* * *

Крест сожгли в полночь перед зданием мэрии. Люди, которые его возвели, явно умели работать быстро. Учитывая количество киностудий, базирующихся в Бербанке, профессиональных плотников здесь было немало.

Полиции не удалось их поймать. Официальная версия была следующей: трое людей в маскхалатах выскочили из фургона, установили крест, подожгли и тут же уехали. Верилось с трудом, учитывая, что полицейский участок находился через дорогу, но какой теории ни придерживайся, выходило паршиво: либо полицейские нарочно их отпустили, либо настолько не справлялись с работой, что не заметили вовремя, либо вообще были с террористами заодно. Одно другого не лучше.

До прибытия беженцев оставалось всего два дня, и хотя в интернете поднялась буча, никто не ожидал чего-то подобного. Меня разбудили уведомления – телефон обошел ночную блокировку, сочтя их достаточно важными, – и я долго пялился в экран, не зная, что делать. А потом понял. Нужно было пойти туда и увидеть все своими глазами.

На ужин Вилмар готовил бобы, и сон превратил чеснок с дымком в мерзкий привкус, поэтому я бросился чистить зубы, попутно натягивая одежду. Все еще сонный, я задел локтем дедушкин «телефонный столик» в коридоре, опрокинув миску с ключами, ручками, масками и прочей мелочовкой. На грохот в коридор выбрались Милена с Вилмаром; я ввел их в курс дела, показав трансляцию из мэрии, и они тоже отправились одеваться.

Зато не пришлось ехать одному по пустым темным улицам. Свет велосипедных фар скакал по фасадам домов, а тишину нарушал лишь шорох колес и наше дыхание.

На Олив-авеню мы остановились: над холмом за эстакадой клубился дым, подсвеченный красно-синими отблесками мигалок.

– Твою ж мать, – с чувством сказала Милена.

Дело в чем: никто не жег кресты уже очень давно. Я в жизни не сталкивался с подобным. Да никто не сталкивался – ни лично, ни даже через сарафанное радио. Я знал, что несколько лет назад в преддверии выборов Беннет они начали возникать снова – ну и до сих пор вспыхивали единично, когда нацики из какого-нибудь техасского Мухосранска в очередной раз обижались на молодежь.

Но теперь крест горел у здания мэрии в Бербанке.

– Почему его до сих пор не потушили? – спросил я, кивнув на пожарных, которые просто стояли со шлангом в руках.

– Магний, – раздался голос поблизости. Говорил парень примерно моего возраста. Смутно знакомый – может, брат одноклассника? В Бербанке было полно таких вот смутно знакомых лиц. – Набивают им кресты, вот они так ярко и полыхают. И взрываются при контакте с водой.

– Господи.

Парень пожал плечами.

– Зато эффективно, что уж говорить.

– Жесть. – Я отошел подальше. И так не хотелось подходить к этой штуке, а уж зная, что она может в любой момент взорваться и осыпать меня пылающим магнием…

Сжигание крестов – явление старое, но не устаревшее. Пусть я и был белым, пусть и находился в Калифорнии, а не на юге, крест пугал просто до чертиков. Будто обладал своей магией, и далеко не хорошей. Неудивительно, что их жгли. При виде горящего креста все инстинкты так и вопили бежать и не возвращаться.

Пожарные оттеснили нас за барьер, затем сгрузили с пожарной машины большую цистерну с надписью «Огнетушитель порошковый специальный (класс D)» на боку. У цистерны встали двое пожарных в бронированных защитных костюмах, снабженных кислородом, и прикрылись тяжелыми металлическими щитами. С огнем они явно не играли. Вскоре огонь окутало облако дымящейся пены, шипящей и брызгающей при попадании. Через несколько минут крест был потушен.

В наступившей темноте перед глазами заплясали пятна, и я запоздало подумал, что не стоило пялиться на горящий магний. Постепенно шипение угасающего пламени стихло, и воцарилась тишина. В ней раздавалось неровное, судорожное дыхание; обернувшись, я увидел рыдающего темнокожего парня примерно моего возраста. По искаженному мукой лицу рекой лились слезы.

За гримасой боли я не сразу узнал его.

– Дэйв?

Подняв голову, он вытер сопли и стер слезы со щек.

