Втиснувшись в спортивный костюм, я стянула волосы в хвост и, стараясь не издавать лишних звуков, вышла из комнаты. Благо, в доме было пусто и тихо. Добравшись до кухни, я наполнила чашку кофе и, развернув протеиновый батончик, уселась на стул. Утреннее солнце, поднимаясь все выше и выше, заливало сад теплым светом. Его лучи переплетались с ветками пышных деревьев и путались в блестящей от росы паутине, которую так старательно вывязывали всю ночь длиннолапые пауки. Ветер играл невесомым тюлем, периодически то выдувая его на улицу, то вдувая обратно в дом. Цветущая липа слышимо шелестела листвой, а ее сладкий аромат наполнял помещение кухни. Но мне все это было безразлично. Если совсем недавно подобные мелочи способны были доставить удовольствие, то сейчас я не испытывала ничего. Меня не восхищали обильно цветущие кустарники магнолии, не радовало утреннее пение птиц, не манил свежескошенный зеленый газон, не просыпалось желание потискать любимого пса. Даже мысли о Кирилле не способны были заставить бедное сердце сокращаться чаще. Надеясь на то, что любимое до дрожи «железо» сумеет пробудить эмоции от летаргического сна, я отправилась в зал. Но, к сожалению, даже «чудотворные» штанги и гантели не оправдали моих надежд. Я подошла к зеркальной стене и внимательно посмотрела в свои пустые глаза. «Он убил меня», – медленно сказала я про себя. Вот только не считая смерть уважительной причиной отказа от тренировки, я, скинув толстовку, приступила к разминке. Громкая музыка отвлекала от ненужных мыслей, ранее выпитый крепкий кофе наполнял организм энергией, схомяченный без зазрения совести и не учтенный в суточный калораж батончик заряжал силой. Тренировка была, как никогда, изнуряющей.

Опустив штангу на стойку, я подняла со скамьи полотенце и прижала его к лицу. Несколько секунд кислородного голодания – и я жадно вдохнула прохладный воздух кондиционера. Мой взгляд коснулся зеркальной глади, а тело вздрогнуло от неожиданности: за спиной стоял Ник. Я тут же убавила звук и повернулась к нему.

–– Он уезжает завтра вечером, – негромко сказал Никита, подходя ближе, – ты знала?

–– Нет. Надолго?

–– На сутки. Только это секрет. Дамир не хочет, чтобы кто-либо узнал об этой поездке.

–– Тогда откуда узнал ты?

–– Услышал его разговор…

–– Подслушал? – перебив, хмыкнула я, всем своим видом демонстрируя фальшивое осуждение.

–– Это имеет значение?

–– Для меня, нет. Я поеду в бар и напьюсь до полусмерти.

–– Угу, только чур я в этом не участвую.

–– Почему?

–– Охрана тебя все равно не выпустит из дома…

–– Поможешь мне сбежать… – начала я, но Ник перебил:

–– Куда тебе бежать? Эти игры с огнем до добра не доведут. Я же сказал, что больше не участвую в твоем «самоубийстве». Саша, он же не шутит. Эта мразь убьет и не поморщится, но самое страшное – наказание за содеянное его никогда не настигнет.

–– Плевать. Я устала бояться. Рано или поздно он все равно убьет меня, это дело времени. Я хочу жить, а не сидеть в этом осточертевшем доме. Никита, я не могу так больше.

–– Извини, – покачал он отрицательно головой, давая понять, что не намерен помогать мне.

–– Если ты не поможешь, я в красках опишу Сабурову все позы, в которых ты трахал меня на нашем семейном ложе во время его командировок.

–– Ну и сука же ты… – с ужасом глядя на мой уверенный взгляд, прошептал Ник.

–– Да, – согласилась я. – В этом мерзком мирке каждый выживает, как может.

–– Хорошо, – кивнул он. – В бар, так в бар.

Никите удалось вывезти меня из дома в багажнике своего автомобиля, который в этот раз ищейки Сабурова даже шманать не стали. Спустя час после моего побега я уже сидела за барной стойкой, потягивая мартини из конусовидного бокала, на дне которого мертвым грузом лежали бесполезные зеленые оливки, словно парочка разбухших утопленников, покрывшихся зеленой тиной. Ночь стремительно неслась вперед, напоминая экспресс «Рязань-Москва», который облюбовал губернатор Подрязанья, а я никак не могла ощутить алкоголь в крови. Не было ни легкости, ни опьянения, зато напряжения – хоть отбавляй. Цель не была достигнута, опять погружая меня в разочарование.

