– Когда Бербанк запретил работу «Эйрбиэнби» в городе, вышел указ, запрещающий краткосрочную аренду и сдачу малометражного жилья группе лиц. Но, согласно федеральному закону о внутренне перемещенных лицах, подобные указы не действительны для людей, размещающих у себя беженцев, ожидающих постоянного жилья, при согласовании планов с пожарной инспекцией. Агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях выделяет всем беженцам ваучеры на жилье, и если вы с ними договоритесь, эти ваучеры потом можно будет обналичить. Наша задача на сегодня – придумать, как воспользоваться этой лазейкой, чтобы ускорить принятие планов застройки. Слишком долго мы слушали отговорки, мешающие Бербанку расширяться: сначала говорили, что общественный транспорт и пешеходные тротуары не вяжутся с политикой социального дистанцирования, потом заявили, что так не останется парковочных мест…

– Так в этом и смысл! – раздался выкрик, после которого послышались смешки.

– Именно! Эти эгоисты каждый раз заводят одну и ту же песню. Но благодаря каравану мы сможем добиться уплотнения застройки, даже если совет будет против.

– И беженцам заодно поможем! – Тот же парень. Мы не были знакомы лично, но он постоянно выкрикивал что-то с места. Поначалу это раздражало, но Милена сказала, что так он выражает переполняющие его эмоции, и все давно с этим смирились.

Ну, лишь бы Киару устраивало.

– Да, Самуэль, очень поможем. Приютим людей, которые в этом нуждаются, и одновременно устраним проблему инфраструктуры нашего города, а самое приятное, что никто не сможет нам возразить. – Но места понадобится много – временно разместить семьсот человек, пока строятся убежища, не так просто, а некоторым может понадобиться жилье вплоть до постройки постоянного, что займет пару лет. Это немало комнат, свободных диванов и сараев. Придется хорошенько пройтись по соседям.

– Так в пятницу в парке! – крикнул Самуэль, и теперь я понял, почему никто не делал ему замечаний. Идея была отличная.

– Отличная идея, – подтвердили мои мысли слова Киары.

* * *

В последнюю пятницу каждого месяца на бульваре Магнолия выстраивалась вереница лучших фудтраков Большого Лос-Анджелеса, растягивающаяся на три километра. Владельцы местных магазинов выставляли лучшие товары, и все, от скаутов до демократ-социалистов и школьных чирлидеров, устанавливали свои столики и палатки: выступали, распространяли литературу и продавали домашнюю выпечку приезжим со всего Лос-Анджелеса и Долины, которые прогуливались по бульвару, поедая мороженое и тако и подбрасывая мелочь уличным музыкантам. А под Рождество кредитный кооператив «Уме» доставал льдогенераторы и устраивал у себя на парковке огромную горку, где можно было покататься на санках (и которая поразила меня до глубины души после переезда из Канады).

Демократические социалисты Америки обычно следили, чтобы город выделял пару свободных мест на групповые проекты вроде нашего, и поэтому меньше недели спустя я уже орудовал шуруповертом, собирая типичную икеевскую спальню, купленную в самой большой «Икее» Америки (главная достопримечательность города, пусть и разделенная на три дочерних филиала), под эгидой народного «Эйрбиэнби», вместе с парой помощников отчаянно пытаясь привести все в порядок до открытия фестиваля. Мы намеревались своим примером показать Бербанку, как легко можно переоборудовать свободную комнату под временное жилье для беженцев.

От мебели сладковато пахло фиксатором, которым мы скрепили слои картона. Она была самой дешевой и продержалась бы максимум месяц – с детьми и того меньше, – но водонепроницаемый фиксатор, придававший картону жесткость, легко растворялся в уксусе, и сам он легко разлагался на составные части.

Пока я возился с мебелью, остальные ребята декорировали спальню покрывалами, пледами и книгами, попутно вешая на перекладину дорожную одежду и выставляя под ней ровный ряд поношенной обуви.

– Я бы тут жил, – сказал я, принимая от Сэма ледяную стружку с фруктовым сиропом – он принес целый поднос.

– Да и я б тоже! – Он был очень жизнерадостным парнем, буквально вибрировал от энтузиазма. Энергия у него была заразительная, и одно его появление поднимало боевой дух. Ну и ледяная стружка помогала, конечно.

– Она с кардамоном?

