Я со стоном села на кровати и заметила, что на большом богато украшенном сундуке напротив уже лежало новое платье. А на полочке стоял умывальный таз и кумган с ароматной водой. С их помощью мне удалось немного привести себя в порядок. Холодная вода освежила меня, в голове немного прояснилось. Я вспомнила, что сегодня Уэзрэдж Ябгэ пообещал выслушать мою просьбу, и сердце забилось быстрее. Все тревоги, появившиеся у меня после вчерашнего джэгу, ушли на второй план. В памяти всплыл образ отца, так остро нуждающегося в моей помощи, и решимость вернулась ко мне. Не время для сомнений. Не время для слабости. Цель близка, как никогда.

Я облачилась в подготовленные для меня одежды. Они оказались проще, чем вчера, но все еще изящными. Хозяин подготовил для меня темное зеленое платье с золотой вышивкой и песочный кафтан с позолоченными застежками. Голову же я закрыла платком, тем более что волосы мои от влажности совсем осели и слиплись.

В дверь постучали, и я не задумываясь велела входить, ожидая увидеть на пороге Гошемиду. Но вместо нее в комнату вошел сам хозяин, сегодня одетый в зеленую черкеску поверх белого бешмета.

– Вижу, ты уже проснулась. Хорошо ли тебе спалось?

– Да, спасибо, замечательно, – соврала я, дабы не нарушать этикет.

– Славно, славно, – кивнул карлик, прохаживаясь по мой комнате, заложив руки за спину, – хорошо ли тебе прислуживает Гошемида?

– Да, – отозвалась я, чуть поколебавшись.

Уэзрэдж Ябгэ резко остановился и обернулся на меня:

– Что-то не так? Мне приказать наказать ее?

Я всплеснула руками:

– Нет-нет, она очень старается! Мне просто непривычно, что она не говорит.

– Ах это. Поверь, это начинаешь ценить.

Он закончил обход комнаты, что из-за его невысокого роста заняло у него немало времени, и вновь обратился ко мне, все это время покорно ожидающей его:

– Нам уже подан завтрак в саду. Там мы сможем обсудить твою просьбу.

Я радостно закивала, разве что не подпрыгивая на месте.

Карлик удовлетворенно кивнул и повел меня в сад.

Завтрак был накрыт под небольшим ажурным навесом. Там постелили покрывала, положили подушки и поставили анэ с хлебом, молоком и различными неизвестными мне блюдами. На еще одном анэ стоял полный воды медный таз, украшенный затейливыми узорами.

Уэзрэдж Ябгэ пригласил меня сесть и сам опустился на подушки рядом. Он выудил из маленькой белой миски несколько сморщенных коричневых ягод, сунул в рот, пососал и сплюнул кости на землю. Я решила, что не буду пробовать диковинное лакомство, чтобы мне не пришлось так сплевывать кости. Да и не до еды мне было. Я вся напряглась, ожидая, пока хозяин дома приступит к разговору. Так и сидела с прямой, как жердь, спиной и сжатыми кулаками и наблюдала, как карлик ест.

Тот будто не обращал внимание на мое состояние и продолжал с аппетитом завтракать. Вскоре слуги принесли ему изогнутый котелок с одной ручкой, полный густо горько пахнущей горячей жидкости, и две маленькие чашки, расписанные синей глазурью. Колдун дал напитку немного остыть, налил в чашку и, явно наслаждаясь, выпил. Он предложил попробовать и мне, и я не осмелилась отказаться. Я сделала небольшой глоток и с трудом сдержалась, чтобы не скорчить гримасу. Язык обожгло горячее горькое варево, в которое будто насыпали песок. Во рту все сразу будто скукожилось, и мне безумно захотелось отставить это мерзкое зелье в сторону. Должно быть, это был какой-то особый напиток уддов, мерзкий для простых людей. Но усилием воли я заставила себя допить содержимое чашки до конца – не пристало оскорблять хозяина дома таким неуважением, тем более что я пришла к нему с просьбой.

Почему-то после этого напитка мне стало еще сложнее сидеть на месте и ждать, пока карлик закончит завтрак. Сердце заходилось в груди, а руки дрожали. Я ерзала на своем месте, с трудом сдерживаясь, чтобы не упасть в ноги Уэзрэджу Ябгэ и не начать умолять его скорее решить мою судьбу. Все мои попытки дышать ровно и успокоиться провалились, и я больно закусила губу, чтобы только сохранить остатки самообладания.

Наконец, колдун повернулся ко мне, задумчиво крутя в пальцах прядь длинной бороды.

– Значит, дорогая моя Сурет, ты хочешь, чтобы я исцелил твоего отца?

Карлик придвинул поближе анэ с украшенным тазиком, выдрал волос из своей роскошной бороды и бросил в воду. На мгновение ее поверхность помутилась, а затем на ней появилось вовсе не отражение окружающего таз пространства, а очертания комнаты отца. Я ахнула и закрыла рот рукой. Шертелуко лежал на своей постели, такой же бледный и исхудавший, каким я видела его во снах, только вместо прекрасной луноликой женщины его окружали старейшины и уорки.

На глаза немедленно навернулись слезы, а сердце болезненно сжалось и заерзало в груди. Было невыносимо видеть отца таким, не во сне, а наяву. В этот момент я была готова на все, чтобы только спасти его.

– Да, да, пожалуйста, исцелите его, спасите его, я знаю, вы можете!

Я встала перед Уэзрэджем Ябгэ на колени, полными слез глядя на него, умоляя.

Взгляд колдуна остался холодным и жестким.

– И что же ты готова отдать взамен? – я была к нему так близко, что на меня пахнуло мерзким гнилостным запахом из его рта, но я не обратила на это внимания.

– Все! Все, что угодно! – не думая ни мига, выпалила я.

– В таком случае, – карлик-колдун ухмыльнулся, и в этой ухмылке было что-то отрезвляюще жуткое. Что же я пообещала ему сейчас?

– В таком случае, – повторил Уэзрэдж Ябгэ, – я возьму тебя. Будешь моей женой.

Все утро я была как натянутая струна шичепшина, и в этот момент эта струна со звоном порвалась от слишком резкого удара. Я отшатнулась от карлика, пораженная назначенной им платой. Но оказалось, что он еще вовсе не закончил.

– А в качестве приданого, – он провел раскрытой ладонью над тазом, и изображение пошло рябью и изменилось, – я возьму души этих замечательных юношей.

Оцепенев от ужаса, я заглянула в воду и увидела там то, чего больше всего страшилась. Нурби и Канболет, ведя своих коней в поводу, продирались сквозь густые лесные заросли, освещенные неверным светом бессолнечного не-неба. Они были здесь, во владениях Уэзрэджа Ябгэ, и колдун совершенно не собирался их отпускать.

– Устраивает тебя моя цена? – карлик приблизился и взял мой подбородок грубой узловатой рукой с длинными ногтями.

Я хотела отшатнуться, вырваться, но не могла даже пошевелиться. Все пропало. Я сгубила себя. Сгубила отца. Сгубила Нурби и Канболета. Разве я могла остаться здесь в этом царстве, где не светило солнце и воздух душил влажностью? Среди жутких уддов, женой мерзкого бородатого карлика? Но что я. Нурби и Канболет не виноваты в том, что хотели спасти меня! Что попали в это царство. А отец? Разве сможет он жить, если узнает, что его дочь стала женой колдуна, а его любимый кан⁸⁵ сгинул в безвестности? Слезы, до того лишь увлажнявшие мои глаза, потекли по щекам.

Карлик резко отдернул руку, скривился от отвращения и вытер мои слезы о подушку.

– Что ж, я вижу, тебе надо подумать. Даю тебе время до первого утреннего крика моего петуха.

Уэзрэдж Ябгэ поднялся со своего места, развернулся и ушел назад во дворец, оставляя меня в одиночестве рыдать на роскошных подушках.

Я была такой глупой и наивной. Говорил же мне Джамидеж, предупреждал меня. А я не слушала. Неужели я думала, что удд поможет мне по доброте душевной? У него души никакой и нет! Ведь сколько мне в детстве Хуж сказок рассказывала о злых колдунах, похищающих красавиц и против воли делающих их своими женами! А я что? Сама пришла. Сама себя предложила. «Все что угодно готова отдать». А что было у меня такого, что могло колдуна заинтересовать? Могла бы и догадаться. А я… А я…

Пораженная ужасом и отчаянием я рыдала и рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Мои стенания, должно быть, было слышно даже в ауле у озера внизу. Но никто не пришел утешить меня или поддержать. Я была здесь совершенно одна. И я останусь здесь совершенно одна, да еще и Нурби с Канболетом сгублю.

