Выхожу из технической уборной и по закону подлости натыкаюсь взглядом на того, кто должен дать мне и знания, и опыт и помочь успешно отработать практику. Аполлонов. Собственной персоной. Стоит у приемной стойки в конце коридора и беседует с какой-то девушкой. Я ее не видела в пятницу, может, это не наш сотрудник? Андрей Григорьевич улыбается, бодро что-то говорит ей. Совсем не похож на угрюмого человека, который сидел у нас на заднем дворе. Он будто выпустил на той лавке всю усталость и тоску и снова стал идеалом. Примером для подражания. Видимо, так и должен справляться с трудностями профессионал: погрустили, забыли, а в понедельник утром снова в бой.

И я иду в бой вместе с Аполлоновым! А точнее, прямо к нему, потому что знаю, что Голицын за мной наблюдает. И сейчас он увидит, что именно работает: его наглость или мой талант.

Я уже достаточно близко, чтобы Андрей Григорьевич – в будущем просто мой коллега Андрей – меня заметил, поздоровался, позвал к себе в кабинет и дал важное задание. Но он почему-то не отвлекается, а я уже слышу обрывки разговора и притормаживаю, не дойдя совсем немного до пары.

– …Ты же знаешь, что можешь гораздо больше. Не вешай нос, у меня на тебя большие планы, – говорит Аполлонов, а девушка-блондинка, стоящая рядом с ним, отшучивается. Забавно, бодро, не как я два дня назад.

Она машет руками, хлопает ресницами, открывает ноутбук, и они вместе уже с профессионально важным видом что-то разглядывают на экране. Аполлонов, попивая утренний кофе, ее вроде бы хвалит, а я стою как дура посреди коридора. Будто с размаху врезалась в прозрачную стену. Я пялюсь. И, кажется, ревную.

Стоп, стоп, стоп. А может, ничего страшного не происходит? Ну а что? Почему эта его болтовня с блондинкой должна что-то значить? Я же не одна такая гениальная в бюро. Сейчас ее похвалит, потом меня – на то он и руководитель. И вроде это понятно, но я все равно стою на месте не шелохнувшись и смотрю на Аполлонова и блондинку, а работники, медленно заполняющие холл и опенспейс, уже огибают меня и бросают заинтересованные взгляды.

Голицын демонстративно подходит ко мне, но я, сколько могу, молчу.

– Чего тебе? – в какой-то момент все же сдаюсь.

– Да не хочу, чтобы ты так позорилась. Большой босс моральный дух команды поднимает, рассказывая всем, какие они талантливые, а ты и правда веришь. Еще и смотришь на него как собака, которая хозяину мячик притащила, а он с ней играть не хочет. А так нас тут двое, мы вроде бы болтаем, даже пообжиматься можем. – Он тянет ко мне руки, я отступаю на шаг, а Голицын тут же смеется. – Со мной ты не так жалко выглядишь, – выдает он и нагло закидывает мне руку на плечо, будто ей там самое место.

– Лапы убери, – цежу сквозь зубы, медленно поворачиваю к нему голову, и мы сталкиваемся практически нос к носу.

– Ой, смотри, смотри! Идет! – говорит мне почти в губы и округляет глаза, а я резко дергаюсь и слышу его злобный смех, от которого меня тошнит. Конечно же он врет – не идет никто. Аполлонов все еще увлеченно беседует с блондинкой. – Ну ты и правда сторожевая, но безусловно талантливая собачонка.

– Сейчас он подойдет, – с наигранной уверенностью, на которую уходят последние силы, шепчу сама себе. – Договорит и подойдет.

Аполлонов и правда заканчивает разговор. Только затем просто проходит мимо, не глядя по сторонам и не замечая меня. Вместе с блондинкой, ноутбуком и кофе он перемещается в сторону лестницы, переговариваясь о чем-то на своем, архитектурном, а я, к своему ужасу, ничего не понимаю.

Уже в нескольких шагах от нас Андрей Григорьевич вдруг оборачивается к нам с Голицыным и смотрит так, будто не помнит, кто мы и что тут делаем.

– Точно! Практиканты. Сегодня продолжайте начатое, в конце дня я к вам подойду.

Он салютует нам стаканом, как бы давая понять, что мы тоже значимые винтики в его архитектурной машине, и возвращается к более важному, по всей видимости, разговору.

– Ну и как дела, талантливая моя? – раздается где-то над ухом.

– Я согласна, – шепчу, глядя вслед Аполлонову.

Голицын даже не пытается скрыть ехидную улыбку.

– На все? – он играет бровями, явно провоцируя меня.

– Я согласна, чтобы ты мне помог, – добавляю тише и трусливее.

– Стать… как там было? С-су… су… – Он изображает меня максимально глупо и говорит слишком громко; я сверкаю глазами, но молчу. – И ты понимаешь, что тебе тогда придется пахать на практике за двоих? Тебя это не смущает?

– Меня уже ничем не смутить, – произношу я и тут же заливаюсь краской, потому что замечаю, с каким сожалением смотрит на меня спешащая куда-то по делам Машенька в новом наряде с леопардовым принтом. Неужели все видели, как я тут стояла и пялилась на Аполлонова и блондинку?

Ну я и дура!

– Ты осознаешь, что должна будешь строго следовать моим советам?

Киваю.

– И выполнять все беспрекословно, иначе ничего не сработает? Не боишься сделки с дьяволом?

Боюсь. Но все равно соглашаюсь.

– Дьявол из тебя никудышный, – шиплю я, чтобы не закатывать в очередной раз глаза.

Успеваю отойти всего на пару шагов, когда он дергает меня за руку, и мы снова стоим с Голицыным нос к носу. Я слишком отчетливо вижу золото в его, казалось бы, грязных глазах и россыпь мелких родинок на щеке. И длинные ресницы. Зачем такие парням? Никогда не понимала. А губы…

– Поцелуй, чтобы закрепить сделку.

Что?

– Мне нужно понять, на что ты готова ради славы. Знаешь… всякое ведь бывает.

Проходит секунда, две, прежде чем я соображаю, что он имеет в виду.

– Голицын, иди ты… – Я толкаю его кулаком в бок, но тот все равно удерживает меня слишком близко.

– Куда? Я слушаю.

– В задницу! – шиплю я. Как же он меня бесит. Какого черта он так лыбится, пока я злюсь?

– Хорошая девочка, – довольно урчит Голицын.

Почему у меня чувство, что эта затея плохо кончится? К черту! Будь что будет.

Аполлонов обещал, что придет в конце рабочего дня, но лишь около семи вечера я наконец осознаю, что никому это не нужно. Голицын свалил еще два часа назад: что-то говорил про свиданку с баристой из кофейни рядом и со смехом извинился, что не сумеет подвезти, хотя я на его железного коня даже под дулом пистолета не уселась бы.

После его ухода я прокралась по пустому коридору и проверила, горит ли в кабинете Аполлонова свет, а затем продолжила уборку, потому что не могла оставить столько дел на завтра. Иначе эта практика никогда не сдвинется с мертвой точки и я не начну заниматься чем-то действительно полезным. Наверняка это просто проверка, ведь так?

К тому же после обеда Семен Иванович, который занимается в бюро макетами, принес мне целую коробку обрезков и сказал, что это на утилизацию, но ему они очень нужны, а я пообещала, что без проблем все переберу. Коробка, конечно, казалась бездонной, и я могла бы бросить все уже раз пять и поехать домой, но… Есть одно «но». Я люблю, когда все на своем месте, люблю макеты, люблю картон. И это так глупо прозвучало в моей голове, что в восьмом часу вечера я чуть не разрыдалась от осознания: я мышь, которая просидит всю жизнь вот в этой каморке. При всех своих талантах. И все равно продолжила убирать, потому что убедила себя думать о похвале, которую заслужу.

В девять вечера я почти дослушала аудиокнигу, а передо мной теперь стояла не коробка хлама, а обрезки, выровненные на резаке, разобранные по цветам, фактуре, плотности и типу бумаги. Плюс я расставила их по цветовой растяжке, а потом еще и замотала каждый ровный блок в стрейч-пленку.

Когда в следующий раз я выглянула из подсобки, чтобы попить воды из кулера, в кабинете начальства свет уже не горел и на этаже, кажется, не осталось ни одной живой души. С грустью распрощавшись с охранником, я в гордом одиночестве покинула здание, прихрамывая и мечтая добраться поскорее до дома, упасть в кровать лицом вниз и не вставать до утра.

