– Сурет, почему ты ускакала от меня тогда в ущелье? – спросил он. В его голосе была какая-то тяжесть или, возможно, обида.

Я поджала губы:

– Потому что я знаю, зачем ты последовал за мной.

Нурби вдруг резко подорвался, схватил меня за плечи и посмотрел прямо в глаза. В его взгляде я прочитала беспокойство, смешанное с болью.

– Конечно я последовал за тобой. Ты сбежала одна, посреди ночи, неизвестно куда! Посмотри на себя, ты вся в пыли, в царапинах, а твои волосы… – он запнулся, но быстро взял себя в руки. – Как я буду смотреть в глаза Шертелуко? Я обещал ему защищать тебя, если с ним что-то случится!

Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Я и не знала, что Нурби дал отцу такое обещание. Я понимала, что я причиню Нурби боль, сбежав из дома, но я не думала, что она будет столь сильна.

– Прости меня, – прошептала я, зная, что он меня услышит, – но я не могла сидеть сложа руки!

Я почувствовала, как пальцы Нурби сильнее сжимают мои плечи.

– Но Сурет, разве мы можем что-то сделать? Судьба Шертелуко в руках богов.

Я яростно замотала головой, отказываясь даже на секунду принимать слова Нурби.

– Нет. Я смогу спасти его. Я доберусь до Ошхамахо и там найду уддов. Они помогут отцу.

– Сурет! Что ты такое говоришь? Разве отец хотел бы, чтобы ты связывалась со злыми силами? Чтобы ты проходила через все это?

Я резко дернулась, вырываясь из рук Нурби, и вскочила на ноги. Названый брат потянулся было ко мне, но я сделала несколько шагов назад и отгородилась от него руками. Он не понимал, о чем говорит. Он желал мне добра, но мне не нужно было его добро. Мне нужно было спасти отца во что бы то ни стало.

– Я не хочу это слышать! – закричала я. – Я не для того прошла весь этот путь, чтобы повернуть назад так близко к цели!

– Сурет, пожалуйста, – взмолился Нурби, снова делая шаг в мою сторону.

– Я не пойду с тобой!

Я схватила с земли свою перекидную сумку, порядком подраную медведем, и быстро закинула туда разложенные вокруг костра вещи. Нурби ходил за мной по пятам, умоляя меня одуматься, но я не слушала его. Я должна была быть сильной ради отца.

– Джамидеж! – крикнула я коню.

Тот уже некоторое время наблюдал за нашим с Нурби спором, водя ушами. Услышав свое имя, конь рысью подбежал ко мне. Я закинула сумку ему на спину, взялась за луку седла и уже занесла было ногу, чтобы вставить в стремя, когда Нурби схватил меня за руку.

– Сурет, это безумие. Как ты доберешься до Ошхамахо? Медведь съел все твои припасы, что ты будешь есть? А если на тебя снова нападет дикий зверь или, хуже того, лихой человек? Пожалуйста, одумайся.

– Я добралась досюда, значит, доберусь и до Ошхамахо, – я вырвала руку и, не оглядываясь на Нурби, запрыгнула в седло, – возвращайся домой, будь с отцом. А я найду способ спасти его.

Я слегка тронула бока Джамидежа пятками, и он зашагал вперед по каменистой почве, постепенно прибавляя шаг. Мы проскакали мимо удивленного Канболета, возвращающегося к стоянке, и вскоре скрылись в высокой траве.

Ветер сдувал с моего лица текущие градом слезы. Моя душа разрывалась от того, что мне пришлось снова причинить боль Нурби. Меньше всего на свете мне хотелось обижать названого брата, поступать с ним так. Но что я могла сделать? Он стоял между мной и моей целью, целью, которая была мне важнее всего на свете. Мне оставалось только молиться, чтобы у Нурби хватило сил простить меня.

[КАРТИНКА: ПИСТОЛЕТ]

Мы скакали в высокой траве, будто в желтовато-зеленом колышущемся море. Стебли волновались на ветру, шурша, и будто расступались перед несущимся полным карьером Джамидежем. Холодный ветер бил в лицо, заставляя зажмуриться. Я припала к шее коня, и видела только траву, бесконечную траву.

