В углу зажглась лампа. На стуле, поджав под себя ноги, сидел скалящий зубы парень. По лицу и сложению она сразу определила в нём своего, но борода с пепельным отливом, скрывавшая губы и подбородок, сбила Нунцию с толку.

– Он состоял только из прослушек и следилок, так что пришлось от него избавиться. Не переживай, твои контакты я клонировал в облако.

– Ариман! Как ты мог! Ты знаешь, сколько он стоил? Напоминаю, что у меня нет постоянной работы, и я живу на соцпособие.

Брат развёл руками:

– Прости. Я забыл. Не ропщи, купим тебе вскладчину новый. Как ты, после вчерашнего?

Нунция стекла с кровати и обняла Аримана, с которым не виделась так давно, что даже была не в курсе, что он отпустил бороду:

– Внутри как будто что-то трепещет. Не могу смириться, но держусь. А ты как? Такой красавчик в этом образе. Где ты сейчас?

– Да так по мелочи. Консультирую пару бизнесменов и организаций, – уклончиво сказал Ариман. – Квантовая криптография, поиски уязвимостей, всё в таком духе. На жизнь хватает.

– Почему ты оказался здесь?

– Рея вызвала, вестимо.

В санузле раздался звук водной струи, а потом схлопнувшегося вакуумного контейнера, унёсшего в небытие отходы жизнедеятельности. Свет погас, и в комнату вышла сестра Тефнут – хотя все привыкли звать её Тэф или Тэфи. По семейному преданию считалось, что в «кладке» она была самой младшей – хотя кто и когда это выяснил, история умалчивала.

– Господи, Тэф! Ты-то какими судьбами!

– Взяла отпуск. Как всякая смертная, имею право.

Нунция сжала сестру в объятиях и почувствовала подушечки её пальцев на затылке. Накопившееся напряжение и стресс мгновенно улетучились, как и не бывало. Тэф такая Тэф, здорово у неё это получается. Она объясняла когда-то работу своего метаболизма, благотворно воздействующего на окружающих, но Нунция забыла, в чём суть.

– Как я рада вас видеть, если б вы знали, – всхлипнула она.

– Жаль, что мы так редко встречаемся без повода, – сказала Тэф. – Каждый раз, когда кто-то трубит сбор, это означает, что у нас горе или проблема.

– Ты слишком категорична, – заметил Ариман меланхоличным тоном. – Я частенько пью кофе вместе с Клио, в забегаловке рядом с её институтом. Или катаюсь с Ишкуром на лошадях в парке Павловска.

– Частные встречи – это другое, – возразила Тефнут. – Я про более глобальные мероприятия.

– Ты же знаешь, чем это чревато, – вздохнула Нунция. – Это некононично.

– Знаю. Но всё равно горько.

«Конон» – кодекс поведения, которого придерживались инкубаторские Кононовы, был принят не просто так. Он в буквальном смысле был написан кровью. На что способны страх и ненависть фанатиков, они узнали рано. Слишком рано.

Нунция вспомнила, как им позволили – под негласным надзором, конечно – отметить за городом что-то вроде школьного выпускного. Выпускным это мероприятие можно было назвать очень условно, ведь находясь в интернате, они никогда не ходили в обычную школу. Позже, когда их уже признали дееспособными, «биологически совершеннолетними» гражданами, они точно также редко появлялись и в вузах – лишь для галочки, сдать тесты и получить новый учебный план. Тем не менее, им очень хотелось, чтобы было как у всех, как у нормальных людей, чтобы весело и неформально. Им пошли навстречу. В тот вечер на территорию развлекательного комплекса, где они танцевали и радовались жизни, проникли несколько радикально настроенных активистов. Если верить материалам следствия, они были членами экстремистской секты, исповедовавшими веру в то, что спасённые с человеческой фермы дети были «выводком от семени антихриста». Непрошеные гости были вооружены.

