Хочу её до боли в паху, но понимаю, что в моём состоянии это будет далеко не нежно и сладко. И поступить, как тот упырь, не могу, прекрасно помню, как её лихорадило от одной только фразы. Не могу, блядь! Хоть и желание больно её ударить есть, однако, сука, причинить любую боль, пусть то моральную или физическую, любимому человеку – пиздец какая отдача тебе прилетает. Волной сносит с ног и самому хреново не меньше.

Рассказать, как было, она хочет, да насрать мне, помощь бы нашла, было бы желание. Головой своей не думала, а могла даже в том зале суда вместо показаний сказать, что ей угрожают, и, считай, защита бы была в момент. Меня бы не посадили, и я бы был её щитом, отца бы подключил, ради неё всё бы сделал. Но хули там, проще резать меня, чем что-то предпринять.

– Хватит! – говорю самому себе, поворачиваясь с боку на бок.

Так и знал, что хрен я усну, когда она за стеной, тем более в кровати, где мы, сука, вроде как любили друг друга. Засыпали и просыпались в объятиях. Нет, так не может продолжаться, не зря ведь её сюда притащил.

Откинув покрывало, встаю с кровати и выхожу из спальни. Плевать на всё, мне важно чувствовать её рядом, забывать хотя бы ночами, что она предала и не заслуживает хорошего отношения к себе.

Вопреки мыслям, открываю дверь её комнаты аккуратно, чтобы, блядь, не напугать. В голове всплывает её крик, едва я зашёл домой, и мой рывок в гостиную. К ней. Пересрался, и за одну секунду накрутил себе всякой чуши. Выдохнул, когда понял, что всё в порядке, и заодно, что не выдал настоящего отношения к её персоне.

Застываю у кровати на несколько минут, зависаю, смотря на неё. На то, какая она, сука, в лунном свете из окна красивая, даже описать не могу, сравнить не с чем. Волосы разметались по подушке, ладошки сложила под голову, скрутилась в позе эмбриона, прикрывшись одним только уголком одеяла, оставляя ноги на виду. Длинные, гладкие, изящные.

Прикрываю глаза и глубоко вдыхаю. Член колом, пальцы рук зудят, тянет к ней прикоснуться, но я знаю, что меня поведёт и это плохо кончится. Силой брать не хочу, а добровольно она не согласится. Не после того, как я себя с ней веду.

«Ты же собирался спать с ней в одной кровати», – усмехается надо мной голос в голове. Если я только взглянул на неё, и стояком можно орехи колоть, то что будет, когда буду лежать рядом? Пиздец полный, вот, что будет. Но я предпочитаю мучиться, потому что я херов мазохист.

Проснись, Давид! Она тебя предала, и здесь ты устанавливаешь правила игры.

Присаживаюсь на край кровати и, накрыв её щиколотку, провожу рукой вверх, по колену и бедру, пока кончики пальцев не касаются кружева трусиков. Хрустальная девочка вздрагивает, подрывается, к изголовью прижимается, подтянув одеяло до подбородка.

– Ч-что? – дрожащим голосом спрашивает, на меня смотрит испуганными глазами, а мне только и остаётся, что кулаки сжимать.

– Со мной спать будешь, – холодно бросаю, поднимаюсь на ноги и наклоняюсь к ней.

– Нет! Пожалуйста, Давид, не делай этого, – кричит, и слышу всхлип. – Пожалуйста, – принимается ногами махать, как сумасшедшая, лупит меня стопой по руке, когда я тяну конечности к ней.

– Хватит! – рявкаю. – Я ничего тебе не сделаю, просто спать будем, – проговариваю раздражённо, а у самого сердце сжимается от её зашуганного вида. – Встала, или на руках понесу, – добавляю, но она не реагирует, только взглядом меня испепеляет. – Ладно, – сбрасываю одеяло, едва сдерживаясь от стона, ведь под ним она в трусиках и тонком топе, сквозь ткань которого, проступают твёрдые горошины сосков.

Беру её на руки, а Аля как каменная, словно судорога схватила, и даже дыхание отняло. Но не бьётся, не орёт и не сопротивляется, и когда укладываю её на свою кровать, не шевелится. Когда сам ложусь рядом и к себе притягиваю, – не дышит, только дёргается, мелко трясётся. А я дурею, запах её вдыхаю, и башню сносит.

Пизда мне, но плевать, оно того стоит.

