Лань подошла ко мне ближе, и ее силуэт вдруг начал меняться. Животное встало за задние лапы, вытянулось, выпрямилось, все так же ярко сияя. И вот уже передо мной стояла женщина с длинными косами цвета спелой пшеницы и большими добрыми глазами. Ее лицо и руки источали теплый свет. Я видела ее раньше. Видела во сне, как она приходила к моему отцу, склонялась над его постелью. Как она с сочувствием и болью смотрела на его исхудавшее от болезни бледное лицо. Уже тогда я догадывалась, кто это, но лишь сейчас, увидев ее волшебное преображение, наверняка поняла. Лань провела меня. Скрыла свою истинную божественную сущность.

– Мэзгуащэ, – прошептала я, не в силах оторвать взгляд от прекрасной женщины передо мной, – да размножатся твои звери, да разрастутся твои леса!

Богиня молчала, и я, вспомнив о приличиях, вскочила на ноги и склонила голову.

– Так-то лучше, – молвила богиня, и ее голос звучал как шелест листьев на легком весеннем ветру. – В прошлый раз ты меня не узнала.

– Да, Мэзгуащэ.

– И вела себя не очень-то уважительно.

– Да, Мэзгуащэ.

Богиня прохаживалась взад-вперед по полянке. Я не смела поднять глаза и видела только ее ноги в золотых чувяках. Мне оставалось лишь гадать, что выражает лицо богини.

– Ты вылила молоко, которым я тебя одарила, в ручей.

– Да, Мэзгуащэ.

– И решила обратиться к темным силам…

– Да, – от стыда у меня задрожали колени. А может быть, от страха за свою судьбу.

– И ты отвернулась от всех, кто пытался тебе помочь.

– Да…

– И вот, ты здесь.

– Да, – ответила я одними губами. Тяжесть моих поступков давила мне на плечи, и я знала, что еще немного, и я упаду на колени перед Мэзгуащэ, схвачу ее за подол и буду ползать перед ней, умоляя о прощении и помощи, совершенно забыв о гордости и чести.

– Что ж, Сурет, дочь Шертелуко, – белые светящиеся руки легли мне на плечи, и я почувствовала, как по телу разливается тепло. Мне вдруг стало спокойно, все темные чувства, бередящие мне душу, исчезли, будто кто-то снял с сердца абра-камень, лежавший там с тех самых пор, как отцу стало плохо.

– Ты оказалась здесь не случайно, – продолжила Мэзгуащэ, – чтобы искупить свой грех и очистить душу, ты должна уничтожить источник этого зла. Только так ты сможешь спастись сама и спасти всех остальных. И только так ты исправишь свои ошибки.

Я подняла на богиню взгляд. Ее серебряное лицо оставалось таким же мягким, но глаза цвета лесного ореха смотрели строго.

– Но как я могу побороть Уэзрэджа Ябгэ?

– Карлик не всесилен. У него есть слабость, узнаешь ее – конец ему. Тебе помогут те, чьи сердца ты расположишь к себе.

Я кивнула, нервно сглотнув. В последнее время я только отталкивала от себя других. Мэзгуащэ же продолжила:

– Но будь осторожна, колдун хитер и умен. Но тебе даны разум и пламень, умом ты и камень расплавишь⁹².

– Да, Мэзгуащэ, – только и смогла ответить я.

Богиня отняла от меня свои серебряные руки, и все сомнения и сожаления, мучившие меня, вновь рухнули на мою душу, будто валун во время обвала. Богиня давала мне испытание. Испытание, которое поможет мне исправить ошибки и искупить вину. Но неужели она считает, что это испытание мне по силам?

Мэзгуащэ тем временем будто собралась уходить, но в последний момент остановилась.

– Ах да, моя сестра просила передать тебе, что твоя жертва пришлась ей по вкусу и она посылает тебе свой дар.

Мэзгуащэ вытащила из мешочка у себя на поясе небольшой деревянный гребень, украшенный переливающимся в свете ее лица перламутром. Я протянула к нему дрожащую руку, не веря, что Псыгуащэ пожаловала мне такой дар⁹³. На ощупь гребень оказался прохладным и чуть влажным. Я сжала его в руке и прижала к сердцу.

