Да, да, давайте уже творить! Я готова к работе. У меня руки чешутся. Я хочу продемонстрировать все, что знаю и могу. В моих мечтах Аполлонов увидит во мне достойного кандидата и пригласит на постоянную работу, я сделаю проект международного класса, и тот попадет на выставку в Лондоне. Ага, нам будут рукоплескать, фотографии будут пестреть во всех журналах. Возможно, он обратит на меня внимание и…

– Жалкое зрелище, – обогнав меня, Голицын убегает вперед преподавателя.

Глава 6

Я без конца кошусь в сторону Андрея Григорьевича и надеюсь, что не выгляжу как дура. Потому что этот момент… именно так я себе его и представляла. Я иду по коридору крутого архитектурного бюро, рядом – крутой архитектор, и мы с ним коллеги. Коллеги! Как сладко это звучит. Будто сотня ангелов пропела про меня, глупую Аннабель-Ли, что она кому-то коллега, а не это вечное «Аня, ты заколебала со своими макетами, везде клей, давай убирай свой бардак!».

Аполлонов ведет нас в сторону одной из высоких, нестандартного размера дверей, на которой написано: «Мал. макетная». Это не похоже на модный леттеринг или работу дизайнера, который знал, что делал. Просто синяя краска на покрашенной как попало белой двери. Но даже такая ерунда приводит меня в состояние эстетической комы, просто потому, что гармонирует с остальными деталями интерьера. Андрей Григорьевич пропускает меня вперед, а я прячу смущенный взгляд в пол, приближаясь к будущему месту работы. Малая. Макетная. Звучит как музыка. Ощущаю себя будто маленькая девочка, которая притворяется взрослой и которую кто-то случайно принял всерьез. «Это кто у нас тут такой большой архитектор? Это А-а-анечка у нас большой архитектор!» Смеюсь собственным мыслям и тут же ловлю недоуменные взгляды Ника и Аполлонова.

– Я готов, – с вызовом заявляет Голицын, выпятив грудь вперед и небрежно крутя на пальце какой-то брелок, чем возвращает меня на землю.

Он ведет себя так, будто ему как минимум предложили в «Аполло Арт» должность главного проектировщика и тридцать процентов акций в подарок, а он еще собирается подумать. Откуда он вообще взялся, а?

– Готов творить и созидать, – поясняет он. – Какое задание дадите нам на первый раз? Спроектировать умный дом? Современную площадку для детишек? Можно бахнуть из экоматериалов. Давайте что-нибудь поинтереснее и поважнее.

– Что ты здесь вообще делаешь? – не выдерживаю я его напыщенного тона.

– Прохожу практику вообще-то, – с наигранной обидой выдает тот. – Мы с тобой – лучшие студенты курса. Нам выпала честь быть избранными самим Андреем Григорьевичем Аполлоновым.

Нет, он просто меня троллит. И я испытываю испанский стыд из-за его театральщины.

– Давайте вперед, избранные, – вмешивается в нашу короткую перепалку Андрей Григорьевич. – У меня и правда есть для вас задача первостепенной важности.

– Так бы сразу. – Голицын потирает руки, протискивается вперед меня и открывает дверь. – И что это за фигня?

Он тормозит с перекошенным лицом уже на пороге, а я, толкнув его, захожу внутрь и оглядываю грязную, заваленную обрезками картона и ПВХ комнатку. Она совершенно не соответствует стилю остальных помещений. Никаких ярких деталей, бетона и металла. Обычная кладовка с большим дешевым столом, как будто доставшимся от предыдущих арендаторов офиса, и металлические, лишенные индивидуальности стеллажи. Примерно такая каморка есть у нас в институте. Там свалены работы выпускников прошлых лет. Иногда кого-то из студентов (да, зачастую этот кто-то отличница Аннабель) посылают в эту Нарнию, чтобы притащили оттуда отсыревшие поблекшие чертежи, паутину и пару пауков в волосах. А однажды там даже нашли мертвую крысу. Вот чего я точно не ожидала увидеть в модном бюро – каморку с крысами.

– Это ваше первое интересное и важное, – голос Андрея Григорьевича сочится сарказмом, – задание. Убрать здесь.

– Вы шутите? – Ник будто захлебывается несправедливостью. – Я в уборщики не нанимался. Это без меня.

Он разворачивается, чтобы уйти, махнув невидимым павлиньим хвостом, но его останавливает ровный и достаточно властный тон Аполлонова:

– Уборка – часть практики. Она воспитывает дисциплину, которая у вас напрочь отсутствует, Голицын. – Для Ника это звучит как вызов, судя по тому, как наливаются кровью его глаза. – У вас, безусловно, имеется талант, благодаря которому вы оказались здесь, Николай. Сделать тот проект, что вы мне сдали, на коленке за десять минут – многого стоит. И идеи у вас отличные. А вот исполнение хромает. В архитектуре нет места хаосу. Архитектура, повторюсь, это дисциплина. Без нее вам ничего не светит.

Голицын злится, поджимает губы. Желваки ходят, он нагло ухмыляется и качает головой. А еще выглядит так, будто папочка сказал ему, что Деда Мороза не существует. Зато Аполлонов даже не моргает лишний раз – холоден и строг, как всегда и даже больше. Сегодня мы на его территории, и он тут не просто напарник Зайца, а наш босс.

– Вы можете поучиться друг у друга, – продолжает он. – Анне не хватает вашей дерзости.

От его слов тот самый «взрослый архитектор» внутри меня возмущенно парирует, что я тоже дерзкая, но… ладно, кого мы обманываем.

– Вам же, Николай, недостает ее старательности и усидчивости. Эту практику вы сможете закрыть только вместе. Капитуляция одного – значит провал для обоих. Веники и тряпки в том шкафу, и будьте внимательны, тут есть приличные обрезки картона. Копейка рубль бережет, так что все пригодное для макетирования – сохранить.

Аполлонов указывает в угол с пустыми коробками и уже разворачивается, чтобы уйти, но застывает вполоборота.

– Ах да… – Он протягивает мне какой-то альбом. – За журнал посещений отвечает Анна. Один прогул, и практика закончится для вас обоих.

Я отмираю лишь с хлопком двери. Это было… мощно, что и говорить!

– Да кем он себя возомнил! – Голицын пинает пустые ящики изо всех сил.

Он что-то бурчит и бурчит себе под нос, делает пару кругов по периметру, после чего вдруг усаживается на стул, расслабленно опирается на спинку и вальяжно закидывает ноги на один из столов. Да-да, прямо в кроссовках, пусть и идеально белых, будто и не было дождя за окном.

БЕСИТ.

– И что это значит? – спрашиваю я, глядя на то, как Голицын пялится в телефон и демонстрирует полное безразличие к мусорной вакханалии вокруг.

– Что у тебя не так много времени на уборку. В семь у меня электричка. Еду тусить с телочками. – Видимо, и правда весь город едет тусить на неизвестную мне дачу. Роксана звала меня с собой, но такие трехдневные загулы – развлечение не по мне.

– Я не буду делать работу за нас двоих. Ты слышал Андрея Григо…

– Ти слисал Андлея Глигольевица, – дразнит меня. Боже, ему что, десять? – Не будешь делать? А у тебя есть выбор?

– К чему ты клонишь?

– К тому, что твоему ненаглядному будет очень интересно узнать, как ты пускаешь слюни на него с грифелем в руках. Перед… зеркалом. – Он усмехается, давая понять, что просмотрел альбом от и до.

Так, стоп! Если этот поганец мне угрожает, не значит ли, что он сфотографировал все рисунки? Это же еще страшнее. Одно нажатие кнопки – и они уже доставлены адресату дистанционно. Или, например, тысяче адресатов. Тысяче тысяч.

– Это шантаж?

Голицын выпячивает вперед нижнюю губу и взвешивает в голове ответ:

– Похоже на него.

– Нет. – Я вкладываю в это слово всю твердость.

Портрет – это просто портрет, Голицын ничего не докажет, разве что меня раскритикуют, что я плохо старалась. Моя обнаженная натура?.. Ну если он выставит ее напоказ, это будет низко. Такое никто не посмеет поддержать.

– Ой, да ладно тебе, Санта-Анна! Ты и правда собираешься соблазнять мужика этим детским лепетом про добрый день и добрый вечер? Или думаешь, эти твои строгие костюмчики заставят его завалить тебя на стол?