Но скачка продлилась недолго. Вскоре Джамидеж сбавил шаг. Он храпел, и впервые за все время я видела и чувствовала руками пот, покрывший его бока и шею. Когда он заговорил, его голос то и дело срывался на судорожные вдохи:

– Думаю, мы оторвались достаточно.

Я обернулась назад и не поверила своим глазам. Край леса, где я остановилась на привал, уже был едва различим. С такого расстояния я не могла разглядеть, стоят ли там еще кони Нурби и Канболета. Но я знала, что ни одна лошадь не преодолеет такое расстояние так быстро. Мне повезло, что со мной был альп, а не простой конь.

Джамидеж пошел шагом, постепенно забирая на восток. Впереди на расстоянии от силы полудня пути огромной белой плитой лежал ледник. Река вырывалась из-под него крутыми волнами и устремлялась в нашу сторону, все расширяясь и наполняясь от других мелких ручейков. Джамидеж затормозил почти у самого ложа ледника, где до того относительно пологие склоны обрывались вертикальными стенами.

– Здесь перейдем и, мне кажется, уже недалеко, – сообщил Джамидеж.

– Что недалеко?

– Не знаю. То, что нам богами суждено найти.

Что ж, мне оставалось только уповать на милость богов.

Но проявят ли они милость к той, что так легко оттолкнула с любовью протянутую ей руку помощи? Я вспомнила обеспокоенное осунувшееся лицо Нурби, и в глазах защипало. Почему он не мог понять меня? Услышать меня? Почему он не верил в то, что у меня получится? Неужели он был готов принять смерть Шертелуко вот так, не сопротивляясь, не пытаясь ничего изменить?

Я постаралась выкинуть образ названого брата из головы. Мне нужно было сосредоточиться на цели. И я могла это сделать, лишь отбросив все сомнения и закрыв свои чувства на замок.

Тем более, что у меня были более насущные проблемы. Нурби был прав: медведь сожрал все мои припасы, а значит, если только загадочное место, куда вез меня Джамидеж, не окажется за следующим перевалом, мне придется как-то добывать себе пропитание в горах. Я поежилась от мысли о том, что это значило. Охота. Любимая забава всех уорков, источник блюд из дичи на нашем столе. И все же убийство. Если я не смогла избавить от страданий умирающего козленка, смогу ли я пустить стрелу в ни в чем не повинного зайца или оленя? Скоро мне предстояло это узнать.

Джамидеж двигался дальше, забирая все восточнее по пологому склону горы, тянущемуся вперед на многие часы пути. После пережитого на меня резко навалилась усталость, и я клевала носом в седле, то и дело проваливаясь в беспокойную дремоту. Мы остановились на ночлег у огромного камня у самой границы снежного покрова, еще укрывающего вершину этой горы. Здесь было трудно дышать, и даже Джамидеж будто ослабел и шел медленнее, тяжело вздыхая и потея. Еды у меня не было, и я утолила голод шхузом, мешочек с которым висел на поясе и потому не попал в лапы медведю.

Я снова устроилась спать бок о бок с Джамидежем, но это не спасло от ночного холода, от которого замерзала вода в маленьких лужицах, стаивающих за день. Я то и дело просыпалась, окоченевшая, и поплотнее закутывалась в бурку. Утром у меня текло из носа, а от попытки встать закружилась голова и перед глазами забегали похожие на мошкару черные точки.

И все же мне удалось забраться в седло, и мы продолжили путь. Вскоре каменистая земля сменилась снегом, неглубоким и мягким, но все же порядком замедлившим наше продвижение. Я и подумать не могла, что в разгар лета горы еще укрыты снегом. Я в очередной раз поблагодарила богов за то, что они свели меня с Джамидежем, который отважно пробирался через снега и обходил скользкие камни.

– Если эти удды не помогут Шертелуко, я лично забью их копытами, – пропыхтел альп, тяжело переставляя ноги.

– Неужели не было иного пути, проще? – спросила я, сама понимая глупость своего вопроса.

– Не знаю. Я иду туда, куда ведет меня мое чутье.

Джамидеж едва не поскользнулся на скользком камне, скрытом под снегом, громко фыркнул и выругался.

– Но мне кажется, что уже близко, – добавил он и снова замолчал, сосредоточившись на дороге.