– Привет, Брукс, – прохрипел он. Похлопав по карманам, я отыскал платок, который мама научила меня носить с собой на случай газовой атаки, и протянул ему. Дэйв, поблагодарив меня, высморкался, а когда я обнял его, поддавшись порыву, замер, но в итоге крепко обнял в ответ.

– Ты как, нормально? – спросил я. От него пахло гашишным маслом и хозяйственным мылом.

– А, – сказал он. – Нормально, наверное. – И снова расплакался. Я обнял его крепче. Поймав взгляд подошедших Вилмара и Милены, одними губами прошептал, что все нормально, хотя сильно сомневался на этот счет. Они отошли.

Наконец мне удалось отвести Дэйва к зданию мэрии, и мы сели там на ступеньках. Обняв его за плечи, я слушал, как постепенно выравнивается его дыхание.

– Можем просто помолчать, – сказал я. – Но если хочешь выговориться, я рядом.

Он шмыгнул носом.

– Да я не знаю, что говорить, если честно. Я просто взглянул на этот крест, и меня будто, не знаю, под дых ударили. – Он задумался. – Нет, не так. В самое сердце. – Он вытер глаза и еще разок высморкался, постепенно беря себя в руки. – Черт. Что это за представление такое, а?

– Эм, Дэйв… – начал я.

– Что?

– Да ничего, просто… сам понимаешь, горящий крест, а ты…

– Ну да, это понятно. Бабушка с дедушкой мне об этом рассказывали, да и родители тоже. Но для меня это были просто страшилки. Я понимаю, расизма до сих пор хоть отбавляй, но Клан? Твою мать, да это как огров из сказки бояться! На дворе 2036-й, не 1955-й. Ну, видимо, до сих пор вот остались.

– Да, видимо. Если честно, не представляю, каково сейчас тебе, но когда я увидел горящий крест… впечатление он оставляет, конечно, серьезное. В худшем смысле слова. Ну для того он и нужен, согласись? Запугать.

– Да уж. – Он встал, отряхивая ладони. – Я постираю и верну, – сказал он, махнув зажатым в кулак платочком.

– Оставь себе, у меня их много. Проводить до дома?

– Я ночую у Армена. Поэтому и успел сюда добежать. – Армен жил с мамой на соседней от мэрии улице, но место в школе Берроуз получил по отцовской прописке.

– Уверен? Могу подкинуть, не далеко.

Он покачал головой, вытирая ладони о штаны. Печально мне улыбнулся.

– Не надо, Брукс. Дойду уж. Спасибо. Платок потом верну.

– Не надо.

– А, точно, ты же сказал. – Он отошел, а потом оглянулся через плечо. – Спасибо, Брукс.

– Береги себя, Дэйв. – Он ушел, держась подальше от обугленных останков креста. Толпа к этому времени почти разошлась, но Милена с Вилмаром меня дождались и сейчас подошли с велосипедами. Вилмар катил заодно и мой.

– О, а я про него забыл. – Я оставил велосипед на стойке и отошел от него, заметив Дэйва.

– Ничего. Как он, держится? – Вилмар дернул подбородком с ямочкой в сторону Дэйва.

– Типа того, – ответил я.

Мы проводили удаляющегося Дэйва взглядом и снова посмотрели на тлеющий крест.

– Жесть, – сказала Милена. – И такое бывает. Который час?

Вилмар потер рукав со встроенным дисплеем.

– Два ночи. Хорошо, что мне завтра не на работу.

– Я думал найти что-нибудь по гарантии занятости, – сказал я, – но, наверное, займусь лучше домом.

Несмотря на то что мой план передать дом под застройку лишал Милену и Вилмара дешевого жилья, они полностью меня поддержали. Втайне я даже немного обиделся, что они не рвались остаться моими сожителями – потому что в еще большей тайне боялся, что они дружат со мной только из-за дома, который мне повезло унаследовать.

– Зато мне завтра на работу, – сказала Милена. – Устанавливаем солнечные панели в школе Стивенсона, новенькие батареи поставим.

– Богоугодным делом занимаешься, Милена, – усмехнулся Вилмар. – Так, хочу пирог. Брукс, пойдем в «Чили Джонс»?

И мы пошли. Купили себе булочки с чили из индейки и заели их лимонным пирогом, любуясь граффити с изображением любимого пейзажа настоящего Чили Джона и споря, где он находится – в Сьеррах или в Висконсине, где в 1913 году открылся первый «Чили Джонс».

А по пути домой, набив живот горячим чили и пирогом с лимоном, я вспоминал, как переживал, что не нравлюсь Милене и Вилмару, и думал о том, насколько глупой была эта мысль. Бербанк был моим городом, здесь жили мои люди, и все мы готовы были встать друг за друга горой.

* * *

На следующий день я проснулся с мыслью, что от оружия нужно избавиться. И, пожалуй, от золота тоже. Нельзя было хранить их дома, пока в городе всякие чокнутые сжигали кресты. В полицию я обращаться тоже не собирался. Дедушкины друзья служили что в Бербанке, что в Лос-Анджелесе, и все знали, сколько среди копов республиканцев. А еще я сомневался, поверят ли мне, если я скажу, будто только сейчас наткнулся на тайный схрон деда.

И я точно знал, где мой секрет никто не найдет.

Чтобы понять, как разобрать автоматы, пришлось посмотреть парочку видео, зато так они прекрасно поместились в самый большой мой рюкзак вместе с рулоном плотной пленки и мешками для мусора. Дедушкина кладовка была буквально набита сверхпрочным бессмертным полиэтиленом: запасы со времен, когда его начали снимать с производства.

Возможно, стоило смазать оружие маслом, как делали герои в книжках, но я решил, что это уже перебор. Мне его в Бербанке прятать, не в джунглях Бирмы. Лямки рюкзака и без того едва выдерживали.

Опустевший схрон производил странное впечатление – просто унылое потрескавшееся углубление, в котором дедушка хранил свои самые ценные вещи. Я огляделся, думая, что можно туда положить, но не заметил ничего подходящего. Тогда взгляд упал на стопку одежды, сложенную поверх комода. Все, что больше не подходило мне по размеру или износилось, но было жалко выкидывать. На самом верху лежало мое детское одеяльце. Единственное, что осталось у меня от родителей, единственное, что было со мной, когда меня эвакуировали из Канады и отправили к дедушке, последний драгоценный остаток мечты, за которой гнались мама с папой.

Я взял его и принюхался, как делал всегда, но оно больше не пахло ни родителями, ни тем страшным путешествием, что мне довелось пережить. Его давно постирали. И все же стоило мне уткнуться лицом в потрепанную мягкую ткань, как старые запахи всплыли в памяти снова. Разгладив одеяльце, я положил его в тайник и закрыл люк. Моя главная ценность, оставленная в самом надежном месте. Самое то.

Закинув рюкзак на спину и усадив задницу на велосипед, я поехал в сторону места, где прошел оползень. Была середина дня, погода стояла пасмурная и туманная, и я моментально вспотел. Пока взбирался на холм, переключившись на самую медленную передачу, спина взмокла настолько, что складывалось ощущение, будто футболка с рюкзаком могут в любой момент соскользнуть. Бутылка воды, которую я с собой прихватил, опустела еще на середине холма. Голова кружилась – раньше влажность в Бербанке редко переваливала за пятнадцать процентов, но сегодня стремилась ко всем семидесяти пяти, причем третий раз за месяц.

Затопленный участок был до сих пор огорожен. Стены из мешков с песком просели: вода из них потихоньку испарялась. Оставив велосипед у забора, я огляделся. Никого не было – ну, помимо миллиарда комаров. Обычно я таскал с собой кучу средств от насекомых, но все они были в простом рюкзаке, а большой я обязательно разбирал и стирал после походов. Оставалось только отмахиваться от комаров, стирать с бровей соленые капли и стараться не думать о зашкаливающем уровне собственного идиотизма.

Старый септик нашелся не сразу – спасибо бесконечным нагромождениям срезанных заборов и развалившихся стен из мешков. Пришлось полчасика попотеть, но я все же добрался. На дне обнаружилась застойная лужа; я наклонился заглянуть в нее, и навстречу мне из воды поднялась туча комарья, которого я сразу же наглотался. Утешала лишь мысль, что никакой идиот помимо меня сюда не полезет, а значит, и спрятанное не найдет.