В тридцать четвертом году победила Розетта Беннет, и дедушка разбудил меня воплями счастья. Никогда бы не подумал, что он будет так рад женщине-президенту. Но дедушке было важнее, что впервые за последние шестнадцать лет в Белом доме появился республиканец, и неважно, какого он пола. Она клялась и божилась, что вернет свободное ношение оружия, но в итоге нарушила много обещаний. Второй срок ей не сулили. Лично я планировал приложить все усилия, чтобы обеспечить ей поражение.

В общем, оружие для меня было чем-то необычным и странным, реквизитом из документального фильма, религиозным артефактом вымершего культа. Все знали, что в Америке до сих пор больше оружия, чем в других странах, и так будет еще многие поколения, пока не выкорчуют все старые тайники и не перекуют мечи на орала. Помню, как-то на окружной ярмарке одна женщина этим и занималась, методично превращая огромную кучу бывшего огнестрела в садовые инструменты. У нее была своя кузница и разрешение на выброс углекислого газа. Дедушка кривился каждый раз, когда мы проходили мимо. В тот же день я улизнул от него и купил совок.

Я бы мог просто позвонить в полицию Бербанка и сказать, что нашел оружие в шкафу дедушки. Пришлось бы заполнить много бумажек, и запись попала бы в мое дело, но в целом ситуация была довольно стандартной. Демография определяет будущее, а в дедушкином поколении было немало огнестрелодрочеров, и каждый раз, стоило им откинуть копыта, какой-нибудь миллениал внезапно обнаруживал в ящике с носками целый клад адского и крайне нелегального огнестрела. Подозреваю, полиция Бербанка и глазом бы не моргнула.

С того самого дня, как я обнаружил винтовки, я обращался с ними, как с испорченным мясом: прикасался как можно реже, держал только за ствол. Теперь же я поднял одну из них за приклад. Он лег в руку идеально. Придерживая винтовку спереди, я приложил ее к плечу, пальцем почти касаясь спускового крючка. Встал перед зеркалом. Выглядел я глупо – но, стоит признать, откровенно круто. Как герой боевика (ну, или школьный стрелок). Взяв вторую винтовку, я встал с ними, как персонаж шутера, и какое-то время просто тащился. Я бы так сфоткался. Крутые, конечно, были штуковины. Неудивительно, что мужики по ним так фанатели.

Блин.

Я осторожно положил одну из винтовок на пол. А когда клал вторую, в дверь позвонили.

В теории я знал, что полиция может видеть сквозь стены, пользуясь частотой вайфая и радарами миллиметрового диапазона. На практике, однако, подозревал, что у местной полиции ничего подобного нет и в помине. Но в ту секунду я был на сто процентов уверен, что мне сейчас выбьют дверь. Поспешно вытащив телефон – и чуть не выронив вторую винтовку, – я открыл приложение камеры и тут же вспотел, увидев на пороге двух копов.

Голова закружилась, кровь запульсировала в ушах, стало холодно, затем жарко. Я бросился прятать оружие обратно в тайник, но люк, как назло, не хотел закрываться. В дверь снова позвонили. Я передвинул кровать на место и сдернул одеяло так, чтобы оно прикрывало пол. Потом закрыл дверь спальни и медленно спустился по лестнице, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и успокоить участившийся пульс.

Я открыл дверь.

– Здрасьте? – сказал я. Вышло тонко, пискляво. Черт.

– Брукс Палаццо? – обратился ко мне белый мужчина. По возрасту и внешнему виду он бы идеально вписался в кружок возрождателей Америки, если бы не напарник латиноамериканского происхождения, с серьгами в ушах.

– Да? – Уже не так тонко.

– Можно войти? Мы расследуем смерть Майка Кеннеди и хотели бы взять у вас показания.

– А. – Да. Точно. – Заходите, конечно.

И вот во второй раз за день мне пришлось подавать кофе непрошеным гостям, мечтая, чтобы все дружно провалились под землю.

Когда мы расположились за столом и сделали по глотку кофе, полицейские – в основном офицер с проколотыми ушами, Веласкес, – перешли к делу, в первую очередь получив с меня согласие на видеозапись.

