная механика" и т.п., опираясь на текст романа и отталкиваясь от соотношения «1 к 12», придумал массу задач и примеров.

Приведу только одну задачку под названием "Кольцо великанов".

"В числе предметов, вывезенных Гулливером из страны великанов, было, говорит он, – «золотое кольцо, которое королева сама мне подарила, милостиво сняв его со своего мизинца и накинув мне через голову на шею, как ожерелье».

Возможно ли, чтобы колечко с мизинца хотя бы и великанши годилось Гулливеру как ожерелье? И сколько, примерно, должно было такое кольцо весить?".

Ответ: