В голосе Тыжин не было ничего, кроме тяжести. Ее глаза смотрели на меня без тени сочувствия, в них читалась скорее… зависть? Я поняла, что девушка-птица сдалась. Она не сопротивлялась, как это делают загнанные звери, а лишь терпела и превозмогала. В моем положении она видела шанс, который когда-то упустила, шанс жить в золотой клетке на Седьмом дне земли.

Стану ли я однажды такой? Покажется ли мне участь жены злого карлика-колдуна, делящей с ним постель и носящей его детей, завидной? От этой мысли по позвоночнику пробежал холодок.

Не зная, что еще сказать, я отвернулась от Тыжин и побрела в сторону дворца. Дева-птица лишь проводила меня все тем же усталым взглядом.

В своих покоях я упала на кровать и вновь разрыдалась. Удивительно, как быстро кувшин слез наполнился обратно, когда казалось, что там не осталось уже не капли. Я оплакивала свою жизнь, свое будущее, жизни Нурби и Канболета, жизнь отца. С тех пор, как Шертелуко упал во дворе, я знала, что все больше не будет, как прежде. И я так хотела изменить это, вернуться в свое беззаботное прошлое, что разрушила даже ту надежду на будущее, что была у меня и моих близких. Я сама зашла в пещеру иныжа⁹⁰ и предложила ему съесть меня на обед.

А ведь Джамидеж предупреждал меня. Говорил, не ходи туда, Сурет, там впереди тьма. Джамидеж, Джамидеж, где же ты теперь?

Я вспомнила, как мы прощались с альпом. Каким опечаленным он выглядел, как опустились его пушистые уши. Как он дал мне три волоска из своего хвоста…

И тут священной молнией Щыдлэ в моей памяти вспыхнуло воспоминание. Волоски из хвоста Джамидежа! Он сказал, что придет ко мне на помощь, если я сожгу их. Где же они?

Меня охватила тревога. Куда же положили мои вещи? Остался ли среди них мешочек с волосами альпа, или колдун почуял чужое колдовство и избавился от них? Я начала бездумно носиться по комнате, открывая сундуки, заглядывая под кровать и лавки. Я сама не понимала, что я делаю.

Моя шумная суета не осталась незамеченной, и вскоре дверь открылась и внутрь проскользнула обеспокоенная Гошемида. Я подлетела к девушке, схватила ее за узкие плечи и начала трясти, крича:

– Где мои вещи? С которыми я прибыла сюда? Где они?

Девушка смотрела на меня, широко раскрыв глаза, и бессильно открывала немой рот. Наконец, я поняла, что, если он отпущу ее, она не сможет ничего сделать. Меня била дрожь и на теле выступила испарина. Гошемида выглядела напуганной, но все же она сделала несколько быстрых шагов в сторону простого неприметного сундука в углу комнаты, до которого я еще не успела добраться, открыла его и показала мне мои вещи: мешок с припасами, грязную одежду, и пояс с кинжалом и несколькими мешочками. Я тут же увидела тот самый мешочек, куда я в гневе сунула волосы Джамидежа.

В порыве нахлынувшего на меня облегчения я подлетела к унаутке и обняла ее. Девушка задрожала, но не сопротивлялась.

– Спасибо тебе, спасибо. Я не забуду твою помощь. Я… – я запнулась. Я хотела сказать ей, что освобожу ее, если смогу выбраться. Но что, если девушка донесет Уэзрэджу Ябгэ? Что, если она завидует мне так же, как Тыжин?

– Я не забуду твою помощь, – только и повторила я, отпуская девушку.

Та выглядела напуганной и обескураженной. Причины моего волнения и этого внезапного порыва чувств были скрыты от нее. Возможно, она решила, то я сошла с ума. Оно и к лучшему.

Я жестом приказала Гошемиде удалиться, и она не стала спорить.

Я же опустилась на колени перед сундуком со своими вещами и дрожащими пальцами начала развязывать тесьму на мешочке с заветными волосками. Тугой узел, затянутый мной в порыве злости, никак не хотел поддаваться, и на глаза вновь навернулись слезы.

– Давай же, – выдавила я сквозь зубы, до боли в ногтях впиваясь в кожаную тесьму. И узел наконец поддался, расходясь. Я перевернула мешочек над ладонью, и на нее упала легкая, как перышко, связка темно-рыжих конских волос.

