– Пришел-таки! – сказал Вилмар, приобнял меня одной рукой и тут же передал мешок с песком, который тащил в другой. Мешки были черными, тканевыми, а «песок» в них на самом деле был гидрофильными гранулами, впитывающими воду в сотни раз больше собственного веса. Все, что от меня требовалось – это хорошенько их намочить, а потом укладывать один за другим в три ряда. Милена уже закончила со своим участком, выстроив стену до пояса, поэтому сменила меня и отправила с тачкой за новыми мешками. Через несколько минут я уже работал в колонне людей, передавая мешки и выстраивая их в ряд так, чтобы их не унесло ливнем.

Поначалу поток, который мы отводили, был не таким уж и сильным, но время от времени барьеры выше по холму прорывало, и на нас обрушивалась волна грязной воды, которая могла подняться до пояса и легко сбить с ног. Меня сбивало трижды, и на третий раз я сильно приложился головой, так что меня перевели в бригаду расчистки – для колонны с песком меня слишком шатало.

К бензопилам меня не допустили, но накосячить с болторезами было сложно, и вскоре я уже корпел над забором, по мере продвижения сворачивая сетку в рулон. В какой-то момент я оторвался от группы и вышел на пустой участок, поэтому был совершенно один, когда провалился в воронку.

Видимо, изначально на ее месте был погреб или септик, но его засыпали еще тогда, когда на участке ничего не было. В итоге оползень вымыл насыпь, оставив только коварную скважину, которая с виду казалась не глубже окружающей грязи, но засосала меня по пояс в мгновение ока – я не успел даже пискнуть. В попытке выбраться я потерял болторез, но кое-как вылез и похромал к Милене за кольями и светодиодной лентой. Когда я объяснил ей, для чего мне все это нужно, она потребовала показать воронку, а потом отправила меня отдыхать в трейлер. Добравшись до него под непрекращающимся дождем, я вылез из комбинезона в душную жару, повесил его на крючок и принял из рук волонтера чашку какао с маршмеллоу. Тогда я понял, что забыл прихватить фляжку с виски. Я всегда о ней забывал, хотя каждый раз, попивая какао и расслабляясь на складном стуле после работы на очередном оползне, уставший и в синяках, я думал, что дополнить прекрасный момент может только пара глоточков виски.

Застонав, я размял мышцы, потянувшись вперед и вновь откинувшись на спинку стула. И не успел опомниться, как задремал.

Проснулся я несколько минут спустя, клюнув носом, и резко вскинул голову. Пока я дрых, трейлер наполнился волонтерами, пришедшими сменить предыдущих, и в помещении стало шумно и тесно. Я встал, чтобы освободить стул и вернуться в колонну с песком, но вдруг резко осознал, что стою среди большой группы старых дедушкиных приятелей, и все они смотрят на меня.

В трейлере я согрелся, но меня моментально прошиб холодный пот, и одежда прилипла к телу до самых трусов. И да, среди них были Кеннет и Деррик, сверлящие меня взглядами, полными ненависти. Я резко пожалел, что нагрубил им.

Конечно, они явились. Разумеется. Республиканцы постоянно помогали со стихийными бедствиями, в этом была их фишка как «столпов общества». Среди них были выносливые ребята, особенно строители, и работали они хорошо и быстро.

– Присаживайтесь, – пробормотал я, протискиваясь мимо. Пара человек нарочно преградили мне путь, вынуждая обходить их, и так и пялились, пока я натягивал комбинезон. А в десяти шагах от трейлера понял, что забыл вернуть чашку из-под какао. Вернувшись, я поставил ее на нижнюю ступень трейлера, но уйти не успел: Деррик схватил меня за запястье. Его комбинезон был хуже моего, старым и потрепанным, а живот выпирал под липучками.

– Малец, – сказал он, – есть минутка?

– Простите, меня ждут…

– Нет, малец, у тебя есть минутка. – Он крепче сжал мою руку. – Слышал, к тебе тут заглядывали копы.