– Этот гребень вырезан из боярышника⁹⁴. Он поможет тебе исцелить эти реки, – богиня сделала жест в ту сторону, откуда доносилось журчание ручья. – И помни: сделай добро и брось в воду⁹⁵.

Бросив эту последнюю загадочную фразу, Мэзгуащэ развернулась и, сделав несколько шагов в сторону, растворилась в воздухе, будто ее никогда здесь и не было. Вместе с ее уходом пропал и теплый свет, так похожий на солнечный, и полянка вновь погрузилась в густой неприятный полумрак. Снова стало жарко и удушливо влажно, и я только теперь поняла, что с приходом Мэзгуащэ воздух наполнился свежестью и прохладой.

Я посмотрела на гребень, лежащий у меня в руке, – единственное доказательство того, что все произошедшее мне не приснилось, – и опустилась обратно на землю.

Я молилась о помощи, и получила ее. Но разве смела я ожидать от богини милосердия ко мне, к той, что добровольно пришла просить помощь у уддов? Она могла бы ударить меня бронзовой плетью и обратить в свинью⁹⁶. Но вместо этого она дала мне шанс на искупление, и это согревало мое сердце. Значит, моя душа еще не погрузилась во тьму и, несмотря на всю боль, которую я причинила, и все глупости, которые сделала, у меня еще был шанс выбраться с Седьмого дна земли и вернуться домой.

Но неужели мне было под силу такое испытание? Мэзгуащэ сказала, что мне помогут друзья и мой ум. Но я растеряла всех своих друзей, даже Джамидеж не разговаривал со мной после того, как я обозвала его предателем. Что уж говорить о Нурби, которому я разве что не плюнула в лицо. Да и умом я похвастаться не могла. Будь у меня ум, я бы не оказалась по своей воле на Седьмом дне земли в плену у Уэзрэджа Ябгэ.

Широкие листья зашевелились и из кустов вышел Джамидеж, по-прежнему взмыленный и злой. Казалось, что еще немного, и альп начнет дышать огнем, как в сказках. Мне было трудно представить, что Джамидеж сможет простить меня.

И в то же время, он ведь пришел за мной. Несмотря ни на что, он пришел за мной на самое Седьмое дно земли. Пришел, не думая об опасности, о последствиях. А значит, в его сердце еще теплилась любовь ко мне. И у меня был шанс раздуть ее обратно, как раздувают угасший за ночь огонь в очаге. Ободренная этой мыслью и приятным холодом гребня Псыгуашэ в руке, я поднялась с земли и сделала несколько шагов в сторону Джамидежа.

Альп поднял голову, когда я подошла. От меня не укрылось то, как раздуваются его ноздри и как его уши уходят назад, прижимаясь к голове.

– Я понимаю, ты злишься на меня. Я…

– Только не говори, что не имела в виду то, что сказала. Это ложь.

– Ты прав. Я тогда… Я сделала глупость. Я совсем не думала, ни о чем не думала, кроме того, что мне нужно спасти жизнь Шертелуко.

– А стоило бы.

– Теперь я это понимаю. И мне так жаль.

Джамидеж только фыркнул и отвернулся.

Мне вдруг вспомнилось сказание о юной отважной Малечипх. О том, как она уговаривала коня своего возлюбленного рассказать о его судьбе. Слова старинной песни сами пришли мне в голову. Я осторожно положила руку на шею альпу и тихонько запела, пытаясь подражать мелодии, исполняемой джегуако:

Белоснежный, горбоносый,

С гордой шеей, с узкой мордой!

На скаку ты скор и легок;

Седоку всегда послушен;

То во весь опор несешься,

То бежишь ты плавной рысью.

Ты знаком и с высью горной,

И с просторною равниной.

Мужа храброго ты в стужу,

Как подстилка, согреваешь.

Каждая играет жилка

Под ударом жесткой плети

В стройном и поджаром теле.

В бранном деле ты – товарищ

С крепкой грудью, с мощным станом.⁹⁷

Джамидеж снова громко фыркнул, все так же отворачивая от меня голову. Но от меня не укрылось, что его тело немного расслабилось, а уши выпрямились.

Я обняла альпа за шею и приложила лоб к его влажной от пота шерсти.

– Прости меня, Джамидеж. Я глупая, самонадеянная и упрямая, я знаю. И я поступила с тобой плохо. Прости меня.