– Ага. Еще с корицей и всякими добавками. Коллаб «Вкуса Индии» и «Махало». Лед масала. Согласись, обалденный?

Ответить помешал полный рот льда, и Самуэль, рассмеявшись, пошел осыпать щедротами остальных.

* * *

Судя по количеству народа, который брал наши листовки и сканировал QR-коды, идея пришлась жителям Бербанка по душе. Многие питали неожиданно теплые чувства к старому «Эйрбиэнби» и приходили посмотреть на нас ради ностальгии, а оставались потому, что хотели поскорее разделить дом с людьми, которым хватило смелости пересечь штат пешком в поисках лучшей доли. Жители Бербанка гордились своим городом, и многие среди них были рады продемонстрировать приезжим местное гостеприимство.

А потом заявился Вилмар с огромной картонной коробкой.

– Что это? – спросил я, когда он опустил ее на пол с таким грохотом, что журнальный столик покачнулся на картонных ножках. А я на этом столике стоял, пока натягивал баннер, так что коробка явно была тяжелой.

Он усмехнулся. Вилмар был красивым парнем, смуглым, всегда со щетиной, с длинными ресницами и волосами, которые он разделял пробором, как старомодный певец парикмахерского квартета. На ключице у него была набита армянская надпись, которую сейчас открывал треугольный вырез футболки.

– Пришла тут в голову одна мысль, – сказал он и открыл коробку. Внутри лежала стопка жестких листов картона с лазерными вырезами. Присмотревшись, я не сразу, но осознал, что уже видел эти инструкции: сам только-только собрал кровать по таким же, только эта уместилась бы в кукольный домик.

– Ну и какого хрена? – рассмеялся я.

– А что, все схемы из интернета! Я их просто уменьшил, сходил в открытую мастерскую и вырезал пару сотен листов. Легче легкого!

Выдавив все детали, я собрал миниатюрную копию комнаты, на возведение которой потратил полдня, только в этот раз управился гораздо быстрее. Смотрелась она отлично, и десять минут спустя вокруг уже сгрудились дети с родителями, тянущие руки к раздаточным материалам, на которых Вилмар предусмотрительно вырезал QR-код проекта. В итоге некоторые даже вернулись узнать подробнее о программе, пока их дети играли с миниатюрными модельками мебели.

К девяти вечера раздача закончилась, и тогда же толпа начала редеть. Сходив прогуляться, я купил себе ролл с «крабовым» мясом и как раз поедал его, стирая с уголков губ соус, когда заметил наполовину разобранный стенд городского управления. За ним работала пожилая светлокожая женщина с добрым лицом, короткими волосами и крутыми сережками, которые очень напоминали камень, но явно были выполнены из чего-то другого, иначе оторвали бы мочки вместе с ушами.

– Здрасьте, простите, можно вопрос?

Она натянуто улыбнулась, давая понять, что не сильно рада моему появлению, но все же кивнула.

– Конечно.

– Простите, простите – я весь день работал на стенде народного «Эйрбиэнби» и только сейчас освободился. В общем, у меня месяц назад умер дедушка, и его дом отошел мне. Я хочу передать его городу под застройку. Я просто подумал, что с притоком беженцев город наверняка подыскивает места под многоэтажки, а у меня восемьдесят соток на углу Фэйрвью и Оук, вот и хотел убедиться, что вы про меня в курсе.

Она задумчиво оглядела меня.

– Мистер…

– Палаццо, – представился я.

– Мистер Палаццо, если хотите продать дом – обращайтесь к риелтору, а не в городское управление.

– А, нет, нет. Я не продать его хочу. Ну, в смысле, я понимаю, что получу выплату за дом, но я не за этим интересуюсь. Просто… я в курсе, сколько стоит ваше – как там его? – отчуждение. Собственники злятся, спорят, приходится идти в суд, все дела. А мне и сам дом не нужен, и я хочу помочь городу с беженцами. Вот и подумал: может, вы список какой ведете?

Я успел поймать момент осознания, когда она впервые взглянула на меня по-настоящему, отложив вещи, которые все это время поспешно собирала. Я нервно вытер с губ остатки майонезного соуса.

– А, в таком плане. – Она задумалась. – Если честно, не знаю насчет списка, но в одном вы правы: отчуждение собственности – болезненный процесс для обеих сторон. – Ее лицо приобрело отстраненное выражение.

