Большая советская экономика. 1917–1991 (страница 8)
Руководство ВСНХ, губсовнархозов, районных, кустовых управлений и непосредственно предприятий назначалось по согласованию с профсоюзами, в которые весной 1918 года влились фабзавкомы. Это должно было обеспечивать участие рабочих в управлении. II Всероссийский съезд профсоюзов в начале 1919 года закрепил, что профсоюзы от отстаивания интересов рабочих переходят к управлению хозяйством [29, C. 20]. Если ранее профсоюз объединял работников определенной профессии (железнодорожников, банковских работников и так далее), то теперь – одного предприятия. Это делало отдельный профсоюз более похожим на прежнее правление или совет директоров предприятий, но одновременно объективно снижало его влияние как массовой организации с политическими задачами.
В новой программе РКП(б), принятой VIII съездом партии 22 марта 1919 года, профсоюзам отводилась роль «всего управления всем народным хозяйством как единым хозяйственным целым. Обеспечивая, таким образом, неразрывную связь между центральным государственным управлением, народным хозяйством и широкими массами трудящихся», большевики продолжали утверждать, что власть в государстве – это сами рабочие, и, главное, проводили этот принцип в жизнь.
Все национализированные предприятия делились на три группы. Самыми важными предприятиями (первой группы) главки управляли напрямую, а предприятиям второй группы устанавливали планы производства. Предприятиями третьей группы руководили местные совнархозы. Предприятий первой группы в 1920 году было 2910 единиц [29, C. 27]. Оперативное управление предприятиями второй и третьей группы осуществляли губернские совнархозы. Поскольку предприятий второй и третьей группы было много, для управления ими существовала еще одна промежуточная ступень – районные или кустовые управления, руководившие группами предприятий, либо расположенных на одной территории (районное управление), либо технологически связанных между собой (кустовые).
Предприятия были лишены хозяйственной самостоятельности в оперативной работе и числились на государственном бюджете. Их продукция не поставлялась на рынок, то есть не являлась товаром в классическом марксистском смысле, а поступала в ведение ВСНХ для распределения.
Половина из оставшихся частными предприятий (главным образом мелкие предприятия кустарной промышленности) были объединены единой системой государственных централизованных заказов (20 из 50 отраслей кустарной промышленности), получали от государства сырье и сдавали ему свои изделия. Ларин отмечал, что кустарная промышленность не конкурировала с фабрично-заводской, но дополняла ее, изготавливая такие предметы быта, которые на заводах не производились [40, C. 99]. Это означало, что при загрузке кустарей государственными заказами выпуск товаров ширпотреба сокращался и заменить его было нечем.
Принципы организации работы народного хозяйства во время военного коммунизма
Военный коммунизм был системой управления имеющимися ресурсами и мог существовать до тех пор, пока оставалось, что распределять. По всей стране проводилась инвентаризация; сырье и материалы, которые находились на складах любых ведомств, описывались и учитывались для централизованного распределения на наиболее неотложные нужды.
Такой подход практиковался во всем. Например, 11 июля 1918 года СНК принял декрет о пользовании московскими городскими телефонами. Там говорилось, что, поскольку на городской телефонной станции вышло из строя 50 % оборудования, а нового взять неоткуда, то до лучших времен надо обеспечить телефонной связью 15 тысяч самых важных пользователей, в первую очередь правительственные учреждения, а телефоны в частных домах становятся телефонами общего пользования [33, C. 7].
Можно выделить несколько приемов в управлении экономикой, которые позволили выполнить основную задачу данного этапа.
Маневрирование ресурсами
Это был основной принцип, частными проявлениями которого выступали остальные.
Россия до Первой мировой обеспечивала себя машинами и оборудованием только на 47 % [40, C. 32] (что и стало одной из причин разразившегося в 1917 году хозяйственного кризиса, о котором шла речь в первой главе). Чем дальше, тем больше одни машины служили донорами запчастей для других (так называемая каннибализация оборудования). Из-за нехватки сырья и топлива оборудование работало далеко не на полную мощность, поэтому изнашивалось и ломалось медленнее, чем при нормальной загрузке. Оборудование для двух новых электростанций в Подмосковье, Каширской и Шатурской, строительство которых началось в эти годы, удалось выделить с уже действовавших станций благодаря экономии от перераспределения и объединения. Таким же путем более рациональная организация работы действующих электростанций Московского узла после их национализации позволила усилить их мощность и выделить ресурсы для начала электрификации Брянского промышленного района [40, C. 74]. Когда понадобилось построить железную дорогу для вывоза нефти из района Эмбы, для нее сняли рельсы с нескольких менее важных железнодорожных магистралей [40, C. 59].
Как в военной сфере быстрая переброска армий с фронта на фронт по железной дороге, ядро сети которой осталось в управлении советской власти, обеспечивала красным ключевое тактическое преимущество, так и в промышленности маневрирование объединенными запасами и резервами позволяло при их общем сокращении не допускать обвала выпуска ключевых видов продукции.
Централизация
Все производство каждого вида продукции сосредотачивалось на нескольких наиболее крупных и технически передовых заводах. Другие заводы и фабрики служили донорами основных средств и запчастей, а также сырья и материалов. На данном этапе национализация становится способом обеспечения деятельности этих нескольких заводов: все новые и новые предприятия национализируются не для того, чтобы наладить их работу по единому плану, а чтобы использовать их ресурсы. Если Милютин в мае 1918 года говорил о 521 национализированном предприятии, то к августу 1920 года национализировано было уже 37 тысяч предприятий. По постановлению ВСНХ от 29 ноября 1920 года подлежали национализации все промышленные предприятия с числом рабочих свыше пяти при наличии механического двигателя и свыше десяти без него [46, C. 80]. Это означало, что к концу 1920 года ненационализированных предприятий, ресурсы которых еще можно было забрать и использовать (потому что прямо руководить из Москвы каждой фирмочкой с пятью работниками никто не собирался), почти не осталось.