– Анечка, давай к нам.

Но моим планам не суждено было сбыться, потому что на диване в гостиной расположились тетя Таня, мама, Роксана и… всемогущая колода карт Таро.

– Здесь проходит кастинг на «Битву экстрасенсов»? – устало спрашиваю я и с шипением разуваюсь. Нога ноет просто ужасно.

– Ха-ха! – кривит губы Роксана, пока я ковыляю к дивану, падаю рядом и закидываю больную ногу на столик в опасной близости к неприкосновенным картам.

Ловлю убийственный взгляд подруги и тети, но нога по ощущениям вот-вот отвалится, так что их недовольство я как-нибудь переживу.

– Ну что там? – с нетерпением спрашивает мама.

– Да говорю вам, это был он! – возмущенно доказывает что-то Роксана. – Иначе я бы вообще не запомнила.

– А карты показывают другое, – настаивает тетя Таня на своем.

– Потому что их Аня недавно лапала! – Роксана с самым серьезным видом просто убирает неугодную карту со стола и делает новый расклад.

– На что гадаем в этот раз? Приедет ли Брэдли Купер в наши края?

Это камень в огород моей тетушки, которая ставит себя в один ряд с Ириной Шейк. Мол, если Ирка из Челябинской области смогла, то почему она нет? Бедный дядя Олег зря так часто ездит на рыбалку, пока Брэдли Купер бродит по этой бренной земле в одиночестве.

– На ухажера Оксаны, – спокойно отвечает мама, пока тетя Таня меня изо всех сил игнорирует.

– Это на которого?

– Ань, нужен компресс, – настаивает мама, глядя на мои страдания. – Ты обещала не перенапрягать ногу.

– Ага, и вы ей поверили? – смеется Роксана, а после отвечает уже мне: – Да на Голицына. Не помню, с кем целовалась на вечеринке, но сегодня приснилось, что с ним. Хотя вообще я его там плохо помню… может, состояние аффекта?

– Или опьянения, – усмехается тетя Таня.

За замечанием следует театральный вздох.

– Карты… – снова начинает тетя и ловит тяжелый взгляд Роксаны.

– Да не врут они, просто недоговаривают! Это он был, ставлю свою Verge^[6], а она у меня новая.

– Проспоришь, – говорю, потому что четко помню слова Голицына о том, что все выходные он провел у бабушки. С Анжеликой де Пейрак. А Роксана опять подцепила кого-то, но не его.

– Откуда ты знаешь? Какие-то сплетни? Ой, не говори ничего, мне страшно! – затыкая уши руками, хнычет подруга. – И так болтают, что он замутил с какой-то Анжеликой. Не хочу знать, кто эта стерва, она портит мне позитивные аффирмации. Я как представлю их… вместе… так сразу начинаю материться и засорять ауру!

– Да нет, – пытаюсь ей объяснить. – Анжелика – это…

– А-а-а-а, все, ничего не хочу знать!

– То есть от меня ты услышать информацию не хочешь, а карты слушаешь? – Я усмехаюсь, а Роксана дуется и собирает колоду обратно.

– Ничего сегодня они не хотят мне говорить, – бормочет почти обиженно. – Значит, пора на работу, а то опоздаю, и клиент жалобу накатает. Все, пока!

Она вскакивает и уносится галопом от нас.

– Да просто они говорят не то, что ты хочешь услышать! – ворчит тетя Таня ей вслед.

– Эй, а про травму послушать? – кричу Роксане, но та на ходу запихивает колоду в шопер и уже обувается.

– Это Марс! – парирует она. – Я тебя предупреждала, а ты меня не слушаешь. Ночью приду, расскажешь.

Понятно. Ночью Роксана будет спать, а я – думать о том, что ей не сказала. Тетя Таня тем временем начинает собираться вслед за Роксаной. Ну вот, кажется, моя энергетика сегодня отпугивает людей.

– А как же «Касабланка»? – восклицает мама.

– Почему вы с Аней так любите черно-белое кино? – недоумевает тетя.

– Я вино остужаю. – Мама использует тайное оружие.

– И я должна остаться из-за вина?

– Могу коньяка накапать… – Мама пожимает плечами.

– Так бы сразу.