В тот вечер семья потеряла двадцать восемь братьев и сестёр. Ещё часть были ранены, но выжили. Увы, не у всех регенерация работала так же хорошо, как, например, у Клио, которая смогла за месяц отрастить себе вместо отстреленной новую кисть руки. Большинству пострадавших потребовалось долгое лечение и реабилитация. Как обычным людям. Погибших похоронили в сквере за стеной инкубатора. На обычном кладбище не решились, из опасений, что могилы будут осквернены.

Второй раз это произошло, когда они решили порадовать отца, сделать ему сюрприз. С бывшей женой и сыном Алексей Кононов жил раздельно. Вскоре после эпопеи с расследованием дела о «человеческой ферме» он вышел на пенсию в статусе советника при координационной группе, в которую входили разные непубличные службы и ведомства. Ему дали квартиру нового типа, мобильную, её стало можно таскать туда-сюда, пристыковывая к исполинским штангам жизнеобеспечения, которые стали массово устанавливать по всей стране. Теперь на службу он уходил реже, в основном, если случалась командировка или вызывали в столицу. Но дома ему не сиделось, он часто пропадал где-то, не отчитываясь перед Нунцией, хотя иногда и брал её с собой, «мир посмотреть». После нескольких неудачных переездов, вместе с Нунцией они выбрали, наконец, побережье Азовского моря. Жили уединённо, сначала на Тамани, неподалёку от древней Германассы и домика, где останавливался Лермонтов по пути на Кавказ, а потом, разочаровавшись в «башенном» стиле жизни, переселились под Мержаново, просто припарковав жилище на берегу. С электричеством проблем не было – солнечных батарей и ветрогенератора хватало. А вот пополнять запасы питьевой воды приходилось в опустевшем посёлке, расположенном неподалёку. Он был законсервирован ещё во времена оптимизации расселения и покрылся зарослями. В нём функционировала только артезианская скважина, площадка для посадки аэромобилей и терминал для складирования доставленных дронами грузов.

Нунция помнила тот день отчётливо, до тошноты и содрогания. Общий сбор назначили на полдень, чуть в стороне от посадочной площадки, чтобы сюрприз не был раскрыт, пока все не прибудут. Солнце палило так, что даже воробьи попрятались в тень. Многие братья и сестры уже прибыли, и маялись от жары, дожидаясь остальных. Нунция готовилась: заранее сварила огромную бадью компота. Наполнив им несколько термосов побольше, она прицепила их на коромысло и почти бежала, предвкушая, с каким наслаждением они станут пить её угощение, и как здорово все они потом проведут время с отцом.

Когда она добралась, на месте сбора были мертвы уже все, кто успел прибыть, кроме сестры Бастет. Нунция вызвала отца, и до прилёта скорой сдавливала разорванную грудь сестры, стараясь остановить кровь. Пока длились эти десять минут, ей было страшно оглядываться. Там, в чахлой посадке, раздавался хруст и какая-то возня. Возможно, те, кто устроил побоище, были ещё рядом и наблюдали, но по неясной причине, не стали довершать начатое.

Бастет выжила. Отец полетел в госпиталь вместе с ней и был рядом, пока шла операция. С тех пор сестра Баст не произнесла ни слова. Когда её проведываешь, она молчит, задумчиво глядя на мир из инвалидного кресла. Иногда она одаряет посетителя грустной улыбкой. Врачи не знают, в чём дело – её речевой центр в мозге не пострадал, голосовой аппарат тоже. Возможно, после того, что произошло, ей просто нечего больше сказать этому миру. Отец, и до этого впадавший в периоды меланхолии, после того случая окончательно замкнулся, и порою Нунция стала замечать, что он пьян. Спиртное не продавалось, так что вероятно он тайно гнал дистиллят сам, стесняясь своей слабости.

Нападения и похищения случались и позже, но уже не массовые. Большая часть последующих покушений провалилась. Уцелевшие Кононовы, спасённые из «инкубатора», осознали, что шанс на жизнь им выпал не навсегда, и научились защищаться.

