В ауле нам встретились и другие люди, такие же светловолосые и светлоглазые. Только сейчас я заметила, как неестественно выгнуты их колени и поняла, что все они, включая моего спутника, джины. От волнения сердце заерзало у меня в груди и под ложечкой засосало. Мой долгий путь подходил к концу. Вот-вот должна была решиться моя судьба и судьба моего отца.

Мой сопровождающий подъехал к большому двору, окруженному высоким забором. При его приближении массивные медные ворота бесшумно открылись. Юноша спешился и, подойдя к Джамидежу слева в знак уважения⁷⁵, помог спешиться мне.

– Это дом моего отца, – сказал он, – пши этих земель. Будьте гостем в нашем доме.

– Для меня будет честью быть принятой в столь благородном доме и делить с вами крышу над головой.

Молодой джин кивнул и пригласил меня пройти в ворота. Он взял под уздцы своего коня и Джамидежа, и повел их на коновязь в углу двора. Там его уже ждал черноволосый мальчишка в простой одежде, который забрал у него лошадей и тут же начал заниматься ими.

Сын хозяина проводил меня в небольшой отдельно стоящий домик – кунацкую. Она оказалась очень богатой. По стенам висели кинжалы и ружья, украшенные черненым серебром и драгоценными камнями. На кровати переливались разными цветами дорогие парчовые покрывала и подушки. А на выложенном досками полу лежало что-то похожее на огромное махровое одеяло с причудливым цветочным узором. Я слышала об этом. Этот предмет назывался ковром и порой самые богатые пши заказывали подобные предметы из-за моря, чтобы украсить свои кунацкие. Но мне никогда не доводилось раньше видеть подобную диковинку своими глазами. Ступать по ковру оказалось очень приятно, и я сразу почувствовала какой-то необъяснимый уют в этом чужом для меня доме.

– Располагайтесь здесь, дорогой гость, я доложу отцу о вашем прибытии и позабочусь, чтобы унауты подготовили вам кушанья.

Я кивнула, опускаясь на стоящую у стены скамью, также застеленную искусно вышитой золотом тканью с кисточками по краю. Ожидая возвращения хозяев, я размышляла о том, что будет дальше. Что скажет мне хозяин дома? Захочет ли он исполнить мою просьбу? Я сидела, как на иголках, то и дело меняя позу и не находя себе места.

Должно быть, прошло совсем немного времени, но мне казалось, что прошла вечность. Наконец дверь в кунацкую открылась и, неся перед собой ломящийся от еды анэ, внутрь вошла молодая девушка с покрытой головой. Она поклонилась мне и, продолжая также смотреть в пол, поставила передо мной столик с яствами. Она лишь на мгновение подняла голову, и я заметила, что волосы у нее черные, а глаза – темно серые. Внезапная мысль пронеслась у меня в голове, острая, как игла: «унауты джинов – люди». Что-то в этом показалось мне неправильным, даже обидным, но я отогнала эту мысль. У нас в доме тоже были унауты, многие из них из других народов. Люди, захваченные в набегах или купленные на рынке. Таким был порядок вещей, неизменный уже многие сотни лет.

Девушка покинула комнату, но через мгновение дверь вновь открылась, и внутрь вошли нарядно одетые белокурые джины. Я встала, приветствуя их. Статный мужчина с роскошными усами в расшитой золотом и серебром черкеске приветствовал меня, приложив руку к груди.

– Добро пожаловать в мой дом и мой край, гостья. Мне давно доложили о твоем приезде, и я рад, что ты согласилась почтить мой дом своим присутствием.

Вслед за ним вошел сын хозяина и еще несколько слуг с подносами. Меня пригласили начать трапезу. Я с удивлением заметила, что никто из них не назвал имен и не спросил моего, но что мне было знать о порядках, принятых у джинов.

– Спасибо вам. Пусть приумножится число ваших гостей.

– Мой сын сообщил мне, что вас привела в наш край нужда. Но сегодня не время говорить о делах. Солнце уже опустилось. Сегодня мы будем есть и отдыхать, а завтра утром поговорим.