– Мы проводим дополнительное расследование по запросу Министерства внутренней безопасности; их антитеррористический отдел ведет официальную статистику насилия со стороны белых националистов. Судя по вашему видео, вылазка мистера Кеннеди относится как раз к этой категории.

Повисла тишина – так полицейские надеялись выманить из меня нужную информацию, и я это понимал, но тактика оказалась рабочей. Я так перенервничал из-за винтовок, что готов был выложить все подчистую. Нужно было что-то сказать.

– Не уверен, что Кеннеди был националистом. Скорее, просто переборщил. Он же республиканец.

– Да, мы понимаем, что не все республиканцы обязательно националисты и не все националисты обязательно республиканцы, но переписка мистера Кеннеди говорит об обратном, – проворчал пожилой коп. – В ней он вел себя, как типичный нацист из Шарлоттсвилля.

Было непривычно слышать о Шарлоттсвилле от кого-то помимо дедушкиных друзей – те постоянно вспоминали местные беспорядки, но сам я встречал упоминания о них исключительно в учебниках по истории.

– Ладно, верю. Но у вас уже есть мое видео и показания. Не уверен, что смогу помочь как-то еще. – Сердце гулко стучало.

И снова Веласкес:

– Мы посмотрели ваше видео, Брукс, и заметили, что мистер Кеннеди был весьма близок с вашим дедом.

– Он умер, – выпалил я. – В смысле, дедушка. И Кеннеди тоже, но вы и так в курсе. А дедушка умер буквально через день после Майка.

– Мы знаем. – Веласкес принял траурный вид. – Приносим свои соболезнования. Прежде чем к вам обратиться, мы немного разузнали о вашем дедушке. Он тоже придерживался весьма радикальных взглядов.

– Так он же белый старик, – сказал я, а потом невольно взглянул на пожилого белого полицейского, который уставился на меня мрачным взглядом. Я чуть не сгорел со стыда. С губ второго копа сорвался короткий смешок. – Простите, – пробормотал я.

– Ничего, Брукс. – Снова Веласкес, снова с улыбкой, беззастенчиво пользуясь потрясающей внешностью. – Мы понимаем, тема тяжелая. Вы хорошо ладили с дедом?

Я пожал плечами.

– Если честно, то не особо. Он и с моим отцом не ладил. Папа заставлял меня звонить ему на дни рождения, но удовольствия это никому не приносило. Да и после смерти родителей лучше не стало. Я, конечно, благодарен, что он меня принял, и я его вроде как любил, семья же, в конце концов, но друзьями нас назвать было сложно.

– Конечно, понимаю. Семья – она такая. – Ответ сопровождался ободряющим кивком. – Но, Брукс, при всем уважении: твой дедушка мертв, Майк Кеннеди мертв, а люди, с которыми они общались, все еще на свободе. А это плохие люди, страшные – они не побоятся расправиться с теми, кто перешел им дорогу. Террористы, Брукс. Наши коллеги из внутренней безопасности день и ночь доблестно ищут их, а мы хотим им помочь. А для этого уже нам нужна твоя помощь.

– Ладно, только я не понимаю, как вам помочь.

– Брукс, ты прожил с дедушкой десять лет. Наверняка что-то услышал или увидел. При всем уважении к твоему покойному деду, эти ребята – не самые умные люди. Много болтают. Если ты расскажешь, что слышал, мы сможем понять, что они замышляют, передадим эту информацию коллегам, и они со всем разберутся.

На кухне было жарко. Я забыл закрыть жалюзи в гостиной, и духота стояла невероятная. Ощущение было такое, будто под задницей хлюпает лужа пота.

– Если честно, я слышал только о том, что Майк Кеннеди пошел с вами на сделку, а потом оказался с пулей во лбу.

Пожилой коп поморщился.

– Мистеру Кеннеди очень ясно дали понять, каких именно мер безопасности стоит придерживаться. Он предпочел их проигнорировать. Его смерть – трагедия, без сомнения, но, если честно, он сам виноват. Нельзя помочь тому, кто не хочет принимать помощь. Особенно таким вот упрямцам. Но ты из другого теста, Брукс. Мы видели твой аттестат. Ты смышленый парень. Добрый, по глазам видно. У тебя появился шанс помочь всей стране.

