– К чему эти упрёки, Регнвальд? – без всякого смущения проговорил Дыглош. – Разве по своей воле пришёл сюда Болеслав? Папа римский повелел ему добыть княжеский трон для Изяслава Ярославича. Сам Болеслав не отважился бы на этот поход.

– Ах, вот в чём дело! – язвительно обронил Регнвальд. – Когда был жив Святослав Ярославич, то ни папа римский, ни король германский не могли сподвигнуть Болеслава помогать Изяславу. С чего это вдруг ныне такое рвение обуяло польского князя?

Дыглош насупился и ничего не ответил.

– Беглец наш тоже небось находится в войске Болеслава? – с кривой ухмылкой произнёс Олег. – Могу ли я с дядей своим повидаться, прежде чем дело до сечи дойдёт?

– Бог с тобой, князь! – воскликнул Дыглош. – Болеслав не воевать сюда пришёл, но примирить Изяслава Ярославича со Всеволодом Ярославичем.

– Понимаю. – Олег покивал головой. – Да вот беда – трон в Киеве один. Вдвоём на нём ещё никто не сиживал.

– По старшинству стол киевский должен принадлежать Изяславу Ярославичу, – примирительно заметил Дыглош. – Неужто Всеволод Ярославич этого не разумеет?

– Старшинство тут ни при чём, – отрезал Олег. – Не люб Изяслав Ярославич киевлянам, и всё тут. Пусть Изяслав-скиталец ищет себе доли в других землях!

– Помилуй, князь, – изумился Дыглош, – где Изяславу искать себе доли, как не на отчей земле! Виданное ли это дело, чтоб старший сын Ярослава Мудрого ходил в изгоях по несправедливой воле братьев своих!

Эту беседу прервало появление того, о ком вели речь Олег и Дыглош.

По мелководью реку перешёл ещё один отряд всадников, среди которых оказалось немало русских дружинников. Олег сразу узнал воеводу Коснячко и своего двоюродного брата Святополка. Узнал Олег и Изяслава Ярославича, хотя на том был надет белый плащ, какие носят немецкие рыцари. Шлем на голове Изяслава тоже был немецкий, в виде усечённого конуса с ниспадавшей на плечи кольчужной сеткой.

Изяслав тоже узнал Олега. Спешившись, он подошёл к нему, сопровождаемый Коснячко и Святополком.

Регнвальд первым поприветствовал Изяслава, видя, что Олег не собирается этого делать.

Изяслав смерил Олега и Регнвальда презрительным взглядом.

– Что, не ждали – не гадали увидеть меня живым-здоровым, да ещё во главе такой силищи! – Изяслав горделиво указал рукой на идущих вброд через реку пеших польских воинов вперемежку с немецкими латниками.

– Кривить душой не станем, – честно признался Регнвальд, – не ждали мы эдакого нашествия. Похоже, князь, за тебя горой стоит не токмо Болеслав, но и германский король.

Регнвальд кивнул головой на большой отряд конных немецких рыцарей, которые, вздымая фонтаны брызг, обгоняли свою усталую пехоту.

– Верно молвишь, боярин. – Изяслав приосанился. – Король Генрих мне друг и союзник, как и Болеслав. А ещё, – Изяслав повысил голос, – сам папа римский стоит за меня. По его воле и король венгерский, и князь чешский могут воинов мне прислать. Вот так-то!

– Высоко ты ныне вознёсся, дядюшка, – с иронией в голосе промолвил Олег. – Падать вниз не больно будет, а? У Всеволода Ярославича на твои иноземные полчища своя сильная рать найдётся.

– Коль Всеволод Ярославич посмеет грозить мне, то я его отправлю туда, где ныне обретается твой отец, соколик, – с издёвкой проговорил Изяслав. – Это Господь наказал Святослава Ярославича ранней смертью за его злодеяния против меня. И ты поостерегись дерзить мне, Олег. Лучше переходи в мой стан, покуда я сам тебя зову. Воин из тебя справный, мне такие нужны.

– Я в милости твоей не нуждаюсь, дядюшка, – сверкнул глазами Олег. – Я ныне князь владимирский и завтра им останусь, а вот кем ты будешь завтра – неведомо.

– Ты – смертный прыщ, а не князь! – рассвирепел Изяслав, хватаясь за меч. – Грозить мне будешь?! Да я разнесу твой град по брёвнышку, а тебя на воротах повешу другим в назидание!