Спрыгнув с барного стула, я поплелась к выходу, сопровождая движения вздохами. Тело по-прежнему наполняла усталость и странная необъяснимая тяжесть. Оказавшись на парковке, я подошла к автомобилю Никиты, который он заботливо оставил мне, дабы не дежурить под стенами бара полночи. Теперь необходимо было забрать его из дома и, поместив себя в багажник, вернуться в «тюремную камеру» раньше конвоира. Разблокировав двери, я взялась за холодную ручку, но нырнуть в салон не успела: какая-то сволочь уцепилась за мою руку. Обернувшись, я испуганно осмотрела лицо абсолютно незнакомого хмыря, стоящего неприлично близко ко мне. Он соорудил из губ улыбку, напоминающую омерзительный шакалий оскал.

–– Привет, детка! – прошипел он, продолжая лыбиться, словно полоумный идиот, пребывающий в одиночной палате психиатрической клиники. – Я же сказал, что это жена депутата, – произнес он, повернув голову вправо, после чего я заметила еще одного такого же точно идиота.

–– Да ладно, – покачал отрицательно тот головой, – она на шлюху больше похожа, нежели на жену слуги народа.

–– Одно другому не мешает, – хихикнул полоумный с шакальей улыбкой.

Я стояла неподвижно, наблюдая за несимпатичными маргиналами. А причиной неподвижности был нож, зажатый в руке обладателя хищного оскала, все еще сжимающего мою руку в своих шершавых сухих пальцах.

–– Вот это удача, – произнес тихо тот, что стоял чуть в стороне, – представляешь, какую награду за нее отвалит депутат? – мечтательно сказал он.

–– Ну что, куда ее?

–– Давай в дом моей бабки отвезем, там ее хрен кто найдет.

Острие ножа больно уткнулось в шею под подбородком, а шакалья морда наклонилась к моему перепуганному лицу.

–– Только тихо, – прошипела морда и оскалилась.

–– Убери руки от нее! – громко произнес до боли знакомый голос.

Мы втроем повернулись и уставились на Хромова, стоящего в свете фонаря и наблюдающего за происходящим, так сказать, со стороны.

–– Вали отсюда, мужик, подобру-поздорову! – прошипел шакал, поскуливая.

Кирилл как-то разочарованно вздохнул, качнул головой и, мне даже показалось, закатил глаза от глупости этих идиотов, а после извлек из-за пояса пистолет. Затвор блеснул под светодиодной фонарной лампой, а предохранитель громко щелкнул, предупреждая о боевой готовности. Маргиналы переглянулись и вновь повернули опешившие физиономии к Хромову. Простофиля с улыбкой шакала спрятал нож за спину и отступил назад.

–– Ну чё ты сразу не сказал, что это твоя девка? Мужик, ты это… не глупи… обознались мы… попутали… мы уходим…

Эти двое кинулись прочь, а я, повернувшись к Кириллу, вцепилась взглядом в его лицо. Он спрятал за спину пистолет и замер в ожидании, рассматривая мое лицо, по которому уже стекали горячие слезы. Я подошла к нему ближе, зачарованно глядя в любимые глаза, и прижалась к высокому телу, уткнувшись носом в рубашку. Тихий плач становился громче с каждым последующим вдохом. Держать себя в руках было бессмысленно, ведь такой тяжкий груз я удержать никогда бы не смогла. Это слишком неподъемная ноша. Кирилл прижимал меня к груди, касаясь ладонью головы.

–– Сандра, не плачь, – попросил он, прижавшись губами к виску.

Я тут же отстранилась и заглянула в серые глаза, пытаясь найти в них утешение, но не было там ничего… абсолютно ничего… ничего, кроме чувства.

–– Я люблю тебя, – не сдержавшись, призналась я, беспрерывно размазывая струящиеся слезы по щекам.

Он в упор смотрел на меня как на что-то немыслимое, непостижимое, нереальное, фантастическое. Неожиданно Кирилл крепко прижал меня к груди и, наклонившись к уху, прошептал:

–– Я люблю тебя, Сандра. Больше жизни люблю. Я не верну тебя ему. Я не смогу. Ты поедешь со мной? – снова отстранив меня от груди, он пристально посмотрел в мокрые глаза.

–– Поеду, – сказала я, подкрепив сказанное кивком.

–– Ты уверена? – спросил Хромов, коснувшись ладонью слезной щеки.

–– Я уверена, Кирилл.