Не помня себя от радости, я прижала волоски к груди. У меня появилась надежда.

[КАРТИНКА: ШАПОЧКА]

Я твердо решила дождаться, пока все во дворце отправятся спать. Хоть Седьмое дно земли и днем, и ночью заливал тот же неверный лишенный источника свет, я знала, что даже Уэзрэджу Ябгэ нужно спать.

Весь оставшийся день я провела в своих покоях, то бессмысленно глядя сквозь огромные окна на сад, то меряя комнату шагами от стены до стены. Я едва притронулась к еде, которую мне принесла Гошемида.

Один раз я увидела в окно Уэзрэджа Ябгэ. Он стоял у загона своего петуха и, покручивая бороду, глядел в окна моей комнаты. Я молилась Тхашхо, чтобы у колдуна не оказалась дара прорицания, и он не смог узнать о моем плане. Не знаю, помогло ли это, но карлик ничего не сделал и вскоре ускакал куда-то на петухе. Больше в тот день я его не видела. Хотя, когда мне принесли ужин, петух снова оказался в загоне. Он то и дело надувал огромный зев и хохлился, обходя огороженную территорию кругами.

За этот пустой, лишенный каких-либо занятий день, я успела о стольком подумать. Мысли роились у меня в голове как побеспокоенные пчелы вокруг улья: жужжали, жалили.

Я вспоминала свое прошлое. Свою беззаботную жизнь. То, как меня баловал отец. Теперь я понимала, почему старейшины бросали на него осуждающие взгляды из-под седых бровей. Любимая дочь, сокровище Шертелуко. Отец всегда потакал моим желаниям и прихотям, не мог быть со мною строг, как того требовал обычай. И я возомнила себя великой, всесильной, способной на все. Я знала, что я не сын, не наследник, что я не смогу возглавить наш край и наших людей после смерти отца, но я не желала думать об этом. А потом и вовсе решила, что я справлюсь с задачей, непосильной никому из смертных. Что я обращу волю богов вспять, что я смогу побороть смерть. Какой же наивной и самоуверенной я была!

Я вспомнила Псыгуащэ. Какой жестокой она казалась мне, какой безжалостной. Как зла я была на нее и на белую лань за то, что встали у меня на пути, что ставили под сомнение мою способность добиться цели. Но ведь они лишь предостерегали меня. Пытались остановить меня, на дать мне по собственной воле шагнуть в пропасть. Пока я бежала, как зашоренная лошадь, на видя дороги, вперед, вперед, вперед, к обрыву. Мне стоило послушать их. Признать мудрость богинь, их превосходство. Но нет, я была уверена, что они ошибаются.

А Джамидеж? Он был со мной все это время. Он верил в меня, даже когда моя самоуверенность достигла предела. Был рядом до тех пор, пока отчаянная вера в невозможное не подвела меня к краю обрыва. Он не стал прыгать со мной в пропасть, на Седьмое дно земли, и в тот момент я ненавидела его за это. Но поступила ли бы я на его месте иначе? Да я бы отступила гораздо раньше! Не стала бы идти на поводу у сумасбродства глупой наивной девчонки, посчитавшей себя равной богам. Но Джамидеж поддерживал меня. А я плюнула ему в морду. Обозвала его предателем. И даже после этого он остался мне верен и обещал свою помощь. И только благодаря ему у меня все еще оставался шанс, крохотный шанс все исправить.

А потом я вспомнила Нурби. Боль, исказившую его лицо, когда я вырвалась из его рук и сбежала. На глаза снова навернулись слезы. Нурби был моим братом. Самым близким человеком после отца. Человеком, с которым мы выросли в одном доме. С которым мы вместе прошли через детские обиды и разочарования, через тяготы взросления, с которым мы вместе учились скакать на коне и стрелять из лука по деревянным мишеням. Когда я сбежала в ночь, он последовал за мной в попытке спасти меня от самой себя. Он не махнул рукой, не остался дома в тепле и безопасности. Он бросил все, бросил даже своего умирающего аталыка и поскакал в ночь за мной, своей непутевой сестрой. И как я отплатила ему за это? Обозвала его. Кем? Трусом? Тоже предателем? Я уже не помнила. Но от мысли о том, какую боль я ему причинила, мое сердце будто пронзала тысяча стрел. И ведь даже после этого он не оставил своих попыток найти меня и вернуть домой. Нурби, милый мой Нурби, смогу ли я искупить свою вину перед тобой? Смогу ли я залечить раны, что нанесла? Сможешь ли ты однажды простить меня за мои ошибки и мою глупость? Хотя что там. Смогу ли я спасти тебя хотя бы от бесславной кончины в темных лесах Седьмого дна земли или мы сгинем здесь вместе по моей вине?