Дыглош, Коснячко и Святополк кое-как угомонили Изяслава.

– Нам лучше убраться отсюда, княже, – шепнул Регнвальд Олегу, потянув его за край плаща.

Олег не стал противиться. Он уже сидел в седле, когда к нему подбежал Дыглош, прося, чтобы Олег переговорил с Болеславом, поскольку войском верховодит он, а не Изяслав.

– Не о чем мне толковать с твоим князем, – огрызнулся Олег, поворачивая коня к дороге, ведущей ко граду Владимиру. – Коль Болеслав заодно с Изяславом, значит, он мне враг.

– Прошу тебя, князь, не поддавайся гневу, – молвил Дыглош, пытаясь удержать Олега. – Во имя сестры твоей, которая замужем за Болеславом, не опускайся до вражды с ним. Болеслав не обнажит меч, ежели и ты не обнажишь.

Олег дал шпоры коню и галопом поскакал по дороге.

На спешно собранном военном совете Олег обязал владимирских бояр и старейшин от ремесленных братчин^[62] выставить девять сотен пеших воинов при полном вооружении и двести конников. Регнвальду было велено вооружить всю княжескую челядь, и даже банщика Пахома, у которого не хватало четырёх пальцев на левой руке.

Делая смотр своей дружине, Олег твёрдым голосом говорил воинам, что нужно продержаться до прихода киевской рати. Мол, гонцы ко Всеволоду Ярославичу уже посланы и скоро они будут в Киеве.

Затем Олег и Регнвальд совершили обход городских стен и башен.

За городские укрепления можно было не опасаться. Валы возвышались на пять сажен^[63], рвы перед валами достигали глубины четырёх сажен. С юга и запада городской ров был заполнен водой из реки Луг, а с северо-запада непролазная топь подступала почти к самому валу, так что было не подойти ни пешему, ни конному. Стены Владимира, сложенные из дубовых брёвен, являли собой мощь и неприступность, достигая семисаженной высоты. Башни возвышались над валами на десять сажен.

Все князья, правившие во Владимире до Олега, приложили руку к тому, чтобы этот приграничный город Руси всегда был готов к встрече непрошеных гостей.

К полудню был собран пеший полк, привели своих конных гридней владимирские бояре.

Олег остался доволен расторопностью местных бояр и ремесленных братчин. С девятью сотнями пеших ратников можно было с успехом держать оборону на стенах против любого вражеского войска, а наличие четырёх сотен конников даст возможность Олегу совершать стремительные вылазки за городские стены.

Войско Болеслава разбило шатры в двух верстах от Владимира, перекрыв дорогу на Киев. Бросать своих воинов на штурм Болеслав не торопился.

Польские глашатаи изо дня в день приближались к городским воротам, вызывая Олега на переговоры с польским князем. Одновременно Болеслав, желая произвести впечатление на владимирцев, взирающих со стен и башен, постоянно выводил на равнину свои конные и пешие отряды, совершавшие различные манёвры. То польская и немецкая конница мчались стремительной атакой на воображаемого врага, то польская и немецкая пехота производили различные перестроения, повинуясь сигналам труб. Наконец поляки выкатили в поле осадные машины, метавшие большие камни и стрелы на огромное расстояние.

Так продолжалось девять дней.

На десятый день случилось непредвиденное. Поляки, воспользовавшись беспечностью владимирцев, установили катапульты в опасной близости от угловой северо-восточной башни, столь высокой, что с неё просматривалась вся ближняя округа, а также равнина за рекой.

Стража на башне подняла тревогу в тот момент, когда первые горящие стрелы упали на тесовую кровлю башни. Поляки выпустили более тридцати больших стрел, обмотанных просмолённой паклей и подожжённых. Владимирцы опомнились слишком поздно. Башня вскоре заполыхала, превратившись в огромный костёр. Сильный ветер быстро раздул пламя.

Лучники, отправленные на стену Регнвальдом, вынудили поляков откатить свои катапульты подальше от городского вала.

Олег хотел было вывести за ворота конную дружину, чтобы уничтожить польский отряд и захватить вражеские катапульты, но Регнвальд удержал его, указав на затаившуюся в дубраве польскую конницу.

