–– Они? – спешно уселась я, разбудив Барона. Тот, подскочив на лапы, зарычал. – Да тихо ты! – толкнула я его в бок.

–– Там Алия и Артем, – продолжал шептать Никита, иногда поглядывая на распахнутые двери.

–– Странно, – тоже шепнула я и тоже глянула на двери.

– Иди, – протянул он мне руку, – не заставляй его ждать, – схватившись за его горячие пальцы, я поднялась с газона. Выбора не было – пришлось идти.

Я вошла в гостиную и, скинув с головы капюшон, осмотрела присутствующих: Алия сидела на диване, держа за руку своего ненаглядного, Дамир стоял у камина, опустив локоть на полку, нависшую над топкой.

–– Александра, присядь, – указал он рукой на кресло – я присела.

Взгляд мой скользнул по напряженному лицу Никиты, застывшего на пороге кухни, а потом по недовольной раскормленной физиономии Алии. Она, заметив мой интерес, демонстративно повернулась к отцу. Я последовала ее примеру.

–– Я хотел сказать вам: тебе, Александра, и тебе, Алия, – по очереди посмотрел на нас Сабуров, – что меня совершенно не устраивает обстановка в доме. Совсем скоро здесь появится ребенок, – начал он издалека, а Алия уставилась на меня в изумлении, наверняка заподозрив в беременности. – Ваши постоянные склоки всех утомили. Алия, ты будущая мать и обязана поменять свое поведение: оставь, наконец, Александру в покое. Она никогда не покинет этот дом вопреки твоему желанию. Ты обязана смириться с ее присутствием и с тем, что она моя жена. Ты сделала свой выбор, – кивнул он в сторону Артема. – Я принял его и пошел тебе на уступки: позволил выйти замуж по любви. Ты же мой выбор принимать не намерена, как я погляжу. По-твоему, это справедливо по отношению ко мне? – Алия покачала головой, стыдливо опустив глаза. – По-моему, тоже. Ты была, есть и останешься моей дочерью. Твое место никто не займет, так же как никто не займет и место Александры, – Дамир немного помолчал и продолжил, обратившись ко мне: – А теперь ты, – он поместил на меня свои по-восточному раскосые глаза, – у Алии – бессрочная неприкосновенность: она моя дочь и носит под сердцем моего наследника. А ты никто и звать тебя никак, всего-навсего плюс один ко мне, и не более того. Так, будь добра, и веди себя соответствующе. Да, ты моя жена, но никакого отношения к моей дочери не имеешь и играть роль мачехи не будешь в связи с мизерной разницей в возрасте. Я ясно излагаю свою позицию? – опять взглянул он на нас с Алией поочередно. Она кивнула, а я провокационно фыркнула, нагло улыбнувшись. – А ты, дорогой мой зять, больше времени проводи со своей женой, чтобы у нее не было времени цеплять мою жену. Ясно? – строго спросил он Артема.

–– Ясно, – покорно ответил тот.

– Это очень хорошо, что всем все ясно.

Фыркнув повторно, я отвернулась от сабуровской надменной физиономии.

–– Иди к себе, Александра! – заметив мое недовольство, приказал Дамир.

С радостью подскочив с кресла, я замерла на месте, уставившись на влетевшего в гостиную охранника с пистолетом в руке. Он вмиг оказался перед Сабуровым, заслонив его своим широкоплечим торсом. Никита ловко выхватил из кобуры пистолет, направив его в сторону входа. За моей спиной послышался какой-то грохот, а после и шаги. В гостиную вбежали четверо мужчин в камуфляжной форме, черных балаклавах на головах и с автоматами в руках.

–– Стволы на пол! – рявкнул один из них, направив дуло на Сабурова, а тот поспешно кивнул, заворожено глядя на вооруженную шайку.

Пистолеты с грохотом повалились на паркет. Никита пнул свой ПМ носком ботинка и поднял руки над головой. Дамир шагнул в мою сторону, по-видимому, желая оказаться подле.

–– Стоять на месте! – зло рявкнул автоматчик, самый низкий из банды. – Еще одно движение – и я стреляю на поражение, – поставил он Сабурова перед фактом. Тот снова кивнул, демонстрируя покорность.

