В пятницу вечером Энн целых три часа как юла прокружилась у зеркала с щипцами для волос и копьями из разноцветных карандашей – для глаз, бровей и губ. И вот она, в желтом корсете и узких шортах, ловит взгляды незнакомых парней в ночном клубе. Я, в ее красном платье, чувствую себя увереннее, чувствую себя частью Энни. Музыка как неуправляемая волна с каждым ударом выплескивается через край танцпола, ударяется о стены и потолок и врывается в наши тела. Я у барной стойки, симпатичный парень заказывает мне коктейль. «Хм, меня тоже заметили…» – проносится у меня в голове. Мы разговариваем, смеемся. Но он оказывается студентом, который подрабатывает официантом в выходные дни, чтобы самому обеспечить себя и понемногу гасить кредит. Пока он живет с родителями. Мама любит разводить улиток, а он увлекается теннисом, настольным. Зачем он мне все это рассказывает? Неужели я вновь устроила допрос? Была у меня с симпатичными парнями привычка задавать им вопросы так, словно вкручивая их штопором вглубь пробки, пока она под напором не проваливалась на дно бутылки, а уставший собеседник под видом срочных дел не уходил от меня подальше. Увидев, как мой новый мачо без стеснения поглядывает на часы, Энн подбежала ко мне, чтобы первой оттащить меня от неперспективного самца, который с минуты на минуту намеревался понизить мою самооценку своим внезапным исчезновением.

– Молодой человек, я украду на несколько минут мою подругу? Кажется, у меня вот-вот развяжется корсет, и только она может мне помочь его обуздать.

Парень заискивающе улыбнулся, а Энн потащила меня в туалет.

– Кэт, успокой меня и скажи, что ты не занудствовала с этим красавчиком.

– Да ну его. Он нищеброд.

– О чем вы говорили?

– Я ему рассказывала, как за три недели написала дипломную работу, – ожидая комментарий, съязвила я.

– О нет, не продолжай. Детка, когда с тобой мужчина, который тебе нравится, с ним нужно говорить только о трех вещах…

– О еде, футболе и сексе?

– Нет, о сексе, о сексе и еще раз о сексе. Тебе надо расслабиться, и у меня есть то, что поможет. – Энни растворилась в улыбке и пошмыгала носом. – Нас угощает один тип, Стив. Познакомлю тебя с ним сейчас.

Не знаю, как она так быстро находила типов, готовых платить за все наши удовольствия, но уже через полчаса меня было не узнать. С взъерошенными, спутанными волосами, ярко-красной помадой, широко раскрытой улыбкой и предательски черными зрачками размером с квотер ^[2], заполняющими всю синеву глаз. Я ладонями раздавливала каждый звук доносящейся до меня мелодии и будто втирала его в шею, плечи и бедра. Это было нечто на грани экстаза и неподдающегося объяснению чувства восторга. Мне казалось, я все контролировала, осознавала и просто ловила кайф, позабыв абсолютно обо всех проблемах. Энн и я в ВИП-зоне хохотали в компании Стива, которому было, похоже, столько же лет, сколько мне и Энн, вместе взятым. После моего очередного возвращения из туалета Энни отвела меня в сторонку и сказала, что мы поедем к нему, он даст нам тысячу баксов.

– Энни, ты обалдела! Ты же только вчера зарекалась больше никогда не ездить к незнакомым мужчинам.

– А какого черта мы возле него крутимся уже полночи? У тебя еще есть варианты?

– Но я не хочу ехать, мы же обсуждали, что отправим резюме…

– Кэт, чтобы ждать приглашения на собеседование, мы должны иметь деньги. Неужели ты думаешь, что кафе, алкоголь, шмотки мне достаются бесплатно? Ты же ни хрена не делала целый год, не заработала ни цента, только сидела за книжками. Тебе не жаль твою мать, которая тебе до сих пор перечисляет деньги?

– Ладно, хорошо, я поеду.

И мы втроем поехали в гостиницу. Я ожидала увидеть обычный дешевый отель, в котором уже бывала по обоюдному согласию пару раз после похожих пятниц. Но это было совсем другое место. Приветливый швейцар отворил для нас двери. Шикарное лобби, освещенное огромной двухметровой люстрой в стиле ампир на высоком потолке, украшенном сложной лепниной. Замысловатый интерьер в дворцовом стиле и изобилие позолоты почти в каждом элементе отделки поражали кричащей роскошью и величием. Мне казалось, что мы приехали не в гостиницу, а в музей, в котором я, как красная ворона, нелепо выделялась на фоне сдержанного разноцветного гобелена.

