– Идет ли мне платье? – спросила я у девушки.

Она продолжала молчать, только чуть кивнула. Я подошла ближе, не понимая, в чем дело и начиная раздражаться из-за такого поведения служанки. За все время она так и не проронила ни слова.

– Почему ты не отвечаешь? Что-то не так?

Я заметила, что в уголках глаз девушки выступили слезы. Она открыла рот, начала двигать губами, но так и не издала ни звука. Гошемида всплеснула руками и несколько крупных слезинок скатились по ее светлым с легким румянцем щекам.

– Ах! Ты немая! – мне стало неловко перед унауткой.

Гошемида закрыла лицо руками и, дрожа от рыданий, выбежала из комнаты, оставляя меня смущенной и ничего не понимающей стоять посреди огромного помещения. Что же так расстроило служанку? Неужели ее так тяготит немота? Что-то здесь было не так. Мне не удавалось взять в толк, что произошло, и я постаралась выбросить это из головы. У меня и своих забот хватало, чтобы переживать о тяготах других.

Я заметила зеркало в дальнем конце комнаты около большой высокой кровати. Подошла к нему и вздрогнула. Да, платье, подаренное Уэзрэджем Ябгэ было невероятно красивым. Оно все играло и переливалось в свете свечей, будто украшение из драгоценных камней. Но я вовсе не увеличивала эту красоту. Мое лицо исхудало, черты стали болезненно острыми, кожа натянулась на костях черепа. Губы утратили свой цвет и теперь почти сливались с сильно загоревшим грязновато-желтого цвета лицом. Остатки моих прекрасных волос торчали из-под шапочки, будто жесткая шерсть немытой дворовой собаки. От этого зрелища мне самой захотелось плакать. И кто теперь возьмет меня замуж?

И тут меня вдруг осенило. В этом роскошном платье я выглядела как невеста. Поставить на котурны – кстати вот они тут же стоят, из красного дерева, украшенные перламутром, – и останется только сопроводить в дом жениха. Зачем же Уэзрэдж Ябгэ пожаловал мне такую одежду? Разве так должна выглядеть гостья на джэгу?

Но потом я вспомнила джинов, дочерей хозяина деревни. Они тоже облачались в светлые одежды. Должно быть, так принято у их народа. Но на котурны я все же решила не вставать. Я пришла сюда без них, как простая девушка, и так же я пойду и на джэгу. Я здесь не хозяйка.

Я все еще продолжала разглядывать себя в зеркало, подмечая новые и новые недостатки, когда в дверь постучали. Дверь открылась, и на пороге вновь появилась Гошемида – снова спокойная и скромно смотрящая в пол. Унаутка жестом показала мне следовать за ней.

Мы прошли по длинным коридорам и оказались на огромной террасе, выходящей в сад. Здесь в висящих под потолком клетках пели диковинные птицы, в кадках благоухали огромные разноцветные цветы, а стоящие вдоль стен столы ломились от изысканных яств. Центр террасы занимала мраморная чаша с растущим из нее малахитовым цветком, по лепесткам которого в чашу стекала алая жидкость. На террасе было многолюдно. Мужчины и женщины в ярких праздничных нарядах стояли группками, перешептываясь. Уэзрэдж Ябгэ ждал меня у самого входа разодетый как настоящий щеголь в вышитом золотом черном бешмете и черной же атласной черкеске с позолоченными газырями.

Стоило мне войти, колдун несколько раз хлопнул в ладоши, и все замолчали и обернулись на меня. Хоть мне и было привычно такое внимание, мне стало не по себе. Дома я знала всех гостей на любом празднике, а здесь не было ни одного знакомого лица. Более того, лица собравшихся в доме колдуна показались мне злыми и пугающими.

– А вот и наша гостья, прекрасная гуащэ Сурет! – провозгласил Уэзрэдж Ябгэ, и все присутствующие заголосили, приветствуя меня.

Карлик провел меня в меня к каменному цветку, взял стоящий на бортике чаши стеклянный сосуд и наполнил его алой жидкостью. По запаху я поняла, что это ни что иное, как сано. Уэзрэдж Ябгэ протянул сосуд мне, что было не так уж и просто, ведь ростом он едва доставал мне до талии, и наполнил еще один такой же.