Когда шикарный черный «Кадиллак», подобно крылатой колеснице, летел по трассе, как мне казалось, в сторону земного рая, суля приятные перемены, я не думала о том, что слово «казалось» станет ключевым во всей этой истории. Два дня, проведенные рядом с Хромовым, навсегда останутся в памяти. За эти короткие два дня я успею понять: мужчины умеют любить. Любовь Кирилла не миф, она реальность. Его любовь теплая и мягкая. Она мгновенно тает на языке, возбуждая рецепторы и вызывая зависимость. Она настолько приторно сладкая, что порой возникает желание ощутить горечь и терпкость, именно те, что присутствовали в нашем сексе. Раньше я не могла даже представить, что мужчины способны так любить: открыто, горячо, не стесняясь чувств, демонстрирующих слабость и уязвимость.

–– Сандра, просыпайся! – разбудил меня ранним утром взволнованный Кирилл. – Надо срочно уезжать! – возбужденно говорил он, натягивая в спешке брюки.

–– Что произошло?

–– Он ищет тебя. Уже весь город на уши поставил: объявлен план «Перехват», менты шмонают всех без разбора.

Чем дольше я смотрела на Кирилла, тем больше мне казалось, что он сошел с ума. Его слова напоминали лихорадочный бред, принять который я не могла, вернее не желала. Но ведь я прекрасно знала, что все именно так и закончится, знала, что Сабуров землю рыть будет и непременно меня из-под этой самой земли достанет. На что я надеялась?

–– Надо спешить. Поднимайся, – вернул Хромов меня в реальность бытия, продолжая безрезультатно бороться с собственной нервозностью. – Если выезды перекроют, мы не сможем покинуть город. В аэропорту, на вертолетных площадках и в порту уже дежурят патрули. Попробуем прорваться на машине…

–– Кирилл, прорваться куда? – перебила я его. – Нам некуда бежать. Рано или поздно Сабуров найдет меня, это дело времени.

–– Это неважно! – разозлился он. – Я не отдам тебя ему!

– Он убьет тебя, – обреченно прошептала я, задыхаясь от грядущего неизбежного трагического конца. – Мне лучше вернуться…

– Ты любишь меня? – спросил Кирилл все так же зло. Я кивнула. – Тогда собирайся!

Поднявшись с кровати, я прижалась к нему, заранее зная, чем закончится наша утренняя пробежка. Кирилл обнял меня, вздыхая, и уткнулся лицом в волосы.

–– Сандра, – отодвинул он меня, – собирайся. Только быстро. Я жду тебя внизу.

Собралась я, как и просил Кирилл, быстро, спустившись вниз. От волнения он стал немногословен и зажат, старался реже смотреть на меня, а от моего внимания, казалось, раздражался. Усадив меня на заднее сиденье новенького «Фольксвагена» с наглухо тонированными стеклами, Хромов опустился рядом. Кресло водителя занял незнакомый мне крепкий мужчина, а пассажирское – начальник охраны, которого я видела и ранее, но всего раза два.

–– Поехали! – приказал Кирилл, отвернувшись к боковому окну.

Седан покинул территорию дома, устремившись в сторону выезда из коттеджного поселка. Начальник охраны, иногда поглядывая на водителя, медленно вращал пальцами маленькое колесико рации, находящееся рядом с короткой антенной.

–– Ну что там? – нетерпеливо спросил Хромов, обратившись к мужчине.

–– Глухо как в танке, – обернувшись, ответил тот.

–– Хреново.

– Согласен.

Но стоило Кириллу обреченно вздохнуть, как рация зашипела, а после послышались слова, сопровождаемые неприятным потрескиванием: «Первый Третьему, прием… Слышу тебя, Первый, прием… Приказ Соколова – досматривать весь транспорт без исключения, как понял? Прием… Понял тебя. Принято».

Я принялась покусывать от нервозности нижнюю губу, не веря в происходящее, напоминающее боевик. Похоже, Сабуров действительно поставил на уши весь город, будучи уверенным в том, что я попытаюсь покинуть город, ну, или меня попытаются вывезти из него. Начальник охраны повернулся назад, глядя на Хромова взглядом, полным безысходности и растерянности, поджав при этом губы.

–– Куда ехать? – спросил водитель, тоже взглянув на него.

–– В горы, – словно насмехаясь над ним, ответил Кирилл.

–– Может быть, попробуем проскочить?

–– Угу, и это будет последнее, что мы попробуем, – ответил водитель, недовольно глянув на соседа.

«Третий Первому, прием… – вновь зашипела рация, напоминая о себе, и все в салоне напряглись, как один, сосредоточившись на словах. – Говори, Третий… Мы на трассе А117, прием… Отлично, Третий, работайте».

–– Разворачивай! – приказал Кирилл, судорожно осматриваясь по сторонам. – Поезжай в горы! – сказал он на этот раз вполне серьезно.