– Ладно. Давайте так: я все обдумаю, напишу, что вспомню, и пришлю вам?

Копы скептически переглянулись. Мысль у них явно была одна: «Ни хрена этот пацан не пришлет». Что ж, они думали правильно.

– Спасибо, Брукс. – На этих словах полицейские встали из-за стола. Я пожал им руки потной, нервной ладонью, с полным ощущением, что они видят меня насквозь. Проводив их, я вышел в гостиную задернуть жалюзи, но осознал, что это может показаться подозрительным, и решил ничего не трогать.

После такого рассказывать полицейским об оружии под кроватью я точно не собирался.

* * *

Переложив все оружие и наконец закрыв люк, я смыл с себя пот и достал заявление о приеме на работу в Сан-Хуан-Капистрано, которое забросил после стычки с Майком Кеннеди и смерти дедушки. Я просто хотел свалить отсюда, и как можно быстрее. Продать городу дом, избавиться от всего говна, которое меня с ним связывало, и пару лет поработать над тем, чем я мог бы гордиться. Я все заполнял и заполнял заявление, но постоянно отвлекался на мечты о том, как приеду в новенький, только-только отстроенный Сан-Хуан-Капистрано, с его зданиями на солнечной энергии, защищенными от стихийных бедствий, общественным транспортом, продуманной инфраструктурой и общественными пространствами… Как потом вернусь туда взрослым мужчиной – может, даже с ребенком, сыном или дочуркой. Как буду гулять по тем улицам, сжимая крохотную ручку в своей. Может, мы приедем туда на праздник в честь рабочих, которые съехались со всей Америки и со всего мира, чтобы отстроить город. А праздник будет проходить в штабе миссии, который кропотливо перенесут по кирпичику в более безопасное постоянное место. Может, у нас даже получится поплавать в старом затопленном городе. Или погулять в мангровых лесах, которые высадят там, как поступили во Флориде после потери Майами.

Из глупых мечтаний меня вырвало сообщение Милены. «ОПОЛЗЕНЬ. ПРИХОДИ».

Она прикрепила геолокацию, указав точку в каньоне Брайс, и на секунду я задумался, как Армен и Дэйв могли спровоцировать оползень, но потом опомнился и полез в дедушкин шкаф, пытаясь вспомнить, куда запихнул всесезонную рабочую одежду. Через несколько минут я уже вышел под ливень в непроницаемом комбинезоне, увешанном болтающимися светодиодами, отражающимися в крупных каплях дождя.

Быстрым шагом я добрался до Магнолии, лавируя среди потоков воды, стекающих по дорогам и тротуарам, свернул на восток, а через пару улиц меня подобрал специальный автобус, предназначенный для людей, оказывающих чрезвычайную помощь в подобных ситуациях.

Среди пассажиров я узнал пару знакомых. Кивнув друг другу, мы уткнулись в телефоны, дожидаясь, пока автобус доставит нас к каньону Брайс, петляя по холмам и сбавляя скорость, чтобы объехать небольшие оползни и поваленные деревья. Когда мы поднялись на возвышенность, вокруг автобуса начал завывать ветер, раскачивая его из стороны в сторону. В конце концов капитан аварийного отряда остановил автобус, сказав водителю, что дальше ему не проехать. Высадившись, мы выстроились перед парой волонтеров, которые руководили рабочими группами, координируя их через приложение в телефоне, несмотря на хлещущий дождь. Автобус развернулся и покатился обратно, визжа тормозами и похрустывая колесами в грязи, устилающей улицу.

Когда подошла моя очередь, я сказал диспетчеру, что мои друзья уже работают в группе, и меня направили к Милене и Вилмару. Они отвечали за создание песчаных наносов на вершине холма – отводили потоки воды с самого размытого участка, где уже возникли проблемы с фундаментами пары домов и одного роскошного бассейна (дома на холме были весьма мажорными). Получив маячок, я достал телефон и пошел в сторону Милены и Вилмара, иногда виляя в сторону, чтобы обойти перевернутые машины, поваленные деревья и несущиеся на огромной скорости потоки грязной воды. Друзей я нашел на гребне, огороженном большим забором, который теперь энергично сносила бригада с кусачками и бензопилами, освобождающая дорогу ребятам с песком.