Откуда, мать его, он это услышал?

– Ага.

– Слышал, их интересует Майк Кеннеди, его друзья. Друзья твоего дедушки.

– Вы слышали, – сказал я.

– Да, слышал. И просто хотел сказать, что смерть Майка меня очень расстроила. Просто кошмар. И поскольку твой дедушка был дорогим другом, я желаю тебе только добра.

– Добра.

– Просто хотел сказать, как чертовски меня расстроила смерть Кеннеди.

– И вы желаете мне только добра.

Он ухмыльнулся.

– А ты сечешь, малец. Сообразительный. Вот уж точно внук Ригарда. В крови, все в крови. У Палаццо хорошая кровь.

Дедушка любил разглагольствовать о своей крови. И ничего, что он умер, когда она свернулась там, где не стоило.

– Меня ждут, – сказал я. Он не отпустил.

– Слушай, да я к чему веду-то, приходят копы – вызывай адвоката и помалкивай. Это всем известно, даже совсем дурачкам. «У меня есть право на адвоката. У меня есть право хранить молчание. Я не даю согласия на обыск себя или своего дома. Пожалуйста, предъявите ордер». Так поступают умные люди, а ты у нас парень умный.

Я не хотел его слушать. Самое паршивое, что он говорил адекватные вещи, и это бесило. По уму мне действительно следовало вызвать адвоката, как только на порог заявились копы. Они никому не верили, даже порядочному белому парню из среднего класса, чья семья жила в Бербанке со времен «Локхида». Даже людям с добротным большим домом в Магнолия-парке.

Но я никого не вызвал, и прошло все нормально. Вроде. А уж звонить адвокату, если ко мне действительно снова заявятся, только потому что какой-то бесполезный старикан хочет защитить свою полоумную шайку нациков-террористов? Нет уж.

– Спасибо за совет, Деррик.

Но он не отпускал.

– И еще кое-что, пока ты не убежал.

– Да? – Господи, да когда это закончится.

– Твой дедушка был дорогим другом. Я хотел поговорить с тобой еще на похоронах, но у него остались наши вещи – они тебе не нужны, и я подумал: может, мы с мужиками их заберем? Ну, на память. Он бы этого хотел.

В начале двадцатых, во время очередной пандемии, дедушка записал все свои пожитки на семейный трастовый фонд. Налоги он обходить любил и умел. Я был доверенным лицом и наследником траста, то есть все вещи дедушки отошли мне. Учитывая, что я планировал нанять грузовик и вывезти большую часть в комиссионку, Деррик мог сэкономить время и силы. С другой стороны, я не хотел, чтобы они с дружками-республиканцами копались у меня дома.

– Давайте вы скажете, что вам нужно, а я все соберу?

– Нет, мы лучше сами придем. Почтить память Джина.

Оружие. Вот что им было нужно. Вот над чем они так тряслись, вот почему испугались копов. Дело было не в том, что я мог всех их сдать, – просто они боялись, что часть их драгоценного арсенала отправится в кузницу. Он был нужен им для войны.

Глава 2
Кризис беженцев

Когда я наконец добрался до анонимайзера и покопался в интернете, выяснились два весьма неприятных факта: во-первых, моего золота хватало на новый дом из тех, что строились в Сан-Хуан-Капистрано. Во-вторых, за несвоевременное обращение в полицию меня могли закрыть на десять лет. Самое плохое, что сроки «несвоевременности» не уточнялись, и узнать их можно было только у копов, но если я уже их прошляпил, то…

Мысли об этом преследовали меня неделями, которые я проводил на подработках: играл в карты в доме престарелых, выводил группу продленного дня начальной школы Рузвельта покидать фрисби в парке Вердуго, помогал с раскопками старой топливной свалки «Локхида», отравившей почву на заднем дворе какой-то бедной старушки.