– Болеслав токмо и ждёт этого, – сказал воевода. – Наверняка и немецкие рыцари тоже притаились где-нибудь поблизости. Хитёр Болеслав, ничего не скажешь.

Догоревшая башня обрушилась с оглушительным треском. В городской стене образовалась большая брешь, заваленная обугленными брёвнами, источавшими горьковатый смрад недавнего пожара.

Всё, что смогли сделать защитники Владимира, это не дать огню распространиться дальше по стене до другой башни.

Пожарище долго заливали водой, покуда оно не перестало дымиться.

Олег собрал городских плотников и древоделов, повелев им как можно скорее заложить пролом брёвнами, пока поляки не двинулись на штурм.

Однако работы так и не начались. К Олегу пришли выборные от владимирских бояр. Олег встретил их на теремном дворе, где происходила разгрузка с повозок кричной железной руды, из которой в княжеской кузнице изготовляли наконечники для копий и стрел.

– С чем пожаловали, бояре? – спросил Олег, вглядываясь в знакомые бородатые лица.

Бояре сняли парчовые шапки и отвесили князю поклон. Затем один из них, по имени Самуил, произнёс:

– От Болеслава был гонец. Болеслав готов предоставить тебе, княже, свободный выход из города. По-моему, это для тебя самое лучшее. С такой брешью в стене нам поляков не сдержать, они всё равно прорвутся в город.

Самуил печально вздохнул, всем своим видом показывая, как нелегко ему говорить такое своему князю.

– В город поляки, может, и войдут, но в детинец – никогда, – жёстко бросил Олег.

– Князь, ты станешь оборонять детинец, а поляки тем временем, озлобившись, сожгут наши дома, полонят наших жён и детей, – сказал другой боярин, Земомысл. – Ведь в детинце не уместится всё население Владимира.

Третий из выборных – Свиязд – поддержал своих спутников:

– Не надо заливать Владимир кровью, княже. Помощь от Всеволода Ярославича не пришла, а одному тебе с Болеславом не совладать. Ты доводишься Болеславу шурином, поэтому он выпустит тебя из города вместе с дружиной и челядью. Ступай себе с Богом, князь!

– Уходи, князь. Не испытывай терпение Болеслава, – опять заговорил Самуил, – а уж мы сами о себе промыслим. Я женат на польке, у Земомысла дочь замужем за польским воеводой. Нешто мы с поляками не столкуемся!

– Я вижу, бояре, вы уже столковались с ляхами за моей спиной, – с кривой усмешкой обронил Олег.

Бояре опустили глаза.

Видя, что владимирцы через мир с Болеславом желают избавиться от тягот войны, Олег не стал упорствовать и быстро собрался в путь. Болеслав не чинил Олегу препятствий. Польский князь даже предложил русичам провиант на дорогу, но Олег не взял.

* * *

Это был горький путь. Называть поведение владимирцев изменой Олег не хотел, но иного слова подобрать не мог. Обиднее же всего было то, что пришлось без битвы уступить Владимир Болеславу, который превзошёл Олега хитростью.

Регнвальд успокаивал Олега:

– Пусть ныне Болеслав на коне, а завтра ты на коне будешь. Чаю, война с Болеславом токмо начинается. Всеволод Ярославич так просто не уступит киевский стол Изяславу!

Словно в подтверждение слов Регнвальда, на второй день пути у реки Горыни Олег увидел большой стан. Судя по знамёнам, это были полки Всеволода Ярославича.

Оказалось, что Всеволод Ярославич двинулся на Болеслава и Изяслава в спешке, не закончив войну со Всеславом. Он привёл с собой не только сына Владимира с его смоленской ратью, но и Бориса Вячеславича и Рюрика Ростиславича с их дружинами.

Олег, не преуменьшая опасность, правдиво поведал про многочисленность вражеского войска и про решимость Изяслава отвоевать великокняжеский стол.

На военном совете все молодые князья стояли на том, что надо дать битву, не вступая в переговоры с Изяславом и Болеславом. Особенно непримиримо был настроен Борис Вячеславич, который прямо заявлял, мол, лучше всего покончить с Изяславом и его сыновьями в сече, дабы в будущем не было хлопот с их потомками.

Всеволод Ярославич после некоторых колебаний согласился с общим мнением, понимая, что и Изяслав наверняка горит тем же желанием.