Вскрытие покажет любовь (страница 28)
– Ну что ты глазками своими чистенькими на меня смотришь? Снова не при чём? Хорошая девочка никому не давала? – бросает в исступлении. – Что молчишь? – встряхивает меня так, что кости дрожат. – Я, блд, видел. Собственными глазами видел, как ты из его подъезда ночью выходишь! Сука! – теряет самообладание, отталкивает меня от себя. От силы отшатываюсь на несколько шагов.
Хождение по кругу. Снова следил. Боже!
Не хочу! Не хочу перед ним оправдываться. «Мы с ним не спали,» – прозвучит убийственно жалостливо.
– Тебя не касается, с кем я сплю, – произношу спокойно, чем ещё сильнее вывожу его из себя.
– Серьёзно? Меня? Меня не касается? А когда тебя х*й очередной бросит, и ты убиваться начнешь… Это тоже меня волновать не должно будет?
Ком подкатывает к горлу. Приходится немного откашляться. Заодно и мысли в голове подсобрать.
– Ты больной? Знаешь прекрасно, что переживала я не из-за расставаний, а из-за того, что родить не могла. Забыл, сколько раз я, будучи с тобой в отношениях, страдала по этому поводу? Ебанулся совсем на своей ревности. Чокнутый.
Где найти силы, чтоб не расплакаться? Внутренности словно кипятком опалили. Он ведь, как никто другой, знает, что высшая ценность для меня – дети. Идея семьи без детей меня не прельщает.
Артём снова не даёт мне уйти. В этот раз обеими руками хватает за плечи, большими пальцами давя на ключицы. Наступает, к стене прижимает со стуком.
Позорище. Какое позорище. Спектакль бесплатный. Вдруг кто-то не в курсе нас был?
– Я тебя не отпускал! – чеканит по слогам мне в лицо.
Чувствую кожей его тёплое дыхание. Как же близко. Сейчас не отпускал? Или вообще, в целом?
– Ты моя! – орёт. Желваки на лице ходят.
– Ты женат! – пытаюсь вывернуться, толкаю его. Без толку. Он тут же ловит. Возвращает на место.
Моя грудная клетка ходит ходуном. Не осознаю, лёгкие или сердце причиной тому.
– И что, блядь? Костик твой тоже женат, и ничего. Тебя это не остановило. Чем я хуже? – спрашивает, глядя мне в глаза. Зрачок полностью поглотил радужку. – Давай по-быстрому проверю, как он тебя растянул, – меняет положение рук, предплечьем прижимает меня к стене в районе ключиц, вторую руку пытается просунуть мне под брюки.
Прощайте самообладание и здравый смысл. Наступаю ему на ногу со всей силы. Он делает шаг назад. И тут же ему прилетает звонкая пощёчина. Чувствую боль в руке. Пофиг. Пофиг. Пофиг. Ненавижу его. Из-за него чувствую себя унизительно.
– Ты на другой женился, Артём! За два месяца дело состряпал. Или быстрее? Управился. На, Алёна, посмотри, как ты мне была дорога.
– Ты меня кинула, – произносит с досадой, но уже спокойнее.
– И правильно сделала! Как тебя вытерпеть можно? Тебя жена дома ждёт, а ты мне тут пытаешься руку в трусы засунуть. По-твоему это нормально? Так себя ведут зрелые, взрослые люди? Да я бы убила тебя на её месте!
Эмоции берут верх по всем фронтам. Сползаю на пол, обхватываю руками колени, зарываюсь в них лицом.
Боже, если бы хоть один человек на свете знал, как я хотела когда-то быть на её месте. Подыхала от отчаяния и тоски. Уязвлённое самолюбие и жалость к себе не позволили простить его сразу. Но как я хотела. Мучительно. И сдохнуть хотела. И возможно бы… Если бы тогда с Наташей не сблизились, то я бы счудила, как и она. А так вытянули друг дружку.
– Без шансов, Алён?
Я беззвучно плачу, он возвышается надо мной в полуметре. Судя по звуку, щёку свои натирает. Человек, который между столами в одиночку ноги двадцатикилограммовые спокойно переносит туда-сюда, скорее всего и бьёт не слабо, но его не жалко.
– Да пошёл ты, – слышится всхлип, как только рот открываю.