Постепенно, слезы иссякли, хотя я все еще дрожала, будто хрупкое дерево на злом горном ветру. Едва двигая руками, я поднялась с покрывал и, обняв себя за плечи, на ватных ногах пошла вглубь сада. Тут-то меня и окликнул незнакомый женский голос.

– Нарыдалась? – в нем не было сочувствия, только усталость.

Я в недоумении оглядела сад, но увидела только огромную птицу с переливающимся оперением, прикованную к ветке дерева серебряной цепочкой. Ее перья потускнели и поредели, птица выглядела больной, хотя еще вчера с ней все было в порядке.

– Это ты со мной говоришь? – в саду больше никого не было.

– Я. Слышала, что тебе предложил наш хозяин. Соглашайся.

Пораженная, я уставилась на птицу.

– Но я не хочу быть его женой! Я не могу остаться здесь. Я не могу сгубить своего брата!

– Ты его уже сгубила. И себя сгубила.

– Но…

– Послушай меня, когда-то я тоже была как ты, наивной и глупой, не хотела выходить за колдуна, строптивилась, и вот теперь я здесь, птица с подрезанными крыльями.

– Ты… – я вдруг вспомнила промелькнувшую вчера среди слуг высокую красавицу в платье с перьями, которое переливалось ровно как оперение этой птицы. – Ты была вчера на джэгу, ты человек!

Перья-ресницы над глазами птицы затрепетали.

– Когда-то я была человеком. Но теперь я здесь, на Седьмом дне земли, пленница Уэзрэджа Ябгэ.

– Седьмом дне земли⁸⁶? – переспросила я, вновь холодея от ужаса.

Птица издала звук, напоминающий усмешку.

– А ты думала, где ты оказалась? Отсюда не сбежать, если ты вдруг удумала. Многие пытались, и все пожалели.

– Но я не могу стать женой карлика-колдуна! Это убьет отца. А я ведь хотела только спасти его…

– Поздно думать о родных, девочка, – жестко отрезала птица, – если ты не станешь его женой, ты станешь его рабой. А его рабой ты быть не хочешь.

Я непонимающе посмотрела на свою собеседницу. Была ли разница, быть женой жуткого карлика на петухе, рабой или еще кем, если это означало смерть Нурби, Шертелуко, Канболета.

– Ты все еще не поняла? Каждую новую луну удды собираются на джэгу. Они пьют нашу кровь, крадут нашу молодость, портят нас. И нам нет спасения. Мы навеки заточены здесь.

Я слушала птицу, не дыша. Так вот почему Гошемида была так счастлива, что Уэзрэдж Ябгэ отпустил ее с джэгу. Вот что за стоны я слышала сквозь звуки шичепшина. Вот зачем удды собирались в доме карлика. Сердце будто пропустило несколько ударов. А птица все продолжала.

– Стань его женой, и ты будешь здесь хозяйкой. Будешь приходить на джэгу на котурнах. Никто не коснется тебя, кроме Уэзрэджа Ябгэ. Откажи ему, и станешь одной из нас. Иного пути нет.

Я смотрела на птицу, пораженная тем, что услышала. Я сама загнала себя в эту ловушку. Пришла на заклание, как Ахинова корова⁸⁷. И привела с собой Нурби и Канболета. И теперь мы навсегда останемся на Седьмом дне земли пленниками злого колдуна, игрушками в его руках, а может и ужином на его столе. Мне столько раз на этом пути говорили остановиться, вернуться домой и проводить отца в последний путь, как того требует традиция. Но нет, я решила, что я всесильная, что я смогу победить, смогу обратить вспять волю богов.

Я подняла глаза на птицу. В них не было слез, я уже все выплакала. Да и как я могла плакать, если я едва могла дышать, будто мой девичий корсет⁸⁸ со всей силы затянули так, что деревянные планки сдавили ребра.

– Кто ты? – только и спросила я у птицы. Если я умру здесь, то хотя бы зная имя той, что предостерегла меня, пусть и слишком поздно.

– Меня зовут Тыжин⁸⁹, я принцесса земель, которые омывает южное море. Или это то, кем я была, а сейчас я просто диковинная птица, что украшает сад Уэзрэджа Ябгэ и услаждает отдых его гостей.

– Давно ты здесь?

– Вечность.

Я вздрогнула от тяжести этих слов.

– Неужели ты не пыталась сбежать?

Птица раздраженно дернула ногой, прикованной к ветке серебряной цепочкой.

– Пыталась, и тогда Уэзрэдж Ябгэ приковал меня к этому дереву. Теперь я не могу даже полетать по саду.