В итоге сосредоточиться не получалось, а усугубляло ситуацию то, что все без исключения разговоры сводились к каравану беженцев, направляющемуся в нашу сторону. Судя по видео, караван состоял из бывших сборщиков фруктов долины Сан-Хоакин, полностью выжженной десятилетием засухи.

Люди и раньше бежали оттуда, но никогда еще не заходили так далеко, а караваны из Мохаве и Сан-Бернардино обычно или проходили южнее, или направлялись в сторону Невады. Бербанк должен был стать первым городом в долине Сан-Фернандо – да что там, во всем Лос-Анджелесе! – где появится караван.

Наша группа единомышленников – куда я попал через Милену и Вилмара – уже скачала всевозможные документы по получению экстренного финансирования Федерального резерва на строительство временных убежищ и теперь рыла правила штата, надеясь ускорить разработку планов застройки города, чтобы люди как можно быстрее получили постоянную крышу над головой.

Мы ходили на седьмом небе от счастья – еще бы, совсем скоро к нам должны были присоединиться семьсот с лишним новых жителей Бербанка, трудяг с храбрыми сердцами, которые помогут сделать город лучше!

Зато республиканцы при мысли об этом буквально наложили в штаны. Давно я не слышал столько откровенно расистских высказываний о насильниках, бандах и торговцах людьми. Говно полилось по трубам, и к информационной войне добавилось бесчисленное множество сгенерированных фотографий «резни» в городах, «приютивших» беженцев. Традиционная тактика, в общем – завалить интернет чушью. Стоило разжевать, что по закону город в принципе не может отказать в размещении гражданам США, и спорить об этом нет смысла, как кто-нибудь обязательно начинал тыкать пальцем в сгенерированные изображения якобы из других городов и нести пургу.

С Беннет в Белом доме республиканцы снова ощутили себя на коне. Они явно рассчитывали, что она положит конец их кошмару, а вместе с ним – обязанности заботиться о других людях и признавать, что свет не сходится на них клином и помимо них на планете полно других людей, которые заслуживают счастливой жизни ничуть не меньше. Судя по бесконечным кухонным разговорам дедушки со своими друзьями, которые мне приходилось выслушивать против воли, их бесила одна только мысль об этом.

Моя прошлая группа единомышленников развалилась, потому что после школы все разъехались по университетам, но товарищи Вилмара и Милены с радостью приняли меня в свои ряды, и я частенько приглашал их к себе, словно вместе мы могли изгнать из дома весь бред, который впитался в стены.

Вечером на третий день после того, как караван сообщил о намерении остановиться в Бербанке, мы снова собрались у меня в гостиной. Пусть группа была довольно большой, обычно на собрания приходили человек десять. Сегодня же заявились больше двадцати, и я притащил раскладные стулья из сарая и подушки с кровати. Попытался расставить по гостиной вентиляторы и охладители, но в итоге сдался, закрыл все окна, врубил кондиционер на полную мощность и притащил большой холодильник для напитков, поставив его на единственный столик, оставшийся в комнате.

Когда все расселись, вскинутая рука Киары призвала всех к тишине.

– Все здесь понимают суть народного «Эйрбиэнби»? – Послышалось хихиканье, затем смех, затем аплодисменты и веселые возгласы.

Милена подняла руку.

– Киара, я догадываюсь, к чему ты клонишь, но лучше все-таки объяснить.

Она понимала, что многие люди (такие как я) могут стесняться высказываться или боятся выставить себя идиотами, и всегда заступалась за них. Это мне в ней и нравилось.

– Спасибо, Милена. – Я был младше на десять лет, но всю школу проучился вместе с сестрой Киары, Лайлой. Как и все дети с крутыми старшими сестрами, Лайла лучше всех разбиралась в одежде и музыке и о новинках узнавала задолго до всех остальных. И пусть я понимал, что фанатеть по Киаре довольно глупо, взгляд отвести не получалось – и вовсе не из-за подрезанной рубашки, которая открывала крепкий живот и выпирающий пупок, что смотрелось очень выигрышно и сексуально.