Комната утешения (страница 5)
Я не сильна в детских воспоминаниях и помню только то, что помнит Аля. И только так, как помнит Аля. Короче говоря, к достоверности у меня много вопросов, но выбирать не приходится. Я знаю только то, что в эту игру «а помнишь?» из всех родственников и знакомых со мной играет одна Аля, и остальные предпочитают обсуждать минувшее именно с ней. Я знаю только то, что ни Мама, ни Папа никогда не звонят нам с намерением услышать мой голос, и если вдруг я поднимаю по ошибке трубку, они чаще всего просят передать телефон Але. Я знаю только то, что по какой-то причине я всегда чувствовала себя ребенком от первого неудавшегося брака, хотя это, разумеется, не так и никогда не могло быть так. И все же я не могу отделаться от ощущения, что, когда все смотрят на меня, видят не мое лицо, и когда все спрашивают меня, называют не мое имя, а стараются перекрыть шум и разруху того времени, которое состояло лишь из скандалов и неудач. Я знаю только то, что Аля – другая, и это вышло каким-то чудесным образом (другими словами, я знаю все, кроме того, как так вышло; может быть, это значит, что я как раз таки не знаю самого важного, но для меня это не имеет никакого значения). Я рада, что Аля другая. Лучше меня.
Я поворачиваю голову и склоняю ее набок. Мол, что ты имеешь в виду, объясни получше.
– Ну, – Аля поворачивает голову и смотрит в потолок, – как, например, Деда помогал ловить слова. Когда они не слушались. Или когда он не мог отказать.
Он никогда не мог тебе отказать, – улыбаюсь я.
Во мне плещется столько нежности.
Нерастраченной и никому не нужной нежности.
✳
(Количество слов в минуту: 4)
Дачная Аля прыгает по цепочке квадратных плиток. Надо наступать в серединку – чем серединнее, тем лучше.
Деда сидит на коленях в земле – опять, наверное, Бабушка велела копаться в цветах. Когда Аля так вымазывается, Бабушка начинает прикладывать руки к туловищу, животу, щекам и охает что-то про девочек и стирку. У Деды, по всей видимости, какая-то волшебная одежда, которая с легкостью очищается от любой грязи и запаха.
Аля прыгает к кусту малины, набирает ягод в ладонь (сейчас Аля относится к малине умеренно доброжелательно, но через несколько лет съест ягоду с половиной белого червяка внутри и разлюбит малину насовсем) – столько, сколько умещается, и несет угощать Деду. Идет осторожно, больше не прыгает. Путь долгий – десять шагов, и еще десять, и еще четыре, – поэтому остается только две ягодки. Аля протягивает Деде одну из них, а последнюю слизывает сама прямо с ладони.
– Спасибо большое, Алька. Очень вкусно.
Аля приносит цветные мелки, выбирает плитку поближе к Деде, садится на корточки и рисует. Желтым ведет долгую линию в центре, а потом – много коротких по бокам. Голубым водит круги, пока те не закручиваются в единое тело. Зеленым чертит линии вниз и вбок, вверх и вбок. Тоже зеленым из той же точки – вверх наискосок, вниз наискосок. Готово.
Деда переполз к цветам, которые поближе: теперь они могут коснуться друг друга. Аля кладет покрашенные матовые пальцы на его растянутую футболку – серую в темно-синюю полоску:
– Деда, смотри, желто-зеленые пятна на сером.
– Какая красота! – Деда поднимается, разглядывает рисунки с разных ракурсов, дарит еще несколько восхищений кривым Алиным линиям. Потом тихо спрашивает: – А со словами у тебя как?
Аля тушуется, делает рот ниточкой, моргает в ямку между бетонными плитками. Аля не знает точно. К ее возрасту пора бы уже уметь фокусироваться и видеть слова в воздухе, переносить их на бумагу и зачитывать вслух – можно не целиком, но хотя бы по частям. Для Али воздух остается легким и прозрачным, сколько в него ни пялься. Это проблема. Воздух – не пяльцы. Говорят, что программа начальной школы выстроена как раз так, чтобы освоить этот Самый Главный Навык. В сентябре (Мама говорит, это уже совсем скоро) идти в первый класс, а Аля, видимо, так и останется с одним-единственным словом ЛОХ в кармане.
Аля берет в руки мелок и водит им по уголку, пока тот из асфальтового серого не становится белым. Деда сочувствует вслух:
– Понимаю, Алька, сложно. Но это пока сложно, потом они прыгать у тебя будут, от зубов отскакивать.
Аля не хочет показывать, что ей смешно, но не выдерживает и смеется: представляет буквы, которые врезаются в шаткий забор ее зубов, а потом спасаются бегством.
– Алька!
– А? – поднимает она глаза на стоящего Деду.
– А сейчас попробуй – видишь что-нибудь?
В воздухе ничего нет. Только Деда нависает и смотрит добрыми глазами с выцветшей радужкой.
– Алька, что видишь? Попробуй ухватить что-нибудь простое. Несколько букв, можно повторяющиеся.
Аля смотрит вверх. И тут до нее доходит:
– А можно считать, что я поймала слово Д-Е-Д-А?