Я взмолилась богам о том, чтобы они не наказывали за мою глупость тех, кого я так беспечно привела за собой. Это был мой грех и лишь мне его искупать. Никому больше. И если мне суждено умереть здесь или стать навеки игрушкой в руках Уэзрэджа Ябгэ, то пусть. Лишь бы только Джамидеж, Нурби и Канболет смогли вернуться домой целыми и невредимыми.

С этим мыслями я подготовилась к побегу и борьбе не за свое будущее, а за будущее родных.

Я дождалась, пока после ужина, к которому я едва притронулась, ко мне зайдет Гошемида, чтобы погасить многочисленные свечи, ярко освещающие комнату. Я попросила ее оставить одну якобы, чтобы отойти по нужде среди ночи.

Небо за окном все так же оставалось светлым. Седьмое дно земли застыло в вечном тяжелом пасмурном дне, и даже в то время, которое его обитатели считали ночью, неровный свет того, что заменяло здесь небо, мешал спать. Но сегодня я была рада тому, что сад Уэзрэджа Ябгэ не погрузился в непроницаемый мрак ночи.

Я подождала, пока все звуки в доме стихнут, оделась в свою грязную поношенную одежду, взвалила на плечи тяжелый мешок с припасами, схватила подсвечник с последней зажженной свечой и на цыпочках, чтобы никого не разбудить, прокралась по коридорам дворца колдуна. Мягкие кожаные чувяки скрадывали звуки моих шагов.

Золотые двери открылись беззвучно, выпуская меня в сад. Я заметила петуха, дремлющего в дальнем углу своего загона – повезло. Едва дыша, крохотными шагами, слыша лишь бешеный стук сердца в ушах, я двинулась вдоль дома, подальше от питомца Уэзрэджа Ябгэ, и вперед вдоль стены к воротам.

Я проскользнула мимо спящей, спрятав голову под крыло, прекрасной девы-птицы Тыжин. И мне вдруг стало стыдно, что я сбегаю вот так среди ночи одна, оставив пленников Уэзрэджа Ябгэ томиться в этом страшном месте. Я вспомнила, как едва не пообещала Гошемиде, что спасу ее. Но разве я могла выполнить свое обещание? Я была так слаба перед лицом страшного карлика-колдуна и его прихвостней. Я едва смела надеяться, что мне хватит сил спасти хотя бы родных.

Но думать и сомневаться было некогда. Я уже достигла угла сада. Именно здесь, где за высокими деревьями меня нельзя было заметить из окон дворца, я и планировала совершить задуманное. Дрожащими руками я достала из мешочка узелок волос Джамидежа. Альп сказал мне сжечь лишь один, но я решила, что в этом нет смысла. Если он не придет сейчас, значит он бессилен помочь мне здесь на Седьмом дне земли, а мне не суждено выбраться отсюда без его помощи.

Стоило слабому огню свечи дотронуться до конских волос, как те тут же загорелись ярким обжигающим пламенем. Едва сдержав вскрик, я выпустила узелок из рук, и прядь полетела к земле, догорая и разлетаясь пеплом. Я зажмурилась, считая мгновения. Сейчас или никогда.

Первым я услышала стук копыт по склону за воротами дворца. Не веря своим ушам, я распахнула глаза, и ровно в этот момент Джамидеж рыжей молнией перелетел через высокую стену сада. Свеча выпала у меня из рук и погасла, коснувшись влажной травы. Альп затормозил всеми четырьмя ногами, оставив глубокие борозды в черной земле, покрутил большой головой и уставился прямо на меня.

Прежде, чем он успел что-то сказать, я, не помня себя от радости, подлетела к нему и обняла за шею. По моим щекам текли слезы.

– Ты пришел. Ты правда пришел.

Какое-то время Джамидеж молчал. Краем глаза я видела, как он разглядывает окружающее пространство и водит ушами, прислушиваясь.

– Что это за место? – наконец насторожено спросил он.

Прежде чем я успела ответить, из сада раздался шум. Мое сердце замерло, когда я узнала его: кудахтанье петуха Уэзрэджа Ябгэ.