Его дея. Кнесты-десятники, суровые, грубые мужики, уставились на нее во все глаза, тоже позабыв обо всем. Никто не смеет входить сюда во время проведения совета перед атакой Подэры, но вот рачонок вошла – и им даже и в голову не приходит спорить. Стоят, открыв рты, и таращатся на нее.

Тяжелая, темная волна поднялась в глубине его груди. Нестерпимо захотелось убить их всех. Одним ударом. Их, так необходимых ему, столь тщательно натренированных, самых лучших, надежду его Эры – уничтожить, чтобы не оскверняли его женщину своими сальными взглядами. Убить – и остаться ни с чем. Проиграть схватку. Примитивный мужчина в нем теперь без конца борется с высшим разумным существом, и исход противостояния до сих пор не ясен. Нет, победит разумный, конечно же. Нельзя позволять себе роскоши и отдаваться во власть низшим чувствам.

«Ты и представить не можешь, чему она обучилась во Дворце Счастья. Понятия не имеешь, какой успех она там имела». Встряхнув головой, Рогар усилием воли отогнал воспоминания о рассказе Шиона. Не стоило ходить к нему в темницу, порыв жалости и сочувствия к воспитаннику ни к чему хорошему не привел. Ему и так хватает бесконечной борьбы с мальчиком и тварью, не хватало еще прислушиваться к наветам человека, который ненавидит его всей душой.

«А почему он тебя ненавидит, ты знаешь? Ты – отвратительный отец, Рогар. И еще более – отвратительный муж».

Под глазами у Кайлин залегли темные круги. Они появились с той самой ночи, когда все между ними пошло наперекосяк. До чего он довел женщину, которую любит? Она стоит перед ним на пороге, дрожит, кусает губу. Боится его. Не осмеливается заговорить первой. У него дурной характер, а последние события, разлом, нога, только прибавляют ему злости. Даже Ириллин уже с трудом может его терпеть. Он не дурак, все понимает, может взглянуть на себя со стороны. Но изменить ничего не может.

Как не мог изменить тот факт, что вынужден идти в разлом вместе с первым отрядом Подэры.

Как не мог вытравить в себе некую червоточину, извечную «моральную небезупречность».

Со вздохом Рогар отложил нож на стол. Нужно собраться с силами и рявкнуть сурово, выгнать ее вон. Но не успел. Кабинет словно солнце озарило – это Кайлин улыбнулась, светло, искренне, сквозь недавно высохшие слезы. И кнесты-десятники, как последние идиоты, тоже расплылись в улыбках. Она подняла руки, маленькие стиснутые кулачки, а между пальцами прямо на пол сыпались и сыпались тоненькие струйки. Затем резко разжала ладони, демонстрируя всем оставшиеся кучки песка.

– Вон, – процедил Рогар, стиснув зубы.

– Я не уйду, – покачала она головой, внезапно осмелев, и даже вроде как ножкой топнула. – Это ведь для меня, да? Этот песок для меня! И его приказал привезти ты.

– Вон! – гаркнул он, поднимая взгляд на кнестов, и те наконец опомнились, один за другим поклонились и прогрохотали сапожищами в дверь мимо деи, которая, продолжая улыбаться, лишь посторонилась.

Слыханное ли дело – ради женщины он только что распустил военный совет. Но с угрызениями совести по поводу судьбы Эры придется разобраться позже. Как только дверь за последним из кнестов захлопнулась, Кайлин подбежала, легонько присела ему на колени. Рогар отвернулся, она обхватила его лицо и заставила снова встретиться с собой взглядом. Песчинки, прилипшие к ее ладоням, покалывали ему щеки.

– Я думала, ты разлюбил меня, – несмотря на улыбку, в ее голосе опять послышались слезы.

Что он сделал с ней? До чего довел? Отвратительный отец. Отвратительный муж. Все, что у него отлично получается – так это лишь стоять на страже у разлома.

– Как ты могла такое подумать? – совершенно серьезным голосом спросил Рогар, глядя в глубину ее янтарных глаз.

– Потому что ты выгнал меня. Опять, – она закусила губу.

– Я же сказал, сейчас мне нужно сосредоточиться на более важных вещах. На Подэре. Я не могу распыляться, – Рогар поднял руку и осторожно заправил медный локон ей за ухо.

– Нет. Мне кажется, дело не только в этом.

Не переставая ласкать пальцами волосы Кайлин, Рогар пожал плечом. Он врет ей. А она врет ему. Так что они квиты. Но как же сводит челюсти от желания, когда она сидит вот так, совсем рядом, а ее волосы пахнут солью и ветром, как во всех его снах.

– Если ты не разлюбил меня, тогда приходи сегодня вечером, – рачонок бросилась ему на шею, обняла крепко-крепко, и Рогар закрыл глаза, забыв, как дышать, как шевелиться, как думать о чем-то в ее объятиях. Скольких мужчин она так обнимала? Шион говорит, что многих. Но сейчас не хочется об этом думать. И об угрозе Подэры, об их взаимной лжи, о том, что он до сих пор не разобрался, какая из реальностей правдива – ни о чем не хочется думать, лишь бы рачонок по-прежнему любила его.

– Приходи, – продолжила звать она, – мне так плохо без тебя. Одной. И Лауру плохо. Он зовет тебя. Скучает. Хотя бы ненадолго. Приходи к нам.

Отвратительный муж. Отвратительный отец.

– А ты не боишься?

Слова сорвались с его губ сами, помимо воли. Рогар ощутил, как напряглось под его большими ладонями маленькое тело Кайлин, какой жесткой стала ее спина, когда она выпрямилась, чтобы заглянуть ему в лицо.

– А чего мне бояться?

Он снова зажмурился. Врет. Если бы сказала правду…

– Того, что ты убьешь меня во сне?

Ошеломленный, он крепко стиснул ее талию руками, и Кайлин поморщилась.

– Ты ведь это хочешь услышать? – тихо спросила она. – Но я ведь не прошу тебя оставаться на всю ночь. Я прошу лишь не выбрасывать меня из своей жизни в моменты, когда ты сам находишься на распутье. Ты привык рвать путы, когда вот тут… – она тронула пальчиками его грудь поверх котта, – …становится невыносимо. Но я уже говорила тебе однажды. И повторю опять. Пусть мои слова банальны. Но я хочу быть рядом в любой момент твоей жизни.

Рогар сглотнул. Каждый вздох, казалось, давался ему с огромным трудом.

– Я… не уверен, что сейчас не сплю.

– А что тебе подсказывает сердце? – пытливо вгляделась она ему в лицо.

– Сердце… – он ядовито усмехнулся, – я привык слушать то, что подсказывает мне опыт. Выучка. Логика.

– Зрение, – кивнула она. – Но если человек слепнет, он учится полагаться на другие органы чувств. Если логика… разум… подводят тебя, может, стоит найти другие ориентиры?

Не веря своим ушам, Рогар покачал головой. Вот как ей это удается? Когда-то давным-давно, кажется, что целую вечность назад, она точно с таким же видом спорила с ним по поводу космоса и тайн вселенной, когда ему казалось, что дикая аборигенка и малейшего представления не может иметь о мире по сравнению с ним. И когда она в лицо сказала ему, что он пьет, лишь бы не думать о детях. И много-много раз еще, когда ей удавалось удивить его неожиданным ходом мыслей. Она – не такая, как все. Но и он – не такой. Они оба – в своем роде изгои в своих мирах. Может, это их и объединило?

– Я почти поверила, что ты меня больше не любишь, – с упреком, кокетливо надув губы, продолжала Кайлин, – пока не привезли песок. С ума сойти, как тебе только в голову пришло такое?

Рогар лишь усмехнулся.

– И как давно ты его заказал? Посмотри на меня. Признавайся, как давно?

– Довольно давно.

Она забавно закатила глаза, высчитывая что-то в уме, затем ахнула:

– Сразу после нашей свадьбы?

– Я раздумывал над подарком, но посчитал, что драгоценными камнями тебя не удивить.

Кожа под искалеченным глазом Рогара болезненно натянулась, когда Кайлин сильно закусила губу, чтобы спрятать довольную ухмылку. Он поймал себя на мысли, что старается не улыбаться и сам.

– Значит, Ириллин ты дарил ткани и украшения, а мне… песок?

– Что-то мне подсказывает, что ты не в обиде.

Она потупилась, но Рогар знал, что прав.

– И что мне теперь делать со всем этим богатством?

– Что хочешь.

– Кажется, я знаю, – ее глаза заполыхали неистовым пожаром. – И ты тоже догадываешься, да, мой дей? Ты ведь поэтому подарил мне именно песок, а не такие же подарки, какие дарил всем прочим любовницам?

Рогар красноречиво возвел взгляд к потолку. На самом деле, он снова попал в ту же ловушку: наслаждался звуком ее смеха, дал слабину, как всегда с ней рядом.

– Потому что ты знал, как мне одиноко в цитадели, – Кайлин покраснела от собственного признания. Видимо, оно далось ей с трудом. – Потому что ты видел, что меня здесь не принимают.

Знал. Видел. И ломал голову над тем, как это изменить, но насильно любить не заставишь, он-то и с собственной репутацией не сильно за столько лет преуспел. Но рачонку хотелось сделать приятное. Да и она, похоже, уже что-то замыслила сама..

– И потом ты удивляешься, за что я тебя люблю? – играя, она снова обхватила его лицо и принялась шутливо целовать его искалеченный глаз, как полюбила в последнее время делать.

– Нет. Я просто тоже тебя люблю.

Кайлин замерла. Она медленно отстранилась, все еще продолжая прижимать шершавые от песка ладони к щекам Рогара. Сглотнула. Слабо улыбнулась.

– Ты не часто мне такое говоришь…

Да практически никогда. Но сейчас, несмотря на свист и вопль разлома, на то, что крылатые и зубастые тени когтились и скалились по углам, на то, что в любую секунду на него могло нахлынуть нечто – и он схватил бы этот нож и вонзил бы себе в ухо, или в грудь, или в уцелевший глаз, или, что еще хуже, в нее, столь доверчиво распахнувшую ему свои объятия… сейчас ему хотелось просто видеть ее счастливой и наслаждаться этим.

Потянувшись, Рогар взял нож с края стола и вручил Кайлин.

– Снова? – приподняла она брови.

– Мне так будет спокойнее.

– Хорошо, – без тени возражений она приняла оружие. Умница. Быстро учится рядом с ним. – Но тогда и у меня для тебя будет подарок.

Теплая шубка полетела на пол, сверху упал нож. Закусив губу, Кайлин коснулась застежек на воротнике платья.

– Если не хочешь ночью, мой дей, мы можем сделать это сейчас.

Рогар мгновенно подался вперед, чувствуя, что на глазах пьянеет. Он посадил ее на край стола, на котором располагался макет разлома, опустился на колени, поднимая длинный подол вверх по стройным женским ножкам, сгорая от желания скорее приникнуть к живительному источнику ее плоти. До чего он довел ее. И себя. Эта небольшая слабость будет наградой за мучения им обоим.

– Может, заодно и покажешь мне, что находится в усыпальнице под цитаделью? – прошептала Кайлин, пока он снимал с нее подбитый мехом сапожок. – Ириллин говорила…

Рогар сглотнул. Отдернул руки.

– Мой дей! – донесся ему в спину ее отчаянный, обиженный крик, но Рогар уже вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь что было сил.

***

Наконец наступил день, когда меаррские костры заполыхали в полную силу. Столбы густого черного дыма днем поднимались к небесам, а ночью вся долина озарялась светом яркого пламени. Казалось, даже мороз отступал от такого обилия жара. Повсюду, сколько хватало глаз, на склонах мерцали крохотные желтые звездочки – это камнелюди, дикий и малочисленный народец, обитающий далеко в горах, подбирался ближе, притянутый зовом стены. В деревне их не боялись, но и не привечали, а цитадель была им не по зубам. Они будут понемногу спускаться, каждую ночь разжигая свои костерки чуть ближе к твердыне, чем в предыдущую, и периодически оглашать морозный воздух долины неразборчивыми воплями и визгами, а когда разлом схлопнется – уйдут до следующего раза.

Печалиться Кайлин больше не могла. Не хотела, да и не получалось. Ночами ей снились яркие, разноцветные сны – все как один светлые и счастливые. Днем в восторг приводила каждая мелочь. Впрочем, ее приподнятому настроению способствовало и то, что хмурых лиц вокруг поубавилось. Все обитатели цитадели стали шумными и веселыми, какими она не видела их еще с тех пор, как прибыла сюда. Даже Далирин перестала охать и жаловаться и вскользь обронила, что практически свыклась с жизнью в этом месте.