Дверь в комнату распахивается настежь, звучно бьётся о стену. Я даже испугаться не успеваю. Костя появляется в комнате. Смотрит на меня, затем на Артёма. В вошедшем вспыхивает чувство гневного раздражения. Мгновенно. Оно читается во всём: во взгляде, в позе, в движениях.
Ловлю себя на мысли, что рада! Рада, что с ним всё хорошо. Но то, что он стал свидетелем этой сцены, печалит на долю секунды, потому что в следующую меня охватывает ужас. Одна картинка меняет другую, и вот уже Костя бьёт Артёма по лицу кулаком.
Зажмуриваюсь. Боже! Только школьницам и глупым бабам может быть приятно, когда из-за них такое случается. А мне и в школе не нравилось! Сейчас же я просто в замешательстве.
– Я тебя предупреждал. Говорил, чтобы ты Алёну не трогал, – глухо произносит Костя, хватая за грудки Артёма.
После того, как Артём слышит моё имя, у них начинается полноценная драка. Пиздец. Я в диком шоке. Делаю шаг в их сторону, но слышу от Кости строгое:
– Алёна, не вмешивайся. Выйди.
У обоих на рубашках вижу пятнышки крови, и меня начинает мутить. Приплыли. Меня? От вида крови? Голова кружится. Глаза прикрываю.
– Пойдём, милая, – слышу откуда-то голос Коли, и тут же мне на плечи ложатся его руки. – На воздух пошли. Им давно уже надо было всё обсудить. – Обсудить?! – Давайте, мужики, беспощадно! – подшучивает над коллегами.
Глава 47
Даже на утро состояние странное. Мой внутренний пацифист пережил катарсис. Видя каждый день море боли и страданий, мозг отчуждает любые проявления насилия.
Есть и положительный момент – Костя в целости и сохранности. Во всяком случае, был, когда я последний раз его видела. По каким-то таинственным причинам меня это радует.
Артём никогда не отличался спокойным нравом. Но такой бешеной кипящей ярости я не ожидала, ни от одного, ни от другого. Чувства неоднозначные. Единственное, что я для себя поняла, свидетелем таких сцен в будущем я быть не хочу.
В далёком прошлом, когда ещё дедушка с бабушкой были живы, мы с сестрой часто у них гостили. Дедуля делал вино каждый год, при нашей с Аней «поддержке». Обожрёмся винограда, измажемся с головы до ног соком, и мой нас потом на улице со шланга. Бабушка занималась домашним хозяйством: курочки, уточки, несколько кроликов. Всё это было у них для души.
Как-то раз, в один из приездов, сестра уговорила их съездить на птичий рынок, купить ей живую рыбку. Меня оставили на хозяйстве. Не помню уже, зачем и почему, но у бабушки во дворе часть подросших цыплят сидела в большой картонной коробке, под сеткой. Я тогда, лет семь мне было, их боялась. Жутко. Любых птиц. Даже малышей в руки не брала, а эти подросшие. Птеродактили. Дотронуться до них – всё равно, что сердце остановить. Они начали драться, ну как драться – толпой одного клевать. Кто бы только знал, как я плакала, выла, рыдала, на помощь звала. Видимо, на всю улицу. Ко мне никто не пришёл, но дедуле позвонили. Он примчался, весь в мыле. Я была очень спокойная, сдержанная, и моё «спасите-помогите» приравнивалось к чему-то страшному. Для них с бабушкой куриная драка не была из ряда вон выходящим событием. Подумаешь, ну, глаз выклевали и что? Не помер же. А я на всю жизнь запомнила – мой страх помешал мне помочь живому, слабому существу. То чувство беспомощности и отчаянья в моей голове отложились ярким воспоминанием.
Очень долго тот случай не давал мне, маленькой девочке, покоя. С тех пор любые фобии в себе я искореняю. И не люблю насилие в любых его проявлениях. И дело не в петушке, это был просто повод задуматься.
Выхожу из подъезда, голова просто гудит. Вдобавок ко всему, за десять лет, каким бы ни было наше общение с Артёмом, мы никогда не привлекали к себе внимания. А тут картина маслом – из-за меня (свободной) подрались два мужика (женатых).
Что там из клумбы придомовой слышится? Шлюха? Да-да, именно так. Рано я в отпуск сходила. Сейчас бы не помешал. Привет, малодушие. На работу идти не хочется, такое у меня редко случается.
Стучу в дверь и напоминаю себе, в доме ребёнок. При Пете его папу ругать нельзя. Кто я такая, чтоб рушить авторитет отца в глазах ребёнка?
Жанна при мелком уже и так озвучивала, кто я такая.
Дверь, к моему облегчению, открывает мама Кости. Интересуется, надо ли будить сына. Под утро вернулся в странном состоянии, ничего не объяснил и лёг спать. В голосе женщины слышится облегчение, радуюсь.
– Петя Вас, Алёна, ждёт. Проходите, – жестом приглашает меня вглубь квартиры, рукой указывая в сторону ванной комнаты. Я уже у них ориентируюсь. Чувства неоднозначные. – Я пока нам чай заварю или лучше кофе? Наверняка не успели дома позавтракать.
– Если можно, то лучше кофе с молоком, без сахара.
Я и раньше не успевала. А теперь и подавно.
Ожидающий, сидящий на кровати и телепающий из стороны в сторону ножками, сонный Петя – это кайф. Чистота и непосредственность выглядят именно так.
«Алёна, пора уже активизироваться. Скоро рожать будет поздно,» – память некстати подкидывает высказывания мамы.
Помню, мамуль. Я в процессе.
– У тебя новые наклейки появились, – обращаю внимание на то, что на панно над кроватью в Пети стало больше картинок.
– Да, мы вчера ходили с бабулей. Она мне купила. И принцесс, – сообщает воодушевленно, залазит на кровать и тянется мне показать.
И правда. Среди огромного количества различных динозавров в нижних уголках приклеены две фигурки принцесс. Хм. Неожиданно.
– Красивые, – тяну медленно. Что тут ещё скажешь?
– Да, тоже беленькие. Как и ты, – иногда малыш забывает, как ко мне обращаться, то и дело переходит на «ты». – Бабушке кажется, что эта на тебя больше похожа, – в правый угол показывает. – А мне – эта, – ручка тянется к левому углу. – Это Принцесса Лебедь и Золушка. Они добрые.
Мне кажется, что я сейчас расплачусь, самым что ни есть позорным образом. Как можно быть таким милым? Тыльной стороной ладони прикрываю рот и нос. Дышу.
– Алёна, тебе не нравится? – спрашивает с беспокойством.
Пища для моих тараканов знатная. Силюсь беззаботно улыбнуться и оборачиваюсь.
– Очень нравится, Петь. Все девочки мечтают быть похожими на принцесс, я не исключение, – чувствую, как лицо заливается краской. Со своей светлой кожей буду, как помидор.
Красная тётя Алёна, чем не милота, а?
Пупс снова стойко всё переносит, крепко обнимая плюшевого трицератопса. После ныряет под одеяло, натягивает под горло плед и сообщает, что будет спать дальше.
Безумно хочется погладить его по тёмной макушке, но я держусь. И так слишком много тесного контакта с чужим ребенком. Общение наше скоро прекратится, не стоит привязываться. Пока иду на кухню, повторяю себе это раз за разом.
Хреновая аффирмация. В них частица «не» нежелательна. Какая Алёна, такие у нее и позитивные утверждения.
За завтраком Лидия Константиновна просит у меня прощения за свою несдержанность, на что я удивленно округляю глаза, выходит, словно хмурюсь.
– Не знаю, что на меня нашло вчера. У Вас и своих проблем полно, а тут ещё я со своими переживаниями. Столько раз уже было такое, а сердце моё не на месте каждый раз, как в первый. Со страшными людьми работа ваша связана.
О себе я бы так не сказала. В большинстве своём нет. Бывают озлобленные, бывают взволнованные, со срывом, но отмороженные не так уж и часто встречаются. Всегда есть первопричина.
– Не извиняйтесь. Правда, не стоит. Я Вас понимаю. – Ха-ха, очень смешно. – Хоть я и не мама, но близкие люди у меня есть, и я за них также волнуюсь.
– Вы замужем? – смотрит на кисти моих рук.
– Нет. И не была, – стандартная фраза, после которой вопросов становится меньше.
– Когда любишь свою работу и её много, так и бывает. Всегда время не подходящее. Зато потом… – задумывается. – Как вспомню. Косте было три, когда я из декрета на работу вышла. Так жалко его на бабушек оставлять было. У Вас ещё всё впереди.
Покачиваю слегка головой, мол, да-да. Остаётся только губу закусить для полной картины «Инфантильная дура».