Пока наш спутник получал ключи, Энн отвела меня и тихо сказала:

– Кэтти, солнце, он хочет, чтобы с ним пошла только ты.

– Нет! Ты чего? Ты же сказала, что мы будем вместе!

– Не кричи, тсс… Мы приехали вместе. Я тебя подожду здесь внизу, в лобби. Ты же знаешь, если бы он заинтересовался мной, я бы пошла и глазом не моргнув. Только не воспринимай все серьезно.

– Нет-нет, я не хочу! Он мне даже не нравится, – противилась я.

– Я понимаю. Кэтти, детка, сделай это ради меня, пожалуйста. Представь, что для тебя заняться сексом – это как высморкаться. Просто повторяй про себя: «Штука баксов, штука баксов…»

– Энн, ты больная на всю голову!

Я развернулась, чтобы уйти, но в меня крепко вцепилась рука Энни.

– Кэтти, пожалуйста, я знаю, что это ужасно, но у нас нет выбора. Я бы правда пошла, даже после вчерашнего, но ему понравилась ты. У тебя есть телефон, все будет в порядке, а я жду внизу. Ничего страшного не произойдет.

«Ничего страшного не произойдет»? Тогда я еще не понимала: самое страшное – не то, что может произойти, а то, как меняется твое отношение к тому, чего ты не допускала даже в мыслях, а потом воспринимаешь как норму или… «как высморкаться».

Сейчас я уже не могу описать внешность Стива. После той ночи мозг сам стер его образ, и, встретив этого мужчину на улице, я даже не смогла бы его узнать. А вот тяжесть его тела, сухие массивные руки, мокрый от пота и заросший волосами живот я запомнила надолго.

Стив попросил, чтобы я не ходила в душ: он хотел чувствовать запах моего тела. Сам он тоже не пошел мыться, но хотела ли я чувствовать его запах – меня не спросили.

– Энн сказала, вы выступали в «Доллс». Станцуй для меня.

«О нет! – подумала я. – Опять танцы…»

– Окей.

Я включила музыку на телефоне и задвигалась как на танцполе в клубе. Мой танец явно не походил на эротический. Стив сидел в кресле и курил сигарету с вишневым запахом. Я, не прекращая танцевать, взяла из его пачки одну сигарету и тоже закурила. Все это я старалась делать, абсолютно не обращая внимания на своего собеседника, будто его нет в комнате.

– В стрип-клубе ты так же танцевала?

– Конечно. У меня особая манера исполнения, – сострила я, пуская дым в противоположную сторону, разглядывая флористический рисунок на обоях.

– Раздевайся.

– Окей, – вновь повторила я, затянулась поглубже, потушила сигарету, отвернулась к окну и сняла с себя все.

Стив продолжал сидеть в кресле, он не подходил ко мне.

Я попыталась пошутить и, глядя в окно, произнесла:

– Что стоим, кого ждем?

Стив ухмыльнулся:

– Хочу полюбоваться тобой. Встань на колени на край кровати.

Я встала.

– Раздвинь ноги шире. Опусти руки.

Я раздвинула, опустила. Но он снова не подходил. В телефоне звучала уже, наверное, пятая с начала моего танца песня, слишком быстрая для моего бездвижного положения.

«Какую он курит сигарету? – думала я. – Шестую или седьмую? Он, наверное, чертов импотент… Конечно же, столько дымить. Не зря во всех источниках пишут: „Курение вредит вашему здоровью“. Но мне-то оно и лучше. Извращенец. Может, сказать ему, что у меня двойной тариф за ожидание?..»

Тут Стив снял футболку и подошел ко мне сзади. Весь процесс занял не более трех минут. Даже трек не закончился, а он уже успел вспотеть, просто облиться потом. А я успела вспомнить гнилое старое дерево у себя под окном в детстве. Украдкой я брала из домашнего чемоданчика несколько гвоздей и вбивала их в сухой ствол, пока никто не видит. Я была сейчас как то дерево. И поняла, что имела в виду Энн, говоря «это как высморкаться».