Думал, хрен усну с каменным стояком, но уже через пять минут уплыл в царство Морфея. И мало того, спал как младенец, с одним единственным исключением – чувствовал каждое движение Хрустальной. Едва шевелилась, я прижимал к себе, чтобы не убежала.

– Я дышать не могу, – шепнула среди ночи, и я, поняв, что слишком напрягся, ослабил хватку.

Зарылся носом в её волосы и словно оказался в раю… пиздец, я плыву к хренам. В раю, вашу мать, нет, это всё спермотоксикоз и ничего больше. Но, чёрт, проснулся, едва солнце за горизонт выглядывает, и, подперев голову кулаком, смотрю, как она спит, уже не знаю сколько.

Какого хрена она такая красивая? Почему я не могу переключиться на любую другую? Что в ней такого?

Кожа белоснежная, тонкая настолько, что вены просвечивают, особенно на груди. А грудь… стопудово пластику сделала, но зачем? Может, мужика нашла, а его не устраивала твёрдая двойка? Какой мужик, нахуй, я ей ноги выдерну, если она посмела под другого лечь. Но вопрос сисек висит в воздухе. Не растут за год такие буфера, даже соски больше стали.

«Ну и нахрена ты туда смотришь? Стояк мучать перестал?» – возмущается голос в голове, и я падаю на подушки, прикрыв глаза.

Какая, к чёрту, разница, что случилось? Набрала вес, у многих уходит в грудь и задницу. Но пиздеть не буду, ей очень идёт. Да ей всё пойдёт, блядь! Наваждение она, одержимость во мне пробуждает.

Вспомнить надо, зачем она здесь, где шлялась целый год, что времени не было приехать объясниться. Не стоит забывать, что ножом в спину ударила, и похрен, по каким причинам. Не надо вестись на это совершенное тело. Я ведь мести хотел, чтобы она ответила за предательство, а сижу и сопли наматываю. Кое-какой план выстроил, и надо уже запустить его. Буду делать с ней то, что ей точно не придётся по вкусу.

Вопреки собственным настройкам, я поднимаюсь с кровати максимально аккуратно и так же тихо покидаю спальню. Инстинкты, чёрт бы их побрал. Спускаюсь на первый этаж, варю себе кофе и выхожу на балкон. Травлю себя никотином долго, наблюдая, как солнце поднимается всё выше и как растёт температура.

– Можно дверь закрыть и не коптить весь дом, – раздаётся в какой-то момент, а следом хлопает балконная дверь.

– Нихрена мы офигели, – хмыкаю, вытаращив глаза.

Допиваю остывший бодрящий напиток и, не докурив сигарету, тушу её в пепельнице, после чего возвращаюсь в квартиру. Хрустальная с мрачным видом стоит у плиты и, судя по запаху, варит себе кашу. Делает вид, что не замечает меня, а я осматриваю её с головы до ног. Волосы собраны в небрежный пучок, открывая шею с молочной кожей. Футболка чёрного цвета облегает её, как перчатка, выделяя грудь, и я в который раз убеждаюсь, что она на два размера больше. Шорты чуть выше колен или лосины, хер пойми, как их зовут, обтягивают задницу и бёдра, которые стали шире с нашей последней встречи год назад.

– Мне не предложишь? – подаю голос, когда она садится за стол с тарелкой.

– Руки, ноги есть, сам себе накладывай, – отвечает, даже не посмотрев на меня, и, зачерпнув ложку жижи, отправляет её в рот, предварительно подув.

По правде говоря, мне эта овсянка – а это именно она, этот запах я ни с чем не перепутаю – поперёк горла, в тюряге наелся ею на всю оставшуюся жизнь. Но сидеть за столом напротив Хрустальной очень хочется, и только потому, что вижу, как ей некомфортно от моего присутствия. Ясен пень, привыкла за год, да и меня почти дома не было за эту неделю. Ну ничего, придётся потерпеть мою персону, и чем больше нос будет морщить, тем дольше мою рожу будет лицезреть.

Закинув себе в тарелку немного этой блевотины, я занимаю место напротив, и Хрустальная тут же демонстративно отворачивается к окну.

– Что это за хрень? – спрашиваю, выплюнув кашу обратно. – Никакого вкуса, в тюрьме и то было лучше.

– Приготовь сам, – бросает убийственный взгляд на меня.

– У нас что, специи закончились? Могла бы яйца пожарить…

– Твои? С удовольствием, – перебивает, заставляя ухмыльнуться.