Мое сердце сжалось. У меня было так мало времени. Я думала, что все разрешится прямо сейчас, но хозяин дома посчитал иначе, и мне не хватило смелости спорить с ним. Я скромно опустилась перед анэ, и мы начали трапезу. Еда джинов была необычайно вкусна, а сладкое сано особенно пьянило. Хозяин развлекал меня, рассказывая истории об этом крае, удачных походах и великих воинах. Если бы не его медовые глаза с пляшущими в них искрами, невозможно было бы предположить, что передо мной не человек. Чуть позже к нам присоединился джэгуако – пожилой мужчина с седыми волосами, сухим морщинистым лицом и такими же невероятными глазами, как у всех джинов. Он исполнил для нас несколько длинных тягучих баллад о великих подвигах древних героев. От сытного ужина, первого за долгое время, и сано меня разморило, и это не укрылось от хозяев. Кликнули слуг, чтобы те унесли опустевшие анэ. Пши и его сын пожелали мне доброй ночи и ушли.

Ко мне прислали унаутку, которая подготовила мне ванну и забрала одежду в стирку. Пши джинов прислал мне чистые вещи, должно быть, принадлежавшие его дочери⁷⁶. Я невольно восхитилась тонкостью этой работы: материал был соткан так искусно, что едва можно было различить отдельные нити, а швы были невероятно ровными и аккуратными. Так тонко мог шить лишь джин.

Впервые за многие дни уснув в теплом доме на кровати, я почувствовала бесконечное облегчение и благодарность к хозяину дома. Такой гостеприимный человек, человек, творящий псапэ⁷⁷, не мог не удовлетворить мою просьбу. Да и была ли для джина моя просьба такой уж сложной?

Вдруг мне вспомнились слова Псыгуащэ. «Смерть нельзя обмануть. Нельзя отвести.» Могла ли ошибаться речная дева? Но ведь и отец мой еще был жив – я верила в это – и исцеление его не должно было составить труда волшебному существу. Существу, способному на такую тонкую работу и такую широту души.

И все же я спала беспокойно. Мне вновь снились отец и склонившаяся над ним женщина с источающим свет лицом. Она озабоченно качала головой и вздыхала. А лежащий на кровати Шертелуко выглядел таким маленьким, исхудавшим, усохшим и еле живым. Я пыталась дотянуться до них, что-то сказать, но у меня не выходило. Мне была уготована роль беспомощного наблюдателя.

Я проснулась, тяжело дыша. Сердце громко быстро билось. Я приложила руку к груди и сжала ее в кулак. Я не буду беспомощным наблюдателем. Я спасу отца.

Солнце уже встало и освещало комнату. Я поднялась с кровати, оделась и умылась. Расчесала остатки волос принесенным унауткой гребнем. Попыталась заплести косу, но ничего не вышло. Это почему-то разозлило меня, и я в сердцах бросила деревянный гребень на земляной пол. Мне тут же стало стыдно, что я так веду себя в чужом доме. Я подняла расческу, помыла в тазу для умывания и аккуратно положила на столик.

Я подошла к затянутому бычьим пузырем окну, распахнула створку и выглянула наружу. Долина оказалась затянута плотным туманом, в глубине которого что-то поблескивало, будто звезды на ночном небе. Я никогда раньше не видела такого и невольно засмотрелась на игру бликов в белом мареве. Мне показалось даже, что я слышу музыку, под которую танцуют светлячки. Долина джинов поистине была волшебной.

От наблюдения за невероятным явлением меня отвлек стук в дверь. Я вздрогнула, повернулась к двери и попросила стучащего войти.

– Госпожа, – в кунацкую, не поднимая глаз, вошла унаутка, – пши изволит завтракать с вами.

– Хорошо. Передай досточтимому пши, что я полностью в его распоряжении.

Служанка кивнула и вышла. Но лишь для того, чтобы вернуться с анэ, уставленным изысканными блюдами, а потом еще одним и еще. Вскоре за ней последовал и пши, его сын и несколько неземной красоты девушек в платьях, будто бы целиком сотканных из серебра. В руках девушки держали шичепшины.

– Мои дочери развлекут нас музицированием, – сообщил пши джинов, усаживаясь за анэ.

Я опустилась рядом с ним, и мы принялись за еду. Его дочери заиграли, тонкими белыми пальцами зажимая струны, и из инструментов полилась музыка, прекраснее которой мне не доводилось слышать. Это была грустная и почему-то тревожная мелодия. Будто бы девушки играли плач, так неподходящий для застолья в честь гостя. Но я не смела оспорить выбор хозяина и промолчала.

– Так какая же нужда привела тебя в мой край? – спросил пши джинов, когда количество яств на столиках существенно сократилось.

Я вздрогнула и не сразу собралась с мыслями, чтобы ответить. Момент, которого я так ждала, настал, и от тревоги я едва могла дышать. На ладонях выступил неприятный липкий пот.

– Мой отец, – начала было я, но мой голос прозвучал совсем слабо.

Мне потребовалось еще несколько мгновений, чтобы сосредоточиться на том, что я должна была сказать. Хозяин и его дети молча ждали.

– Мой отец болен, наши лекари не могут помочь ему. Псыгуащэ сказала мне, что вы можете. Что вы владеете колдовством, способным на такое.

Хозяин усмехнулся в длинные светлые усы.

– Вот значит, как… – он в задумчивости потер подбородок.

Я затаила дыхание, ожидая, что он скажет дальше.

– Боюсь, тут я бессилен.

Внутри меня все замерло и из груди вырвался стон.

– Но, – пши джинов не дал мне впасть в отчаяние, – я знаю того, кто способен. Ты гость в моем доме, поэтому я помогу тебе добраться до него. Мой сын сопроводит тебя.

– Кто же это? – только и смогла выдавить я.

– Великий колдун Уэзрэдж Ябгэ. Его владения нелегко найти, но он мой большой друг и потому мне известен путь туда. Ты примешь такую мою помощь?

– Конечно! – я едва сдерживалась, чтобы не вскочить на ноги и не отправиться в путь немедля. – Спасибо вам. Да даруют вам и всему вашему роду благословение боги.

– Если ты готова, можете отправляться сразу после трапезы. Время не ждет, не так ли?

Я благодарно закивала. На глазах выступили слезы. Наконец-то нашелся кто-то, кто понимал и готов был помочь мне безвозмездно.

Когда мы завершили завтрак, пши вручил мне подарки: припасы на дорогу и колчан стрел, украшенных белыми перьями. Откуда только ему было знать, что я тоже из княжеского рода? Мне также вернули мои вещи, чисто выстиранные и пахнущие горными травами. Из конюшни вывели Джамидежа тоже почищенного и лоснящегося. Альп, впрочем, не выглядел довольным.

Я попрощалась с хозяином, и мы с его сыном – тем же, что сопровождал меня в аул – сели на коней и двинулись прочь со двора. Я пребывала в приподнятом настроении, и мне хотелось поговорить с сопровождающим, но на все мои вопросы он отвечал односложно. Его угольно-черный конь шел быстрой рысью, что тоже не располагало к разговору. Джамидеж, как и всегда, когда вокруг были посторонние, делал вид, что он самый обыкновенный конь, и моей словоохотливости не разделял.

Туман уже рассеялся, и прохладный чистый воздух обжигал легкие свежестью. Мы обошли водопад, поднялись по опоясывающей священную гору дорогу еще выше и, когда солнце начало постепенно ползти по небу вниз, подошли к плотной молодой поросли низких сосен. Вглубь леса уходила одинокая узкая тропа.

– Здесь я вас оставлю, – сказал джин, останавливая коня.

– Что? Почему? – я думала, что джин проводит меня в дом Уэзрэдж Ябгэ и представит ему. А он не проехал со мной и полдня.

– Этот путь не для меня. Здесь только одна тропа, – он указал на узкий проход между деревьями, – она выведет вас к утесу. Там у большого камня растет одинокий чинар. В этом чинаре дупло – это вход во владения Уэзрэдж Ябгэ⁷⁸. Он будет ждать вас.

– Но как же он узнает о моем прибытии?

– Его сила велика и ему многое ведомо.

– Но…

– Это все, что я могу вам сказать. Теперь прощайте. Этот путь вы должны пройти сами.

Джин развернул коня и, подогнав его плетью, умчался прочь прежде, чем я успела осмыслить сказанное им.

– Не нравится мне все это, – проворчал Джамидеж, когда всадник скрылся за поворотом дороги.

Я молчала, совершенно сбитая с толку.

– Сурет, давай вернемся?

– Что? – слова альпа поставили меня в тупик.