Я побежала в душ первой. Через мгновение он решил присоединиться, но я уже успела ополоснуться и, как душистое мыло, выскользнуть из его мокрых рук. Когда он вышел из душа, я уже оделась. Стив отсчитал тысячу баксов плюс сотню дал на чай, и я, получив заветную сумму, позабыв попрощаться, выбежала из номера и побежала к лифту.

Энн сидела в холле напротив окна, ее взгляд будто застыл в мигающем экране телефона. Не сказав ни слова, я положила деньги на стол.

Энн посмотрела на них, на меня и кинулась мне на шею.

– Кэтти, прости, я была не права. Не надо было тебе туда идти, – и она принялась целовать мои мокрые от слез щеки, пока не высушила губами все до единой слезинки.

* * *

Следующие несколько дней были самыми спокойными за последние месяцы. Мы рассчитались за квартиру и посвятили выходные отправке наших резюме в десятки компаний. Нам было не важно, куда нас возьмут, мы мечтали работать вместе в одной фирме. У Энн, правда, работа ассоциировалась с красивым, богатым и одиноким начальником, который влюбится в нее с первого взгляда, а у меня – с нескончаемым потоком клиентов и судебными процессами, где я, как Аттикус Финч ^[3], справедливая и лишенная предрассудков, боролась бы за справедливость несмотря ни на что. Мы загорали в парке, катались на великах, гуляли по центру, обедая в уютных кафе. И каждый раз я выбирала маршрут, который проходил через галерею. Но я ни разу не встретила Кристиана.

В понедельник нам повезло: сразу четыре компании пригласили нас на собеседование в одно и то же место. Мы, предвкушая новый жизненный этап, стали готовиться к первому интервью. Я читала статьи в интернете, как пройти собеседование, Энн наводила порядок в шкафу, перебирая вещи в поисках идеального образа. Потом, сидя на подоконнике с пачкой сигарет, мы задавали друг другу каверзные вопросы и смеялись своим ответам. Через несколько дней после интервьюирования мы получили ответ. Энни брали сразу во все четыре компании, меня – только в одну, которая в нашем списке желаний стояла на последнем месте. Оказывается, умение нравиться эйчарам, убеждать, преувеличивать, без страха описывать несуществующие победы, оказывать приятное впечатление и иметь позитивный настрой играло бо́льшую роль, чем мой идеальный диплом и заученные статьи из кодекса по семейному праву. Узнав, что сразу четыре компании делают ей предложение, Энни станцевала танец победителя на незаправленной кровати, а когда я сообщила, что меня берут только в одну, она, закрыв подушкой глаза, свалилась набок, убрала подушку и громко прокричала:

– Ура, у нас получилось! Мы будем работать вместе!

Это была совсем маленькая фирма, состоящая всего из пяти человек, с нами – уже семь. Нас представили сотрудникам, упомянув о долгожданном росте и помощи по текущим правовым вопросам. Основным заданием первое время была правка и печать уже согласованных договоров. В офисе было всего два кабинета: один – директора и главного бухгалтера, как оказалось его жены, тучной, как и он сам; и другой – для нас, знатоков истины и буквы закона. Весь рабочий день нашего начальства состоял всего из пары встреч и трехразовой трапезы: утром, в полдень и ближе к вечеру бухгалтер превращалась в заботливую хозяюшку, которая вываливала из большого пакета контейнеры с едой и разогревала их в микроволновке, а мы в соседнем кабинете угадывали блюда с трех вдохов.

Конечно, это было не место для Энн, и через пару недель ее главным желанием было сбежать куда-нибудь подальше. Меня же затягивал процесс работы, я не видела узких, давящих со всех сторон стен и увядших цветов на подоконнике, не слышала посторонних запахов и, как остальные, наливала из крана воду, кипятила, заваривала растворимый кофе, а еще успевала делать и свою работу, и половину работы Энни. У нее самой главной задачей дня было найти место, где пообедать. Она каждый день находила новое уютное кафе, чтобы подкрепиться и пострелять глазками. Бизнес-ланч выходил дешевле, чем ужин в тех же самых местах, поэтому мы полностью отказались от ужина, сохраняя и наши небольшие денежные запасы, и наши фигуры от переедания на ночь. Я будто и правда заразила ее желанием иметь нормальную работу и мысленно благодарила Энни за то, что она из-за меня выбрала эту дыру. Хотя мы обе знали, что Энн вообще не могла работать, пока ей кто-нибудь не поможет, как я, и не возьмет часть ее дел на себя. В крупной корпорации с ней бы точно так не возились.