– Язык подточила? – вопросительно бровь выгибаю.

– Работаю над этим, – отвечает и снова в окно смотрит.

– Ты страх потеряла? Не боишься, что отрезать тебе его могу? – оттолкнув тарелку, опираюсь локтями на стол, подавшись чуть вперёд.

– А ты не боишься, что я отравить тебя могу? – прищуривается, изучая моё лицо.

– Духа не хватит, – кривлю губы в подобии улыбки.

– Ты не знаешь, на что способна ма… женщина, – проговаривает, и я пропускаю мимо ушей её оговорку.

– Отчего же, знаю, – киваю, смахивая со стола невидимые пылинки. – Одна нож в спину воткнула и пошла дальше жить припеваючи.

– Не дай бог, чтобы ты так жил, как она, – выплёвывает со злостью в тоне.

– Ай-ай, бедная, в особняке за несколько лямов чалила, – цокаю языком, прикладывая руку к груди.

– Выбора особо не было, – тихо проговаривает.

– Выбора не было у меня в пятнадцать лет, а ты просто предпочла самый выгодный вариант. Мужика нашла в Москве? Кто тебя спонсирует? Кто сиськи оплатил? Работал явно профессионал… – замолкаю, когда мне на голову выливается овсяная жижа.

– Идиот! – шипит и, со скрипом отодвинув стул, удаляется.

– Вечер не занимай, у меня планы, – кричу ей вслед, усмехаясь и вытирая лицо.

Глава 6. Шанс

Аля

Планы у него, придурок бессовестный!

– Кто тебе сиськи оплатил? – кривлю голос, изображая его.

Ты и есть мой спонсор, дурак!

Когда он меня спросонья на руки взял, я сначала испугалась, а кто бы не ужаснулся? Спишь себе спокойно, сны прекрасные видишь, а тут раз, и кто-то тебя трогает. Да я чуть не описалась там на месте, толком не поняла, чего он хочет, закричала, едва он руки ко мне протянул. Потом уже напряжение спало, в частности после того, как убедилась, что он уснул мертвым сном.

Совру, если скажу, что было неприятно спать рядом с ним, как раньше. На время забыла всё, что было, словно и не расставались никогда. Он прижимал меня к себе всю ночь, моментами так сильно, что не то что шевелиться не могла, а дышать не получалось.

И правда надеялась, что наутро всё станет по-другому. Думала, может он одумался, решил переговорить мирно, выяснить всё, но куда там.

Так как полночи ворочалась, образно говоря, конечно, то уснула под утро крепким сном. Как он встал и вышел из спальни, я не слышала, но вот не уловить пиликанье его телефона на прикроватной тумбочке не вышло. Даже разозлилась на настойчивый будильник, а дотянувшись до сотового, поняла, что это не будильник.

«Ну что там у тебя? Разобрался с этой сукой? Надеюсь, не убил её, а если… с удовольствием помогу закопать труп )))» – прочитала на экране смартфона послание от Макса.

Труп закопать он поможет, ты смотри, какая крепкая дружба. А как пел раньше, как вежливо со мной общался, правда напускное всё было, по глазам видела, что не нравлюсь я ему. Но задевает даже не это, плевать, кому я там не нравлюсь. Вывело то, что Давид обсуждает со своим другом меня, и, судя по всему, между собой они называют меня не по имени, а сукой. Одно дело, когда он бросает обзывательства в стенах дома, и другое, когда моет мне кости где-то там. Нет, я понимаю, Макс ему как брат, они вместе прошли все круги ада, но всё равно обидно.

Соответственно, спускалась я вниз, кипя от злости, а едва оказалась в гостиной, как чуть не вывернула желудок на изнанку от запаха сигаретного дыма по всей квартире. Ну хочешь ты травить себя никотином, зачем все вокруг должны страдать? Закрой к чертям эту дверь на балкон, чтобы дом потом пепельницей не вонял. Наверняка специально так сделал, чтобы меня взбесить, он ведь целью задался психику мне сломать. Ну а потом добил своими фразами за столом. На высказывания о каше я не обратила внимания, привыкла её так есть, и мне вкусно, но вкуснее всего она выглядела на его голове, это факт.

Все мысли проходят в голове за минуту, пока я поднимаюсь в свою комнату. Громко, так, чтобы было слышно и соседям, хлопаю дверью спальни и следом закрываюсь на защёлку в ванной комнате. Быстро сделав все дела, падаю на кровать, в попытке успокоить нервы.