– Я захватил с собой кое-что, – сказал Ариман.

Он вынул из рюкзака небольшой серый прямоугольник, толщиной в палец, погладил его и поднял крышку, оказавшуюся старым жидкокристаллическим экраном со стеклянным покрытием.

– Раритет, – заметил он. – Мощная была штука. Можно было хоть чёрта лысого на ней сварганить. Давай флешку.

– Стоп, – сказала Нунция. – Разве мы не должны дождаться остальных?

– Я думаю, нас уже достаточно, – произнёс визуализировавшийся в коммуникаторе Аримана силуэт Реи. За её плечом маячил брат Сабазий. Он наклонился, чтобы его было лучше видно, и приветственно помахал собравшимся в номере. – Мы не можем рисковать. Это большая ответственность. Проинформировать остальных о том, что содержится в послании отца, мы сможем позже.

– Это не может быть ловушка? – уточнил Сабазий. – Может, разберём её у нас в лаборатории?

– Я справлюсь своими средствами, – сказал Ариман. – Не волнуйтесь, всё под контролем. Рея, тут наши разговоры точно никто не перехватит?

– Исключено. Режимный объект, ни один пучок волн сюда не проникнет извне и не ускользнёт наружу.

Ариман вставил находку Нунции в разъём и выполнил какие-то манипуляции, чтобы убедиться в безопасности носителя. Потом обвёл присутствующих многозначительным взглядом и включил воспроизведение видео. Оказалось, что демонстрация ролика возможна только на экранчике этого старого устройства, которое и оказалось той самой «записочной книгой». Чтобы было видно и Рее с Сабазием, наблюдавшим удалённо, он сел к ним спиной и развернул допотопный раритет.

– Запись идёт.

Надтреснувший глуховатый голос за кадром принадлежал отцу. Его самого в кадре не было видно. Камера на гибкой подвижной опоре, подчиняясь съёмочному алгоритму, плавно двигалась по дуге, показывая лицо их сестры Бастет. В зависимости от положения камеры тени по-разному ложились на её посеревшую после кровопотери кожу, поэтому создавалось впечатление, что на лице происходит борьба эмоций. Однако это была иллюзия: лицо оставалось невозмутимым. Нунция подумала, что съёмка происходит в палате интенсивной терапии, куда поместили Баст после операции. Сестра парила в кресле для передвижения малоподвижных пациентов. Было заметно, что держаться прямо ей стоит серьёзных усилий.

– Мои дорогие братики и сестрички, – произнесла Баст умиротворённым, почти бесстрастным тоном. – Осознав себя живыми в этом мире, каждый из вас наверняка задумывался, для чего мы сюда пришли. Кто нас создал. И главное, зачем.

– Она говорит! – ахнула Тефнут.

– Не перебивай, – сказал Ариман. Я не хочу упустить ни одной детали.

Невидимый в кадре отец прокашлялся.

– Потом пришло время для новых вопросов, – продолжила Баст. – Почему нас хотят уничтожить? Чем мы это заслужили? Разве мы кому-то причинили вред? Может, мы дышим серой или пьём кровь? Нет. Мы всеми силами стараемся стать частью человеческого мира. Его полезной частью. И уж, по крайней мере, мы не намерены кому бы то ни было причинять зло. Да, мы появились необычным способом, и наше взросление выглядело слишком экзотичным, но разве это такое уж большое препятствие для того, чтобы принять нас, как есть? Я знаю, что каждого из вас это гложет. Знаю и другое, несмотря на потери и скорбь по нашим ушедшим близким, мы не ожесточились и не отчаялись.

Нунция ждала, что годами молчавшая сестра произнесёт дальше. Откровения пугали её не меньше, чем неизвестность. От волнения она даже неловко всхлипнула, но никто не обратил на неё внимания.