Какое-то время мы стояли молча. Я слышала каждый удар своего сердца, отмеряющего эти мучительные мгновения.

– Я не белоснежный, – вдруг буркнул Джамидеж.

– Что?

– «Белоснежный, горбоносый» – это про какого-то другого альпа, – голос Джамидежа звучал так напускно-обижено, что невольно хихикнула.

– Ну вот, теперь ты еще и смеешься надо мной! – в том же духе продолжил альп, вызывая у меня неконтролируемый приступ смеха. Я поняла, что он и сам смеется.

На меня нахлынуло такое облегчение, что я еще плотнее прижалась к шее альпа и даже поцеловала его, и мои губы стали кислыми от конского пота.

– Ну хватит, ты меня задушишь, – Джамидеж осторожно вырвался из моих объятий и наконец повернулся ко мне. – И что дальше?

Вопрос застал меня врасплох.

– Я…

– Ну? Я жду, – если бы Джамидеж был человеком, в этот момент он упер бы руки в бока. Я понимала, что альп скорее шутит, подкалывает меня в отместку за то, как я повела себя с ним. И все же в его словах уже не было злости и отстраненности, которые я ощущала прежде.

– Ко мне явилась Мэзгуащэ, – выпалила я, сама того не желая.

Джамидеж удивленно поднял уши.

– Когда?

– Сейчас. Когда ты ушел. Она оставила мне это, – я протянула гребень Псыгуащэ вперед на вытянутой руке.

Альп наклонился к моей руке и шумно понюхал гребень.

– Я чувствую в нем силу. Должно быть, богиня не хотела, чтобы я ее видел. Я ведь никуда не уходил, просто зашел за кусты. Не хотелось тебя видеть.

– Извини.

– Полно. Зачем Мэзгуащэ явилась тебе?

– Она сказала, что я должна уничтожить Уэзрэджа Ябгэ и освободить его пленников. И только так мы сможем выбраться отсюда.

Джамидеж задумчиво повел ушами.

– Осталось только не умереть от голода и жажды раньше времени. Эти растения как одно ядовиты. А вода гнилая, ты права.

– Мне кажется, это для этого Мэзгуащэ дала мне гребень. Она сказала, что он исцелит реки этого места.

– Чего же ты тогда здесь стоишь? Иди проверь. Я умираю от жажды.

Я быстро кивнула, схватила свой походный котелок и побежала к ручью.

Воняющая тухлятиной белесая вода все так же неспешно текла по влажному склизкому руслу. Я осторожно опустилась на колени на берегу. В одной руке гребень Псыгуащэ, а другой – котелок. У меня не было представления о том, как работает волшебный подарок речной девы, но я побоялась опускать его в текущий передо мной поток. Вдруг течение вырвет его из моих рук и унесет в неизвестность, что я тогда буду делать.

Я осторожно опустила котелок в воду, держа за металлическую ручку, и он тут же наполнился зловонной жидкостью. Мне даже показалось, что от соприкосновения с этой водой по металлу пошла коррозия, настолько ядовитым было все на Седьмом дне земли.

Держа котелок за ручку, я аккуратно опустила в него кончик волшебного гребня. Стоило деревянной поверхности коснуться воды, как та забурлила, исходя зловонным паром. Но это длилось недолго, через несколько мгновений пар развеялся, и в котелке осталась лишь вода, прозрачная, чистая и свежая. Я осторожно поднесла котелок к губам и сделала глоток. Вода и на вкус оказалась похожей на ту, что сочится из толщи гор и радостно звенящими ручьями бежит по долинам. Настоящая вода, не гнилая и не ядовитая. Я жадно выпила почти все содержимое котелка. Меня переполняла радость. Это была моя первая победа над этим местом. Маленькая, но победа.

Но котелка не хватило бы, чтобы напиться Джамидежу, поэтому мне предстояло рискнуть. Я крепко сжала гребень, так, что его зубчики больно впились мне в руку, но мой страх потерять волшебный предмет был слишком велик, чтобы обращать на это внимание. Я сунула руку с гребнем в ручей, и от воды также повалил пар. Постепенно вода ниже по течению от места, где я держала руку, стала такой же чистой, как до того в моем котелке.

– Джамидеж! Иди сюда!

Морда альпа высунулась из-за кустов.

– Смотри, получилось!