Пир сопровождали поразительные представления. Сначала перед нами выступила оперная певица, чей мелодичный голос парил между потолочными балками, заставив все разговоры смолкнуть, и мы слушали ее, охваченные благоговением.

Затем появились кружившиеся под бой барабанов и цитр танцоры с привязанными к пальцам лентами. Когда они покинули сцену, их сменил высокий мужчина в длинном плаще из черного бархата с белой шелковой подкладкой.

На голове у него была корона с множеством подобных рогам оленя зубцов, спускавшихся на лоб, и красно-желтая маска на лице. Он склонился в глубоком поклоне, и бело-черные складки плаща набежали друг на друга, точно волны, создавая рисунок, струящийся точно живой.

– Меняющий лицо! – прошептал Чистая-Река. – Мне рассказывал мой наставник. Он видел их после того, как сдал свои экзамены в Центральной крепости. Они выступают только по приказу императора.

Оркестр заиграл на тростниковых дудочках и скрипках медленную пронзительную мелодию, Меняющий лицо сделал несколько неспешных шагов к краю сцены, каждое его движение сопровождали наклон головы и взмах плаща. Позолота на короне вспыхивала в сиянии ламп, установленных на сцене.

Развернув плащ с белой подкладкой, Меняющий лицо провел рукой над маской, которая исчезла, а на ее месте появилась другая – серебристо-голубая с нарисованным на ней оскалом летучей лисицы. Все вокруг одновременно вскрикнули, не успев понять, что произошло – вспышка цвета, взмах руки и шорох шелка.

Под действием вина я подумал, что, возможно, Меняющий лицо использовал какой-то вид магии, но не почувствовал ни лихорадочного жара, ни приятных мурашек или даже жесткого ощущения магии губернатора. Значит, это всего лишь трюк, хотя такой быстрый и тщательно замаскированный, что я даже представить не мог, в чем он заключался.

Музыка стала громче и быстрее, а шаги Меняющего лицо стремительнее и сложнее. К концу представления он с такой скоростью менял маски, что мне удавалось заметить только одну из трех, все остальные превратились в калейдоскоп красок и форм.

Наконец последняя маска исчезла, и мы увидели его лицо. Он низко поклонился и покинул сцену под аплодисменты, от которых дрожал зал еще долгое время после того, как он ушел.

Меняющий лицо стал последним номером в развлекательной программе, и, когда он покинул зал, к нам присоединились члены ученой элиты Найэна. Они двигались вдоль стола, по очереди приглашая нас присоединиться к их сообществам. Сначала шли писари, многие ненамного старше нас, следом за ними – мелкие представители бюрократии, затем магистраты сельских поселений и потом двух крупных городов Найэна – Крепости Заходящего-Солнца и Крепости Морской-Стены.

В конце к нам присоединились четыре магистрата, правивших Восточной крепостью. В юрисдикции каждого находилась четверть города, и у каждого на правой руке имелась императорская тетраграмма. Я делал глубокие вдохи, чтобы у меня прояснилось в голове, и постарался произвести наилучшее впечатление. Если я не занял первое место по итогам экзаменов, я мог рассчитывать получить назначение в кабинет одного из них. А если я сумею себя там как следует проявить, возможно, когда-нибудь стану учеником колдуна.

Один из светил, Рука-Нефрит, наклонился ко мне, когда называл свое имя.

– До меня дошел слух, – прошептал он мне на ухо, – слуги болтают, будто Рука-Вестник провел один из твоих экзаменов, это правда?

– О, на самом деле не произошло ничего особенного, – ответил я с притворным видом, как учил меня Коро Ха вести себя рядом с теми, кто занимал более высокое положение, – вероятно, ему стало скучно и он решил развлечься, послушав мое жалкое представление.

– Какой острый ум! – заявил Рука-Нефрит. – Кто твой наставник, мальчик?

Я кивком показал на Коро Ха. Рука-Нефрит заговорщически мне улыбнулся, сказал, что вскоре его племянник приступит к обучению и, шаркая, направился к моему наставнику. Остальные наблюдали за происходящим широко раскрытыми глазами, а Коро Ха едва не лишился чувств, когда увидел, что к нему приближается Рука императора.

Чистая-Река хлопнул меня по спине.