Средняя численность работников одного фабрично-заводского предприятия благодаря централизации возросла с 67 человек в 1909 году до 194 человек в 1920 году [40, C. 85]. Кроме того, одним из принципов работы стала стандартизация выпуска.
Стандартизация
Каждое предприятие теперь специализировалось на выпуске небольшого количества видов продукции (в идеале – одного), с тем чтобы оптимизировать производственный процесс именно под них, упростить, удешевить и ускорить производство. К примеру, если до национализации на каждой мельнице мололи несколько сортов муки, то теперь каждая выполняла один вид помола. Как результат – «в первой половине 1919 года на мельницах, состоящих в управлении Главмуки, перемалывается в среднем по 4½ милл. пуд. в месяц, во второй половине 1919 года уже по 9½ милл. пуд., в первой половине 1920 года по 15 милл. пуд.» [40, C. 87] (муки от этого, конечно, больше не стало, речь лишь о загрузке мукомольного оборудования).
Экономия
До революции резиновая промышленность Российской империи работала исключительно на привозном сырье (натуральный каучук) и выпускала в основном галоши. Резиновые изделия для промышленности (ремни, рукава, шины, медицинские принадлежности и тому подобное) выпускались в небольшом объеме. При полной загрузке резиновым фабрикам требовалось бы 78 тысяч пудов каучука в месяц, и запасов сырья хватило бы всего на несколько месяцев. Но оказалось, что если запретить выпуск галош как таковой (выпуск галош сначала сократили, а с 1 января 1920 года вообще прекратили), то фабрикам на технические и медицинские изделия потребуется всего 4 тысячи пудов каучука и запасов его хватит на годы (на июль 1920 года оставалось еще 140 тысяч пудов, то есть на три года работы фабрик) [40, C. 89].
Почти 30 % металла уходило на нефабричное производство: продавалось крестьянским кузницам и шло на домостроительство. Когда из-за топливного кризиса и оккупации ряда районов производство металла резко упало, домостроение и продажа металла крестьянам были прекращены. Дефицит металла также означал сокращение снабжения деревни сельхозмашинами, что сказалось на падении урожайности.
В Петрограде к весне 1920 года из 1000 домов с центральным отоплением отапливалось всего 80 – топливо шло почти исключительно на промышленные предприятия [40, C. 62].
В целом режим экономии следовал четкому порядку приоритетов: сначала снабжение военных заводов, потом всех остальных; сначала снабжение рабочих, потом всех остальных.
Использование вторсырья и заменителей
В той же резиновой промышленности для производства новых изделий требовалось всего 25 % нового каучука, остальные 75 % исходного сырья получали за счет переработки старых резиновых изделий, запасы которых были огромны. Аналогичным образом бумажная промышленность в основном работала на макулатуре, причем в макулатуру списали все архивы нотариусов, все документы о правах на землю и иную недвижимость, архивы банков и прочие документы, утратившие смысл при новом строе [40, C. 90].
Запасы свинца и цинка к 1 января 1920 года составляли всего 1 млн пудов, но в стране было много лома цветмета, откуда эти металлы можно было извлекать еще долго [40, C. 63].
Нехватка топлива привела в 1919 году к появлению новой отрасли промышленности – добычи горючих сланцев. По тем же причинам в плане ГОЭЛРО, составленном в 1920 году, важное место занимало развитие торфодобычи: если угольный Донбасс был далеко и оказался разрушен в ходе боевых действий, то в большинстве промышленных районов европейской России (а в плане электрификации страны под Россией понималась только европейская часть) торф находится прямо под ногами. На дрова активно вырубались ближайшие к промышленным центрам леса, для вывоза дров строились временные ответвления от железнодорожных магистралей, уходившие на 20–30 верст в лес. За 1919–1920 годы было введено около 500 верст таких линий [40, C. 93]. В знаменитом романе Н. Островского «Как закалялась сталь» Павка Корчагин совершает свой трудовой подвиг именно на строительстве такой железнодорожной ветки, чтобы не дать Киеву замерзнуть зимой без дров.
Как только был освобожден нефтеносный район Эмбы к северу от Каспия, началось сооружение нефтепровода и железной дороги для вывоза нефти. При этом было допущено временное применение деревянных труб из-за нехватки железных [40, C. 59].
К лету 1918 года в стране иссякли запасы чая и кофе. Подвоз новых поначалу был невозможен из-за блокады, устроенной странами Антанты, а потом советское правительство решило, что есть более важные вещи, чтобы тратить на них валюту. Было начато производство «чайно-кофейного напитка» из цикория, в изобилии произраставшего в Ярославской области [40, C. 87].
Интенсификация
В частных руках любая фабрика работает не на 100 % своей мощности. Сама возможность рыночной конкуренции обусловлена тем, что совокупный выпуск продукции превышает потребительский спрос – иначе потребителю было бы не из чего выбирать. После национализации те фабрики, на которых было решено сосредоточить выпуск, стали работать с загрузкой, близкой к максимальной, – конечно, если для них успевали находить и подвозить топливо и сырье.