Когда день уже перевалил за середину, мы достигли вершины горы, и я невольно ахнула от открывшегося вида. Прямо перед нами на противоположной стороне глубокой лесистой долины возвышался необозримой громадой Ошхамахо. Белые облака словно фата окутывали его двуглавую вершину. Ветер гонял снег по крутым склонам, изрезанным черными венами скальных гребней. Высокое солнце освещало свободные от облаков бока великой горы и сверкало на стекающих вниз крохотных ручейках и струях водопадов.

Внизу дышала жизнью зеленая долина, так резко отличающаяся от безжизненных снежных уступов Ошхамахо. А у самого подножья горы, высоко, почти на том же уровне, где стояли мы с Джамидежем, желтел соломенными крышами небольшой аул. Или так мне показалось, ведь стоило мне моргнуть, и сакли исчезли.

– Джамидеж, ты видишь аул у подножья Ошхамахо?

Конь ответил не сразу, вглядываясь.

– Да. Это аул джинов. Разглядеть его может не каждый. Если ты видишь его, значит, тебя там ждут.

Я нервно сглотнула. Мы подошли уже так близко. Теперь обратного пути уже точно не было. И все же от аула джинов нас отделяло еще не меньше двух дней пути.

Я оглянулась назад на заснеженный склон. Цепочку следов Джамидежа на нем уже почти развеял лютый горный ветер. Даже если Нурби и Канболет шли за мной, теперь им было не выследить меня.

– Нам стоит поторопиться, чтобы спуститься до заката, – я вновь повернулась к Ошхамахо. Время оглядываться назад прошло.

– Ты права, – Джамидеж тронулся с места, начиная осторожный спуск вниз, в долину.

К вечеру мы добрались до соснового леса внизу. Природа здесь была одновременно похожа на все другие долины, где мы побывали за прошедшие с моего побега из дома дни, и отличалась от них неимоверно. Было в это долине что-то волшебное. Может, дело было в прекрасной вершине Ошхамахо, нависающем над долиной дворце богов⁷⁰. Или в рядах низкорослых пушистых синевато-зеленых сосен, растущих на склонах⁷¹. А может в кристально чистой даже в это время года реке, берущей начало в толще великой горы.

Но мне было сложно восхищаться красотами окружающей меня природы. Мой желудок непрерывно напоминал о том, что кроме пары порций шхуза я не ела ничего уже больше суток, и я почти физически чувствовала, как силы покидают меня. Седло начало казаться неудобным, хотя до этого я не замечала ничего подобного, а держать равновесие с каждым шагом Джамидежа становилось все утомительнее. Когда я спрыгнула на землю у места, выбранного Джамидежем для стоянки, у меня закружилась голова, я потеряла равновесие и была вынуждена схватиться за стремя, чтобы не упасть.

– Сурет, тебе нужно поесть, – озабоченно произнес Джамидеж, повернув ко мне рыжую голову, – иначе ты будешь слишком слаба, чтобы натянуть лук.

Я дотронулась до висящего на плече лука. Дернула туго натянутую тетиву, и она издала резкий визжащий звук. Провела пальцами по белому оперению стрел в колчане⁷². Я знала, что это оружие убило немало зверей. Я умела им пользоваться, хотя сама никогда не стреляла ни по чему, кроме мишеней, да и то из своего детского потешного лука. И все же мысль о том, чтобы выпустить быструю стрелу в зайца или оленя заставляла меня содрогнуться.

– Нет выбора, Сурет, – Джамидеж будто прочитал мои мысли и ткнулся мягким носом в мне в плечо, – так вращается мир⁷³.

Я сняла лук и взяла его в руки. Приладила стрелу и попыталась натянуть. Это далось мне непросто, отцовский лук не был рассчитан на женскую силу, а у меня и ее-то осталось немного. Я пустила стрелу в дерево в паре десятков шагов от места, где стояла. С громким стуком стрела ударилась о ствол – куда ниже, чем я целилась – и упала на землю.

Я умоляюще посмотрела на Джамидежа. Дело казалось мне совершенно безнадежным, и мне оставалось лишь надеяться, что у волшебного коня есть еще какой-то фокус, который поможет мне добыть еду. Но альп лишь мотнул головой: