– Месяц тому назад я совершил несколько поездок, результаты которых могут как ошеломить, так и привести в уныние. – Пальцы Андрея заскользили по бедренным мышцам кошки. Последовала еще одна инъекция успокоительного. – Я обнаружил не только всеобщее изменение свойств воды, но и отыскал разум, кардинально отличающийся от человеческого или разума любого другого существа, известного человеку.

Спицы Моны прекратили перестук. Тит тоже едва мог скрыть волнение. Андрей же продолжал накачивать мертвую кошку препаратом.

– Главным недостатком обычного энцефалографа является высокая чувствительность прибора к тремору пациента. Собственно, поэтому и был собран Волнорез – чтобы без проблем считывать колебания электрической активности мозга на расстоянии. – Отложив шприц, Андрей скептически оглядел кошку. – Тит, изволь леску, если она готова. Не запуталась?

– Нет, всё в порядке.

– Отлично.

Еще раз оттянув загривок кошки, Андрей вогнал туда крючок, а леску бережно спустил с другого края операционного стола. Взял вторую снасть.

– Так вот. В недавних путешествиях меня сопровождала уменьшенная версия Волнореза. Создать ее было не так сложно, как может показаться. По крайней мере, для того, кто отличает короткую радиоволну от длинной. – Андрей приладил второй крючок в районе кошачьего позвоночника и потянулся за следующим. – Я измерял электрическую активность мозгов, что меня окружали. И повсюду я считывал ритм неизвестного мне разума.

– Но что это значит, Андрей Николаевич? – Тит передал новый пучок крючков. – Что домашний Волнорез неисправен?

– Почему же? Вполне себе исправен. Более того, наш Волнорез поучаствует в сегодняшней ловле на живца.

Прежде чем Тит успел что-либо сказать, заговорила Мона. Вязание окончательно вышло из круга ее сегодняшних интересов.

– Андрей, я иду с тобой. Это не обсуждается. Я из вежливости не проявила интереса к причалу Элеоноры, но второй раз такой номер не пройдет. В противном случае можешь забыть о горячем ужине. Тем более что подливку вы уже выкрали.

– Я не сомневался в тебе, дорогая.

– Правильно ли я понимаю, Андрей Николаевич, что вы фиксировали одинаковые множественные сигналы неизвестного мозга и на острове, и на материке?

– Именно так, мой дорогой Тит.

– А что, если самописец регистрировал биение волн? Ведь их нынешнее поведение далеко от нормального, согласитесь. Вдруг мы гоняемся за собственным хвостом.

Андрей взял последние крючки. Вдел их кошке в шею и у основания хвоста. Потянулся к стерилизатору за скальпелем, потом отклонился и оценил результат работы. Со всеми этими крючками и леской кошка напоминала экспонат некоего перформанса.

– Ты мне веришь, Тит?

– Разумеется, нет, Андрей Николаевич. Наука – это ведь не про веру, так?

– Мой мальчик, – похвалил Андрей. – А теперь, будь добр, принеси портативную версию Волнореза. Он похож на детскую рацию.

Пока Тит ходил к дальнему столу, Андрей сделал продольный разрез на животе кошки. Отложил скальпель и пальцами забрался в холодные внутренности. Взял поданный Титом передатчик и аккуратно протолкнул его внутрь кошки.

– Ну вот, готово. – Андрей отошел от стола. С щелчком стянул перчатки. Швырнул их в урну для операционных отходов. – Кто зашьет? Тит?

– Я стараюсь не шить мертвых, вы же знаете.

– Я это сделаю, – вызвалась Мона.

Она подошла к хирургическому столу и отыскала себе пару чистых перчаток. Затем вооружилась иглодержателем и склонилась над кошкой. Медицинское образование Моны и опыт позволяли ей на равных ассистировать в лаборатории.

Глаза Андрея и Тита не отрывались от уверенных и свободных движений Моны.

– Выходит, в Балтике завелась некая опасная тварь, я прав, Андрей Николаевич?

– Я доверяю Приме, Тит. Даже в таком состоянии она пытается защитить нас. – Заметив, как плечи Моны дернулись, Андрей быстро сказал: – Прости, дорогая, я неумышленно. Давай отойдем, Тит.

Мона души не чаяла в Приме, и Андрей знал, что ему так и не простили содеянное с их собакой. Поэтому излишнюю, а порой и чрезмерную заботу Моны он относил к попыткам предотвратить подобное в будущем. И не препятствовал этому.

– Почему же остальные животные острова не чуют угрозы? – спросил Тит, когда они подошли к столу Андрея.

– Потому что изолированный мозг, получавший при жизни колоссальный объём информации, вынужден развивать то, что другие посчитали бы телепатией. Только так можно наверстать упущенное.

– И вы действительно в это верите? – Тит улыбался во весь рот.

Выдвинув нижний ящик стола, Андрей выгреб из вороха скрепок револьвер.

– Я верю в это, мой дорогой Тит.

Мона тем временем закончила штопать кошку и вернулась на свой стульчик. Застучавшие спицы опять были в центре ее внимания. Спохватившись, Андрей бросился к операционному столу.

На кошку потекла густая подливка.

5.

Небо окрасилось в желтые и красные цвета. Из тьмы на востоке выползали низкие облака, суля если не шторм, то уж дождь точно. Андрей, Мона и Тит сидели в уютных раскладных стульчиках, разместив их на берегу. Сам причал Элеоноры не заняли сразу по нескольким причинам.

Во-первых, там лежала мертвая кошка. А в обнимку с приманкой не сидит даже плохой охотник. Во-вторых, леска от крючков образовывала сложную паутину, поблескивавшую в лучах заката. Леску пропустили под опорами причала и там надежно закрепили. Разумеется, это сделал Тит, примерив второй раз за день забродный костюм. Ну и в-третьих, существо, обладавшее странным мозговым ритмом, могло быть опасно.

Андрей, уютно ежась, кутал ноги в шерстяной плед. На столике справа от Моны дымил стеклянный чайничек в компании легкой закуски.

– Возьмите, Тит. – Мона протянула еще один плед. – Вам ведь тоже холодно? У нас порой как в пустыне.

– Покорно благодарю. – Тит смутился, сообразив, что пледа было всего два. – Но как же вы?

– О, не беспокойся, я надела теплые штаны. – Мона несколько раз похлопала себя по крепкому бедру, после чего принялась разливать чай.

– Мы сидим на пороге открытия, а вы спорите о том, чьи ноги следует держать в тепле. – Андрей фыркнул. От чая он отказался, но безропотно передал Титу кружку и блюдце с яичным рулетом. – Если вы готовы, я, пожалуй, начну.

– Минутку, дорогой. Будь добр, положи всё сюда. Инциденты нам ни к чему, верно?

На колени Андрея опустился чайный поднос, укрытый плотной салфеткой. Немного подумав, Андрей переложил на него револьвер, а рядом пристроил рацию и небольшой пульт управления Волнорезом.

– Теперь ты довольна, дорогая?

– Да, вполне. Для чего тебе револьвер, Андрей?

– Ну, нам нужно всего одно существо, а я понятия не имею, сколько их заявится. Так я начинаю? – Не дожидаясь ответа, Андрей взял пульт и нажал кнопку.

Все замолчали, не сводя глаз с кошки. Рыболовные крючки в ее шерсти – там, где их не закрывала густая подливка, – сверкали злыми красноватыми огоньками.

– Ничего не происходит, Андрей Николаевич, – наконец с улыбкой заметил Тит, пригубливая чай. – Превосходный чай, Мона, спасибо.

– Не стоит, – отозвалась она. – Лучше не отвлекайтесь, пока у Андрея в руках оружие.

– Оно вовсе не в руках, – возразил Андрей. – Отвечая на твое, без сомнений, ироничное замечание, Тит, скажу так. Я запустил небольшую последовательность мозговых ритмов существа. Проще говоря, наша кошка сейчас умело – или не совсем умело – притворяется самкой морского хищника. Образно говоря, у нее течка.

Тит покраснел до корней волос и скосился на Мону, но та невозмутимо взирала на закатное море, поднося ко рту чашку. Глаза ассистента, по-прежнему расширенные, обратились к «наживке» на конце причала.

– Как вы этого добились, Андрей Николаевич? Кошка ведь мертва – вот что я хочу сказать.

Андрей недоуменно посмотрел на Тита, а потом расхохотался.

– Бог мой, Тит! Кошка находится в прежнем перманентном состоянии, в каком ее и доставил Паромник. Это всё Прима. – Андрей поднес рацию ко рту: – Будь хорошей девочкой и подумай опять о том черном мальчике, что тебе так нравился.