– Не забудь про нас, когда будешь стоять рядом с Троном тысяч Рук.

Я скромно рассмеялся, мысленно представив, что, если ступлю на золотую дорогу, лежавшую передо мной, его слова могут оказаться пророческими.

Губернатор, Голос Золотой-Зяблик шли последними, замыкал шествие Рука-Вестник. Они низко нам поклонились, словно мы уже стали уважаемыми слугами императора.

– Теперь я могу сообщить, что пятнадцать соискателей, иными словами – вы все, признаны достойными нести гражданскую службу во имя императора, – объявил он. – Мы должны поблагодарить ваших наставников за бесчисленные часы, которые они потратили на то, чтобы превратить ваши умы в яркие драгоценности цивилизации.

Он снова поклонился, на сей раз дальнему концу стола, и мы последовали его примеру. Коро Ха, который сиял от гордости, поймал мой взгляд.

– Некоторые из вас, – продолжал губернатор, – до сих пор жили в этой развивающейся провинции как бедные сыновья крестьян. Да будет вам известно, что не имеет значения, откуда вы приехали, – если вы будете упорно трудиться, перед вами откроется дорога в Северную столицу и к подножию Трона тысячи Рук.

Мы принялись аплодировать, а губернатор сделал шаг назад, уступая место Руке-Вестнику.

– Говорят, что волк является животным – покровителем Найэна, – начал Вестник. – На этих землях, точно враждующие стаи в темном лесу, сражались многие королевства. Конкуренция, как писал философ Трудности-Запада, принадлежавший к школе аскетизма, делает незначительных людей великими. Возможно, воинственная природа ваших предков, очищенная годами лишений, позволит вам добиться выдающихся успехов на императорской службе. Возможно. Но помните, юные ученые Найэна, вы больше не волки. Вы гончие, усмиренные и обученные империей верности – добродетели, которая делает гончую полезной, в то время как волк представляет собой опасность.

Он замолчал. Его глаза, умные и прищуренные, остановились на мне.

– А теперь, – продолжил он и перевел от меня взгляд, – давайте вспомним слова мудреца и поэта по имени Вздыхающая-Ива:

Тропа к победе полита слезами,
Золотой мост неумолим,
Ваша кровь отмечает дорогу к концу пути,
Мой друг, подними свою чашу и отдохни!

Мы приветствовали его слова радостными криками, пили и наслаждались вкусной едой. Когда слуги убрали наши тарелки, Голос Золотой-Зяблик и Рука-Вестник пожелали нам спокойной ночи. Вскоре за ними последовали четыре магистрата Восточной крепости, и в зале остались только мы, пятнадцать кандидатов, и наши наставники.

Ко мне подошел Коро Ха и легко прикоснулся к моему плечу.

– Нам пора отправляться спать, юный мастер Вен, – сказал он. – Тебе следует достойно выглядеть, когда ты будешь получать свое назначение.

– Но я не устал, – возразил я.

– Ты устал, – заверил меня Коро Ха. – Но вино…

Его голос превратился в тягучий гул, который вплетался в шум разговоров и музыку, и я хмуро посмотрел на чашу с вином, которую держал в руке. Я вышел на золотую дорогу и был рядом – так восхитительно близко! – к великолепному будущему в качестве Руки императора, изучению магии, могуществу менять мир по собственному разумению.

По крайней мере, мне хватило здравого смысла встать и отвести Коро Ха в дальний угол зала, прежде чем снова заговорить.

– По меньшей мере теперь мы с тобой обладаем почти одинаковым статусом, – заявил я. – И я больше не ребенок, которому говорят, когда ему следует спать, есть и пить.

– Это так, – не стал спорить Коро Ха, постаравшись говорить спокойно, – но я считаю, что сейчас пришло время умеренности.

Я был не настолько пьян, чтобы не испытывать стыд, но он быстро уступил место гневу. Комната вращалась вокруг Коро Ха, словно он превратился в центр большого колеса.

– Я против, – заявил я. – Завтра, возможно, я стану Рукой императора. Какое мне дело до советов обычного наставника?

Несколько кандидатов, стоявших неподалеку, перестали разговаривать и стали прислушиваться к нашему спору. Я вернулся на свое место за столом и вынул пробку из новой бутылки грушевого вина. Коро Ха мгновение на меня смотрел, а затем, не сказав больше ни слова, вышел из зала.

– Ольха, ты должен пойти с нами! – вскричал Лу Чистая-Река, широко улыбаясь, и с такой силой стукнул меня по спине, что я сделал несколько шагов назад и замахал руками, чтобы сохранить равновесие.

Мне казалось, будто главные ворота раскачивались у меня над головой. Ха Желтый-Камень – толстый юноша, распевавший непристойные народные баллады, – пригласил нас с Чистой-Рекой продолжить развлечения в городе.

– Я должен вернуться к господину Йату, – пробормотал я.

Желтый-Камень закатил глаза, а Чистая-Река схватил меня за плечи и покачал головой.

– Ольха, Ольха, Ольха. Мы не вечно будем молодыми и красивыми.

– Мой кузен говорит, что певички в Восточной крепости самые красивые в Найэне, – заявил Желтый-Камень, погладив кошелек, висевший у него на поясе.

В конце банкета нам всем выдали по тридцать медных монет – месячная плата простого рабочего. Я спрятал свои в левый рукав, где мог их придерживать так, чтобы они не звенели. Даже под парами спиртного мне не отказал здравый смысл.

Мои новые друзья предлагали мне соблазны, которым пытался сопротивляться мой юный, пропитанный алкоголем ум. Оперная певица взволновала меня своей красотой и голосом, а теперь еще Чистая-Река и Желтый-Камень наполнили мысли картинами внутренних покоев, сброшенных на пол вуалей и одежды. И наконец мой здравый смысл пал под натиском юношеских желаний.

Один из стражей у ворот – благородная душа, если можно так сказать, – попытался убедить нас дождаться наших паланкинов. Но Желтый-Камень рассмеялся и сделал грубый жест, потом положил одну руку на плечо Чистой-Реки, а другую – на мои плечи и повел нас за собой на улицу. Масляные лампы отбрасывали мерцавший свет на булыжную мостовую.

Молодые люди прогуливались группами, переходя от одного питейного заведения к другому. Многих из них я видел на церемонии открытия, которая проходила накануне. Они шутили, кричали и бахвалились, радуясь удовольствиям этой ночи и лелея раны от разбитых надежд. Вокруг царила безумная и одновременно мрачная атмосфера, пропитанная парами алкоголя и маслянистым дымом.

– Сюда, – сказал Желтый-Камень и потянул нас с Чистой-Рекой за собой. – В «Доме бабочек» самые красивые девушки в Найэне! – Вслед за ним мы свернули за угол и зашагали по боковой улице, где расстояние между фонарями было больше, а свет более тусклым.

– А поближе к особняку губернатора нет хороших мест? – спросил Чистая-Река.

– «Дом бабочек» не бросается в глаза, – не сдавался Желтый-Камень. – И от этого он более заманчивый! Мы уже близко. – Он заглянул в переулок, где не было фонарей, только тени и горы мусора. – Или… нам следовало свернуть налево?

– Давайте вернемся, – предложил Чистая-Река и попытался оттащить его от переулка. Но Желтый-Камень повалился вперед, словно его перестали держать ноги, и Чистая-Река заворчал, когда он всем своим весом навалился нам на плечи. – Вино в его желудке наконец ударило в голову, – пробормотал он. – Вот дерьмо! Мне следовало быть внимательнее. И вообще, где, черт подери, мы находимся?

Я принялся оглядываться в поисках какой-либо вывески или знака, чтобы сориентироваться, и вдруг увидел, что через улицу в нашу сторону направляются три темные фигуры. Один из них оказался в свете единственного уличного фонаря, и в руке у него что-то блеснуло.

Я попытался закричать, но паника сдавила мне горло, и я стал хватать Чистую-Реку, пока он не повернулся ко мне. Мужчина с ножом приближался, а его спутники обошли нас справа и слева, зажав у входа в переулок.

– Мы отлично слышали, как звенят монеты на твоем поясе, – заявил мужчина, угрожая ножом Чистой-Реке. – Давай их сюда, а еще роскошную шелковую одежду, и, может быть, мы поступим благородно и не станем вас убивать.