– Я… ничего такого… Я не хочу никого соблазнять! – срываюсь и кричу на него, а после сразу смотрю в сторону двери. Меня до дрожи бесит, что приходится доказывать этому невоспитанному уникуму, что я не верблюд, но боюсь оказаться услышанной.

– Скажи еще, что не мечтала об этом. Брось, все вы мечтаете, – подмигивает он. – Грязная-грязная Санта-Анна, – качает головой, будто видит меня насквозь. – В общем, ладно.

– Что ладно? Ты меня бесишь, Голицын.

– Ага, конечно. Ты ставишь мне посещения и берешь на себя грязную работу, а я, так уж и быть, помогу тебе соблазнить твоего старикана.

– Старикану, как ты выразился, и тридцати нет, – говорю я, чтобы хоть что-то сказать. Спорить об остальном бесполезно.

– А его соблазнение тебя, значит, никак не смущает? – сразу цепляется чертов Николай. Видимо, каждое мое слово будет использовано против меня и лучше уж молчать. – Кстати, в этом вопросе я и с практикой могу помочь, – заявляет он, а я поднимаю моток скотча с пола и со всей силы швыряю в него. Голицын едва успевает закрыть руками лицо.

– Ауч! Зачем мусоришь? Тебе же еще убирать! – Он задирает брови чуть ли не до линии волос, а затем машет рукой, мол, что с меня взять.

– Поднимай свою задницу и бери тряпку в зубы, или я… – пытаюсь противостоять ему.

– Ну-у? Или ты что?

Он издевается, а я теряю терпение:

– Ой, да пошел ты! Даже спорить не буду.

– Не посылай меня, Анечка, – переигрывая, просит он, сложив руки в мольбе. – Я тебе еще пригожу-у-усь. – И ему в лицо тотчас прилетает тряпка.

Не могу поверить, что так вляпалась. Кажется, это будет бесконечно долгий месяц практики.

Глава 7

Спустя полтора часа я понимаю, что даже при большом желании (и с помощью Голицына, который мне не помогает) не закончу эту безумную уборку за один вечер, и бросаю все как есть – завтра придется продолжить с этого момента. Тихонько выхожу в коридор и иду на звук голосов, чтобы найти Андрея Григорьевича. Не спешу, внимательно оглядываясь вокруг, а тут определенно есть на что посмотреть. Узкие проходы украшены яркими картинами в массивных рамах – в основном абстрактная геометрия на фоне серых стен. Высокие окна закрыты черными решетками, как и в основном помещении. Я минут пять стою, рассматривая стеклоблоки и гадая: это восстановленный винтаж или современная копия? Здание точно старое, чувствуется в нем дух ушедшей эпохи. В конце концов я медленно, но верно дохожу до высокой двери, поперек которой от руки красной краской написано: «Большая макетная». Ну, это уже интереснее.

Я толкаю дверь и жду, что на фоне запоют ангелы, а из помещения хлынет божественное сияние, но… нет. Я просто попадаю в просторное чистое помещение (не то что наша каморка), по центру которого красуется новенький 3D-принтер. Вдоль стен расположены современные столы, а над ними висят органайзеры с канцелярией, ножами и прочей необходимой мелочовкой. Всюду вмонтированы лампы для дополнительного освещения, пахнет деревом, потому что на большинстве столов возвышаются макеты многоэтажных зданий. Это выглядит настолько хорошо, что у меня нет слов. Да тут есть все то, о чем я могла только мечтать!

Андрей Григорьевич стоит, склонившись над принтером, а на его джинсах виднеется белый спил от пластика. Волосы, видимо, лезли ему в лицо, поэтому заколоты детской заколкой с бабочкой, а ее обладательница (судя по тому, что на ее кудрях такие же), девочка лет пяти, стоит рядом и наблюдает, как из принтера медленно, но верно появляется розовый зайчик.

– М-м, милый секси-папочка? – лыбится Голицын, подкравшись ко мне.

– Ты дурак?

Он меня точно доведет. Еще пара дней, и я начну материться как сапожник.

– Смотри, какой он славный дедуля!

– То папочка, то дедуля.

Я иду к Андрею Григорьевичу, а хозяйка заколки уже хлопает в ладоши и радостно вздыхает над почти свершившимся чудом.

– Андлей Глигольевич! Это зая?