Один из налетчиков повесил автомат на плечо и подошел ко мне, схватив за руку. Я вздрогнула, взглянув на побелевшее лицо мужа. Казалось, он даже дышать перестал, наблюдая за нами. Мужчина потянул меня в сторону выхода, крепко сжимая пальцы на предплечье.

–– Оставь ее! – рыкнул Дамир, самоотверженно сдвинувшись с места.

–– Еще раз двинешься – и я пристрелю ее, – прохрипел худой и длинный, держа Алию на мушке.

Сабуров в растерянности глянул на посиневшую от страха дочь и опять повернулся ко мне. На его смуглых щеках играли жилы, а на вспотевшем лбу отчетливо виднелись три глубокие морщины.

Оказавшись за воротами дома, мужчина впихнул меня в салон «Хантера», громко захлопнув дверь этого раритета, причем не с первого раза. Сопротивляться я и не собиралась, так как мне по-прежнему было безразлично в чьем плену доживать остаток своих дней. Он повернул ключ в замке зажигания – внедорожник громко зарычал, вибрируя высоко стоящим на колесах кузовом, и осветил ночь, обволакивающую пустую улицу поселка, ярким светом круглых фар. Вжав педаль газа в пол, налетчик свободной рукой скинул ремень автомата с плеча и, бросив его на заднее сиденье, схватился за руль. УАЗ, рыча, бурча и завывая, быстро отдалялся от дома, закидывая стрелку спидометра вправо. Мужчина мельком взглянул на меня и стянул балаклаву с лица. Я замерла в оцепенении, рассматривая довольную физиономию Хромова. Он сиял ярче новенького тульского самовара, лукаво улыбаясь.

–– Что за цирк? – спросила я, насупившись.

–– Что, не понравился? – подмигнул мне правым глазом Кирилл. – Жаль, медведя не привезли, было бы куда круче.

–– Ты что, издеваешься? – прошипела злобно я. – На вопрос ответь! – повысила я голос, перекрикивая рев двигателя.

–– На какой именно? – прикинулся он идиотом. – О цирке?

–– Какого черта тебе от меня надо?

–– А ты-то тут при чем? – хмыкнул он, недовольно взглянув на меня и спрятав глупую улыбку. – У меня притязания исключительно к твоему благоверному.

Я раздула от негодования ноздри, чтобы втянуть как можно больше воздуха в легкие для пламенной речи, но произнести ее не успела. Автомобиль прижался к забору чужого дома и заглох. Хромов уселся вполоборота и, схватив меня за плечо, притянул к себе. Желанный страстный поцелуй коснулся моих губ. О сопротивлении я не думала и в этот раз, так как моя похоть страстно желала прикосновений этого мужчины. Он вызывал сильное желание, отключая мозг от системы здравоснобжения разума, блокируя сигналы об опасности. Повиснув на его шее, я прогнула спину от возбуждения, ответив на поцелуй. Постанывая от желания, мне казалось, что я задыхаюсь от охватившей тело страсти. Она жаром наливала мышцы, сокращая их последовательно и волнообразно. Кирилл с трудом отстранился и, тяжело дыша, прошептал:

–– Ты больше не вернешься к нему.

Вновь впившись в губы поцелуем, он задышал еще тяжелее, чем прежде, не в силах отказаться от удовольствия.

–– Я хочу тебя, – опять шепнул Хромов и сжал мои губы в своих, коснувшись их языком.

–– Я не хочу тебя, – прошептала я в ответ, продолжая целовать его.

–– Врешь.

–– Нет, – целуя его влажное от пота лицо, возразила я.

Хромов отодвинул меня и пристально посмотрел в глаза. Его страсть развеялась, словно пепел по ветру, а взгляд стал холодным.

–– Зачем ты…

Он так и не сказал то, что могло бы выразить степень его ошеломления и разочарования. Казалось, Кирилл не может поверить в то, что я в слуг и искренне произнесла это злосчастное «нет». Не мог поверить в то, что мой отрицательный ответ мог уживаться с подлинной страстью, не поддающейся контролю. Я желала провалиться сквозь землю куда-нибудь в чистилище, только бы избавить себя от его обременяющего, грузного взгляда. Сильное желание сказать правду я поборола, ведь позволить себе такое увлечение, как любовник, имея такого мужа, как Сабуров, не могла, как и не могла приговорить человека к смерти просто потому, что мною овладела страсть. Дамир никогда не позволит мне покинуть его дом и уберет любого, кто попытается помочь мне осуществить заветную мечту, которой не суждено было сбыться.

–– Отпусти меня, пожалуйста. Я должна вернуться домой, – произнесла я, глядя в лобовое стекло для того, чтобы Кирилл не видел мох слез.

–– Зачем? – он продолжал рассматривать профиль в полутьме. – Я же сказал, что ты не вернешься к нему.

–– Мне нужно кормить пса.

–– Какого пса, Сандра? – искренне удивился Хромов, аккуратно коснувшись моих холодных дрожащих пальцев.

–– Лохматого, – смахнула я слезу со щеки. – Кирилл, я должна вернуться к нему.

–– Должна? Ты уверена?

–– Я хочу, – вцепившись в дверную ручку, я до боли сжала пальцы, чувствуя, как обручальное кольцо ранит кожу бриллиантовой россыпью, как оно ранит мою обреченную на плен душу.

–– Хорошо, – с каким-то хладнокровным безразличием сказал он, отпуская дрожащие не от холода пальцы.

Чем ближе автомобиль становился к сабуровскому логову, тем больше мне хотелось передумать и, попытав счастье, сбежать с Кириллом, но вернувшийся здравый разум внятно разъяснил мне свою позицию, лишая надежды на свободу. Хромов смотрел прямо перед собой, не позволяя себе касаться моего профиля взглядом разочарования. Он крепко держался за руль, периодически вдыхая врывающийся в приоткрытое окно холодный воздух. А я, напротив, больше не вдыхала, мечтая задохнуться не от боли, а от асфиксии, но легкие непроизвольно наполнялись кислородом, поддерживая жизненные показатели в пределах нормы.

Внедорожник прижался к каменному забору, остановившись метрах в двадцати от дома Сабурова. Кирилл по-прежнему смотрел прямо перед собой, сжимая пальцы на рулевом колесе. Мельком коснувшись взглядом его напряженного лица, я выскочила из салона. Джип взвыл и, скрипнув колесами, рванул с места. Поднятая покрышками с неасфальтированной дроги пыль взвилась вверх, погрузив меня в серую дымку. Я медленно опустилась на колени и, прижав ладони к лицу, зарыдала. Рыдания были громкими и отчаянными, наполняя длинную улицу панихидными звуками скорби. Непонятно откуда возник Сабуров. Поднимая меня с колен, он что-то говорил, но это что-то я не слышала и не понимала, продолжая рыдать от чувства обреченности. Он крепко держал дрожащую фигуру в руках, пытаясь отыскать на ней причину громких рыданий и отчаянных всхлипываний, но ему не суждено было рассмотреть зияющую рану, которую оставил Хромов в моей теперь уже пустой груди.

–– Ты ранена? – взволнованно спросил он, продолжая осматривать меня и ощупывать ладонями. – Что он сделал? – не обнаружив ни крови, ни увечий, попытался выяснить Дамир, но я продолжала кричать от боли, рыдая взахлеб. – Хватит! Замолчи! – рявкнул он, желая привести меня в чувство. Сабуров встряхнул тело, которому были безразличны его желания, оно продолжало содрогаться от плача. – Звони врачу! – крикнул кому-то он и, прижав меня к себе, повел в сторону дома.

Успокоилась я только тогда, когда примчавшийся на зов депутата семейный врач при помощи инъекции разбавил мою кровь каким-то волшебным одурманивающим раствором. Там, в забытье, куда меня отправил врачеватель, было до безумия хорошо, спокойно, а главное, безразлично. Вот только это безразлично, в отличие от хорошо и спокойно, никуда не делось поутру. Оно еще долго циркулировало с моей крови, подавляя эмоции.