В свое время Прима испытывала симпатию к Фуксу, черному лабрадору, приезжавшему в прошлом году на Гогланд вместе с хозяином. Симпатия сводилась к типично собачьему азарту во всём, что касалось игр. От союза все обреченно ждали щенков, но этого не случилось, и Фукс, отбывший вместе с хозяином, оставил Приме разбитое сердце.

– Андрей, это бесчеловечно. – Мона вернула чашку на блюдце и вскинула подбородок. – Я не верю, что у тебя в колбе живет Прима, но знаю, что ты всеми возможными способами эксплуатируешь собачью преданность.

Брови Андрея сошлись к переносице, но он ничего не сказал.

– То есть наш крошечный кадавр транслирует ритмы головного собачьего мозга, характерные для тоски и влюбленности? – уточнил Тит. Сейчас он, собранный и мрачный, очень походил на Андрея.

– Скажем так, наш кадавр, как ты выразился, Тит, тоскует на языке подводной твари.

– А подливка, как я понимаю, на случай, если это не сработает?

– Это либо блюдо, либо самка. Зависит от предпочтений нашей цели. Эмоции – собачьи, тело – кошачье, а исполнение – человечье.

– Безжалостное! – Мона рывком поднялась на ноги. – Исполнение у всего этого, Андрей, самое что ни на есть безжалостное! И даже не вздумай изображать сладкоголосого ягненочка! Ты ешь волков, Андрей!

– А можно мне чаю, дорогая? – попросил Андрей. – А то волк в горле застрял.

– Конечно, дорогой, – отозвалась Мона, безэмоционально наклонясь к столику.

Тит ахнул. Глаза полезли из орбит, а ладонь прикрыла распахнувшийся рот. Ни слова не говоря, он с мычанием показал в сторону причала.

По последним доскам шарила отвратительная лапа.

Кожа ее была бледно-голубой и поразительно чистой. Из локтя выпирали тонкие костяные лучи, образовывавшие подобие плавника. Существо всё еще находилось в воде, по ту сторону конца причала. Небо к этому моменту утратило краски, предвещая ненастную ночь. От тусклого горизонта неслись раскаты грома.

– Пожалуйста, без резких движений, коллеги. – Не отводя глаз от лапы, Андрей попытался найти на подносе хоть что-нибудь полезное. – Мона, дорогая, присядь. Я, видишь ли, потерял всякий интерес к чаю.

Ноги Моны сотрясала мелкая дрожь, поэтому она с облегчением рухнула на стульчик. Существо на треть втащило себя на причал. Голова твари оказалась безволосой, с острым гребнем, начинавшимся там, где у человека обычно находилась линия роста волос. Большие круглые глаза едва заметно светились. Тонкая линия рта оставалась неподвижной.

– Андрей Николаевич, а почему вы накачали кошку успокоительным и напичкали крючками, если рассчитывали на любовь со стороны этой твари? – дрожащим голосом спросил Тит.

– Я рассчитывал, что кошку съедят, а не полюбят, Тит.

Нащупав пульт управления Волнорезом, Андрей оборвал трансляцию мозговых волн из лаборатории. Существо мгновенно встревожилось. Еще секунду назад его движения были плавными и острожными, но сейчас всё изменилось. Оно рывком выдернуло себя из воды и нависло над кошкой, широко расставив кривые ноги.

– Уй! Уй! Уикх-а. Уикх-а, – проговорило существо тонким заунывным голосом.

На плечах и хребте поднялись ряды рудиментарных плавников, образовывая подобие гривы. Безносое рыло наконец-то породило рот. Только больше он напоминал широкую яму, набитую вогнутыми острыми зубами.

– Боже мой, – прошептала Мона.

– Тише, дорогая, тише. – Андрей поднял револьвер, целясь в тварь.

Тит вдруг понял, что стульчик под ним слишком неудобный и маленький. Несмотря на это, он всё равно пытался вжаться в него поглубже. А еще поднял руки и заткнул пальцами уши.

– Андрей Николаевич, вы же не собираетесь пальнуть прямо сейчас?

– Я еще не настолько выжил из ума, чтобы навлечь на наши головы ярость этого существа, Тит. Успокойся и дай мне привыкнуть к весу оружия.