– Что такое?

Она улыбнулась, и из усталой городской служащей, отработавшей две смены, превратилась в человека, витающего в мечтах о прекрасном.

– Просто думаю, как хорошо бы было получить необходимую для беженцев землю без войны со всем городом. – Она оглядела редеющую толпу, постепенно разбираемые стенды и сворачивающиеся фудтраки. – Вы только тс-с-с, но в администрации уже предлагают снести школьные стадионы и построить дома там.

– Обалдеть, – сказал я.

– Уж не знаю, построят ли, но уровень отчаяния сами понимаете. После того инцидента с вандалом на крыше школы весь город на взводе, того и гляди взорвется. Вы уж меня поймите, я люблю этих стариков, но они живут в прошлом веке, и… – тут она перешла на шепот, – у них есть о-ру-жи-е.

И в этот момент, когда она проговаривала «оружие» по слогам, я вдруг все понял. Я любил ее, любил этот город. Несмотря на прогнивший и больной мир, Бербанк был полон таких людей – всю жизнь посвятивших городу работников с крутыми серьгами, пасующих перед словом на «о».

– Понимаю, – сказал я. Еще как понимал! – Но времена меняются. Вы бы видели, сколько народа пришло узнать о народном «Эйрбиэнби». Город рад гостям. Я, может, и первый, кто добровольно отдает дом, но точно не буду последним.

Она дала мне визитку, чему я безумно обрадовался, потому что – визитка!

Кэрол Берк, старший администратор городского департамента Бербанка, мэрия, Ист-Олив-авеню, дом 275, Бербанк, а/я 91502.

– Ого, в старом здании работаете, как круто!

Она усмехнулась.

– Скрипучее, конечно, да и кондиционер вечно сломан, но здание замечательное. Если правда готовы передать нам дом, позвоните мне в понедельник, а я поговорю с управляющим и посмотрю, что можно сделать.

– Обязательно!

На этом мы попрощались, и я ушел.

Мои вещи остались в палатке народного «Эйрбиэнби», так что в первую очередь я направился туда и на подходе услышал крики: разъяренный мужской голос то и дело посылал кого-то далеко и надолго. Протиснувшись между фургонами с корейским тако и перуанским барбекю, я заметил немолодого грузного мужика в красной кепке с лозунгом, призывающим вернуть Америке былое величие, джинсах и обтягивающей футболке с трехмерным мозаичным изображением Карателя, переливающимся на свету. Это он выкрикивал ругательства, переходя от одного участника моей группы к другому.

Вилмар зеркально повторял его движения, грудью закрывая ребят поменьше, особенно женщин, и вскоре к странному танцу присоединился Самуэль, а потом и Киара со своими полутора метрами роста. Но мужчина возвышался над всеми – даже над Самуэлем.

– Что, хотите впустить в мой город насильников и воров? Хотите впустить в мой город нелегалов? Да пошли вы! Вот что я вам скажу! Пошли вы! – Я двинулся ему навстречу, вставая стеной перед баннером, но безуспешно – мужчина сорвал его с громким треском. А все потому, что мы пользовались экологичными материалами: в ближайшие пару месяцев они и сами бы развалились. Напечатали бы на полиэтиленовом тайвеке, ярком и прочном, и понадобился бы нож – ну, или много усилий.

Все, разумеется, снимали происходящее, и разъяренный мужчина – алый как помидор и с выступающими на шее венами – принялся выхватывать телефоны и швырять их на землю. Я бросился было его останавливать, но передумал. Этого мужчина и добивался – затеять драку, а потом делать вид, будто десять молодых, в основном смуглых активистов избивают одного белого старика.

Ответ нашелся у Киары.

– Мы! Тебе! Не! Враги! – Сориентировавшись, вопль подхватили остальные. – Мы! Тебе! Не! Враги! – скандировали мы вместе, и все больше и больше людей присоединялись, заглушая хриплые ругательства мужика.

Когда прибывшие полицейские наконец оттащили его, он вывернул руку и ткнул пальцем в сторону Киары.

– Шла бы ты на хер, сучка!

В ответ ему прилетела приторная улыбка.

– На чей, его? – Кивок Киары был в мою сторону. Сыпать соль на рану было очень приятно, и мы, расхохотавшись, обнялись. Даже полицейские ушли с ухмылками на губах.