– Вот это ты выбрала, Алька. – Аля видит, что ему очень приятно. – Хотя почему бы и нет? – Пауза. – Попробуешь записать?
Аля пробует. Получается
Д-Ǝ-д-А
– Во-о-от, а теперь подтягивай к этому слову похожее. Вдруг получится?
Аля потягивает. Получается
б-Ɐ-б-У-m-ʞ-А
– Ну, это слово подлиннее и посложнее, но смотри-ка, у тебя даже все буквы на месте. Еще что-нибудь напишешь?
Аля пишет. Получается
М-а-W-А
и
п-А-П-а
Роняет мелок на землю, вытирает пальцы о коленку – устала. Приваливается к ноге Деды, ждет, пока он усядется, устраивается в его руках и ногах, как в лодке, в корзине, в миске супа.
– Спасибо, Деда.
Бабушка не разрешает курить при Але, но от Деды пахнет табаком (всегда), пóтом (иногда) и спиртом (часто). Самый лучший запах на планете.
На крыльцо выходит Бабушка.
– Хосподе! – Всплеск руками. – Дед, ты мне девочку в земле испачкал. И пахнет она теперь «Беломором» как пить дать.
Бабушка уходит с улетающим «ну и что мне с вами делать».
Аля и Деда переглядываются и виновато хихикают.
✳
(Количество слов в минуту: 176)
Машинист ведет поезд метро на юг, вагон поворачивает влево, люди стоят на месте, пошатываясь, как усталые молочные зубы. Аля пытается читать. Слева – девушка выбирает полунюдсы для дейтинг-аппа, справа – парень кодит прямо с телефона. Аля переворачивает страницу: «Ага, да, какая глубокая мысль, очень интересно». В умеренно ограниченном, но все-таки по-праздному удовлетворительном пространстве общественного транспорта пахнет кожей, источающей через поры вонь дешевого алкоголя. Может, весна уже совсем скоро. Аля не знает точно.
Весна, как правило, наступает с завтрака. Где-то в марте или апреле, когда солнце наконец вспоминает о людях, солнечный заяц прыгает на тарелку, и вмиг становится до неприличия очевидно, что одноразовое питание черствым и плесневым пора менять. Происходит ли это – другой вопрос.
У каждого непременно случается та самая весна, которую хочется вспоминать как время просветления и насмешливо выглядывающих из-под снега собачьих экскрементов. Время сшито бечевкой (такие подписывают «жгут льняной натуральный»), увешанной экзаменами, рабочими проектами и мировыми катастрофами. Разве влюбленность – не мировая катастрофа? В теле вдруг образуется страшное количество кнопок и клапанов, пульсирующих шариков и бултыхающихся шнурков. Только потяни – и все взлетит на воздух.
Неправильно было бы сказать о той самой весне, не назвав другие времена года теми самыми. У того самого лета, например, есть саундтрек или даже отдельный плейлист, где обязательно пляшут слова о кроссовках, даче и – вскользь – о маме. Та самая зима должна быть похожа на какую-нибудь из песен Стрыкало (можно выбрать любой градус драмы для коктейля личной истории): в какие-то моменты звезды горят ярче вчерашнего, в другие – зима будто бы отказывается приходить, а иногда кажется, что все должно было случиться как-то иначе, и мы-настоящие ходим тенями по улицам, вспоминая никогда не случившиеся поцелуи. О той самой осени не хочется помнить. И рассказывать тоже не хочется.
Аля едет в метро и переворачивает страницу.
Весна все никак не наступит.
#
Аля выходит из метро, чтобы сразу завернуть в бар: ее ждет свидание-из-интернета, какой-то австриец, британец, австралиец или буруанец. Аля не помнит точно. Главное – чтобы хватило английского языка.
Аля расстегивает молнию, снимает пуховик, вешает его на спинку стула, стягивает шапку, делит волосы пополам, переносит их со спины на плечи. Непослушные кудряшки стекают и тянутся к груди, ребрам, животу.
– Привет.
Англичанин-швейцарец краснеет под огромными квадратными очками. У него мягкие белые запястья, круглые полудетские плечи и волосы ежиком.
Кажется, добрый. Хорошенький.
– А, ты уже заказал? Как здорово. Мне очень приятно, я больше по темному пиву, но белое вино тоже – вполне себе. Знаешь, это как в детстве: ничего не делаешь, а еду все приносят и приносят. Я бы хотела оставить себе такую возможность во взрослости, возможность всегда быть ребенком, понимаешь, и чтобы мир сам действовал за меня. И при этом все не пошло через… Как по-английски сказать «все идет через жопу»? Сейчас, погоди, я погуглю. Gets out of hand? Ох нет, если бы только из рук все уходило, тоже мне проблема.
Разговор тихнет и тухнет.
Аргентинец-кубинец растерян.
Аля смотрит по сторонам, ищет подходящие слова.
Слов в воздухе нет.
Пусто.
Скучно.
Ну
что поделать, со всеми бывает.
Раз терять нечего, Аля выпускает три зудящие трели:
– Ты куришь? Я вообще нет, но сегодня – да. Тогда пойдем?
Стоят у бара в куртках, накинутых на плечи и спадающих с них. Синхронно курят.
Аля не убирает волосы – пусть сегодня пахнут почти как от Деды в детстве.