Он поднял сосуд вверх и громко крикнул:

– Еуэ тlэ⁸⁴!

Его возглас подхватили стоящие вокруг нас гости, а затем и все остальные на террасе. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру.

Я огляделась, рассматривая гостей. Их было куда больше, чем я думала, ведь в этом странном месте кроме дома Уэзрэджа Ябгэ и небольшого аула больше ничего не было. Но раз колдун заранее знал, что я приду к нему, то мог и гостей тоже оповестить задолго до моего прибытия.

Прямо передо мной стояла грузная старуха и осунувшимся морщинистым лицом. Ее седые брови так разрослись, что будто жили своей жизнью. Заплывшие глаза смотрели на меня злобно и будто бы жадно. Я хотела было отвернуться, но тут Уэзрэдж Ябгэ жестко и требовательно обратился к женщине:

– Жештео, проявите уважение.

Я вздрогнула. Жештео. Так звали старуху-кровопийцу из сказок джэгуако. Неужто это была она?

Жештео зашипела, будто злая кошка, но все же посмотрела на меня и сказала мерзким скрипучим голосом:

– Ваше присутствие освещает и украшает дом Уэзрэджа Ябгэ, гуащэ.

Я только кивнула, не зная, что ответить, и вообще не понимая, что происходит. Если передо мной была кровопийца Жештео, то кого еще можно было встретить на этом джэгу, и что задумал Уэзрэдж Ябгэ, приглашая их сюда?

Я вгляделась в других гостей. Высокие худые мужчины с отливающими красным глазами – или это была лишь игра света – и облаченные в черное женщины, у многих из которых лица были закрыты вуалями. Кто собрался здесь? Удды? Не сюда ли они прибывали на танцы, когда отправлялись на Ошхамахо? Один из мужчин заметил мой взгляд и ухмыльнулся, обнажая длинный острый будто змеиный клык. Я вздрогнула и поспешила отвести взгляд.

Уэзрэдж Ябгэ еще некоторое время водил меня по залу, приветствуя своих гостей и представляя меня. Я старалась не поднимать на них взгляд, страшась того, что могу увидеть. Ни колдуна, ни его гостей это не смущало. Они веселились и пили. Мне тоже наливали бокал за бокалом, и голова уже начала противно кружиться, а мысли – путаться.

Вдруг Уэзрэдж Ябгэ остановился и снова хлопнул в ладоши. Двери на террасу распахнулись, и парами вошли те самые девушки-служанки в полупрозрачных одеждах, которых я видела ранее. Среди них я увидела и Гошемиду и еще нескольких девушек в куда более богаты одеждах: прекрасную белокурую и светлокожую в шапочке из чистого золота и коричневом платье, вышитом изумрудными нитями, и высокую, тонкостанную черноокую в переливающимся, как рыбья чешуя, платье, украшенном белыми перьями. Замыкало процессию несколько красивых юношей с обнаженными торсами – я вздрогнула от такой вульгарности, но не осмелилась ничего сказать, и лишь вновь опустила глаза, чтобы мой взор не падал на полуобнаженных мужчин. И все же я успела заметить, что все вошедшие выглядели подавленными, будто пришли не на праздник, а на наказание. Последними в зал вошли музыканты в черных черкесках и заняли свои места.

– Время танцев, – провозгласил Уэзрэдж Ябгэ.

Музыканты заиграли скрипуче и надрывно, а гости и служанки начали занимать места для уджа. Уэзрэдж Ябгэ подтолкнул меня в сторону площадки для танцев.

– Удиви же нас своим мастерством, Сурет.

Я хотела было отказаться, но что-то в жестком колючем взгляде карлика остановило меня. На плохо слушающихся ногах я двинулась к стоящим в ряд девушкам. Мне показалось, что некоторые из них бросили на меня сочувствующие взгляды. Неужели так было заметно, что я пьяна?

Но думать было некогда. Музыка сама повела меня в танец, такой привычный и родной, станцованный бесчисленной число раз на джэгу в нашем ауле, в аулах отцовских уорков и его друзей. Даже опьяненная сано, я двигалась естественно, пусть и не так изящно. От скорости и мелькающих вокруг одежд еще больше кружило голову, но руки партнеров держали крепко. Этот круговорот танца навеял воспоминания о сне, приснившимся мне тогда перед свадебным джэгу. Сна, где я танцевала с прекрасными джинами. Я подняла взгляд на своего нового партнера по танцу, и едва сдержала крик: на меня жадно смотрели желтые козлиные глаза над крючковатым носом, а из-под гнущихся в улыбке губ торчали тонкие острые зубы. Будто я попала в совсем другой сон: злой и мрачный. Но не от этого ли меня предостерегала Псыгуащэ, не об этом ли меня предупреждал Джамидеж?

Вскоре танец закончился и меня людским потоком отнесло обратно к Уэзрэджу Ябгэ. Краем глаза я заметила, что многие удды увлекают пришедших слуг за собой в зал. Но у меня так кружилась голова от сано и танца, что я не смогла понять, зачем.

– Я вижу, ты устала. Наши дикие джэгу не для тебя? – в голосе карлика будто бы даже было участие.

Я устало кивнула, борясь с тошнотой.

– Будет лучше, если ты вернешься к себе. А утром мы обсудим твою просьбу, хорошо?

Уэзрэдж Ябгэ заглянул мне в глаза, и что-то внутри меня похолодело от его взгляда, а может это просто сано давало о себе знать.

– Гошемида, – крикнул колдун, взмахивая в воздухе двумя пальцами, и через несколько мгновений – непростительно долгих для слуги – перед нами появилась Гошемида, растрепанная и неряшливая.

– Отведи гуащэ в ее комнату и убедись, что она комфортно разместилась, – приказал ей Уэзрэдж Ябгэ.

Девушка не торопилась выполнять его указ, глядя на него с какой-то немой мольбой, почти плача.

– Можешь после не возвращаться, – добавил карлик после паузы.

Гошемида просияла, будто хозяин только что исполнил ее самое заветное желание. Она услужливо взяла меня, все еще плохо стоящую на ногах, под руку и повела путаными коридорами дворца в мои покои. Музыка и голоса с террасы еще какое-то время следовали за нами. Прежде чем они окончательно стихли, мне показалось, что среди гомона голосов и плача шичепшина я услышала что-то еще: стоны боли. Я не придала этому значения, подумав, что мне просто померещилось и расстояние исказило чей-то смех или пение.

Когда мы вошли в мои покои, Гошемида вдруг упала передо мной на колени и начала целовать руки. По щекам девушки лились слезы, а ее губы немо шевелились. Я так устала, мне так безумно хотелось спать, и я никак не могла взять в толк, почему унаутка ведет себя так. Я резко вырвала руки и, пошатываясь, направилась к кровати.

– Помоги мне раздеться, – тихо попросила я, опираясь на спинку своего спального места.

Служанка быстро оказалась рядом со мной и помогла развязать тугие узлы на платье и разомкнуть застежки кафтана. После она поднесла мне умывальный таз и кумган. И все это она делала с такой счастливой улыбкой, будто о большем не могла и мечтать. Я хотела спросить у нее о том, почему она так счастлива, что ее отпустили с джэгу, ведь прислуживать там на глазах у гостей хозяина куда почетнее, чем в моей спальне. Но что толку спрашивать что-то у немой?

Вместо этого я быстро отослала девушку, рухнула на кровать и уснула. Мне не снилось снов, но в жаркой влажной комнате я спала плохо и тревожно. Мне не хватало воздуха, будто кто-то невидимый душил меня. Все тело покрыл липкий пот, намочивший рубаху и простыни. Я непрестанно ворочалась, пытаясь найти удобное положение, такое, в котором проще будет дышать, но ничего не помогало. Спертый воздух не двигался и лишь сильнее забивал мои легкие.

Наутро я проснулась не менее уставшей, чем была накануне. От выпитого вечером сано во рту было сухо и мерзко, будто я сделала глоток из нужника. Голова оказалась такой тяжелой, что я с трудом оторвала ее от подушки. В комнате царил полумрак. За окном освещение не изменилось вовсе. Возможно, здесь оно и не менялось, не было дня и ночи.