– Будьте тут и никуда не уходите. Мне нужно сходить за Нурби.

С этими словами альп резко сорвался с места и скрылся в чаще. Мы с Канболетом непонимающе переглянулись. Стало вдруг неприятно тревожно, сердце заерзало в груди от неизвестности. Лес вокруг стал казаться еще более темным и опасным. И все же от того, что мы были здесь вдвоем с Канболетом, мне было чуть-чуть спокойнее. Мне хотелось верить его обещанию, что, пока он рядом, со мной ничего не случится.

Напряженное молчаливое ожидание продлилось недолго. Вскоре из леса в той стороне, куда ускакал Джамидеж, послышался шум. По звукам было несложно понять, что кто-то пробирается через чащу. Еще несколько мгновений, и из-за деревьев появился Нурби: грязный, помятый, с длинной царапиной на лице и какими-то колючками на одежде и в папахе. Его конь выглядел не лучше. Вслед за ними вышел и Джамидеж, такой же чистый и свежий, как и был.

– Нурби, – я поспешила подняться с места, – ты в порядке?

– Все хорошо, – буркнул в ответ брат, хотя нетрудно было догадаться, что это ложь.

– Твое лицо…

– Царапина. Заживет. Пошли, – Нурби нетерпеливо посмотрел на Джамидежа, который не очень-то торопился трогаться с места.

Альп был прав, у нас было еще одно незаконченное дело:

– Подожди. Давай я пришью дэнлъэч к твоей черкеске.

– Что?

Тут вмешался Канболет:

– Сурет права, так будет лучше. Смотри, она мне уже пришила! – мужчина выпятил грудь вперед, демонстрируя мою работу.

Нурби ничего не сказал, рассеяно стянул грязную черкеску и бросил мне. А сам рухнул прямо на влажную землю и обнял руками колени. Канболет смерил его немного встревоженным взглядом, но счел нужным промолчать. Как и я. Я догадывалась, что случилось. Нурби, разгоряченный злобой, ринулся в лес не разбирая дороги. И заблудился. Или провалился в яму. Или запутался в колючих кустах. И там его нашел Джамидеж, вызволил и привел обратно, тем самым доказав, что был прав. И теперь Нурби сгорал от стыда и досады. Это напомнило мне, как Нурби в детстве порой пытался спорить с отцом, но в итоге тот всегда оказывался прав. И Нурби, весь красный и хмурый, убегал на конюшню и сидел там в самом дальнем стойле один, пока не смирялся со своим поражением. Прошло много лет, а Нурби совсем не изменился, только теперь ему некуда было убежать.

Заметив настроение друга, Канболет убрал шичепшин в перекидную сумку и отошел в сторону. Я же поспешила закончить шитье и вернуть черкеску владельцу. Только после этого Нурби поднялся на ноги, отряхнул штаны и внезапно вежливо попросил Джамидежа продолжить путь. Мы снова пошли сквозь влажный лес. Эта его часть мало чем отличалась от всех остальных, и я не могла наверняка сказать, были ли мы здесь раньше или нет, приближаемся ли мы ко дворцу Уэзрэджа Ябгэ или нет. Но Джамидеж шел вперед уверено, и я доверялась ему.

Однако довольно быстро окружающая нас природа начала меняться. Подлесок поредел, выдранный или примятый кем-то. То тут, то там на месте высоких деревьев торчали лишь гниющие, покрытые мхом и другими растениями, но когда-то ровно спиленные пни. Где-то рядом кто-то жил и добывал в этом лесу древесину. Главное, чтобы это были не иныжи.

Я не стала делиться своими опасениями, чтобы не нагнетать обстановку еще больше: Нурби все еще хмурился и угрюмо молчал. Канболет тоже оставил свои шутки и истории, видимо, из уважения к дурному настроению своего кунака. Джамидеж шел впереди и полностью игнорировал нашу троицу. И весь наш путь прошел в этом напряженном молчании и атмосфере раздражения и недоверия. От этого мои опасения насчет нашего будущего лишь усиливались.

Проходя мимо следов человеческого труда, все чаще и чаще встречающихся в лесу, я невольно представляла, как навстречу нам из-за деревьев выходят многоголовые великаны с гигантскими мечами в волосатых лапищах. С такими не договориться и не сладить. Оставалось лишь гадать, сможем ли мы дать им отпор, или нас не ждет ничего, кроме бесславной кончины среди неприветливого леса Седьмого дна земли?

За этими нерадостными фантазиями я и не заметила, как деревья окончательно расступились, выпуская нас на открытое пространство. Чуть в стороне на берегу большого озера толпились покрытые подтеками плесени сакли с соломенными крышами. Прямо перед нами высился журавль¹¹⁸ большого колодца. А на другом берегу озера я разглядела знакомый мне силуэт – дворец Уэзрэджа Ябгэ. Джамидеж не подвел и снова привел нас туда, куда было нужно.

Сам альп тоже это заметил и остановился на опушке.

– Это и есть дворец? – спросил Канболет, вглядываясь в нечеткие из-за висящей в воздухе влажной дымки очертания здания.

Я кивнула.

– А аул?

– Я не знаю, я не заходила в него. Должно быть, тут живут пшитли карлика.

От размышлений вслух нас отвлек низкий встревоженный голос Нурби:

– Кто-то идет.

Мы замерли, ожидая опасности, но из-за изгороди ближайшего дома вышла всего лишь молодая девушка в простом платье и с кумганом на плече. Она шла к колодцу за водой, но в ее движениях было что-то странное. Девушка шла очень медленно: делала шаг, замирала, бессмысленно глядя перед собой, спустя не меньше десяти ударов сердца делала еще шаг и вновь замирала. В ее походке, всем ее теле чувствовалась какая-то непонятная скованность. На наше присутствие она никак не среагировала.

– Она как будто спит, – прошептал Канболет, чтобы его могли услышать мы, но не девушка.

– Что ты имеешь ввиду? – почти огрызнулся Нурби.

– Мой брат в детстве иногда ходил во сне. Мы находили его то на дворе, то в хлеву, то и вовсе на улице в одном ночном платье. И, когда мы тормошили его, он просыпался и совершенно не понимал, где находится. Один раз я заметил, как он встает с кровати и пошел за ним: он двигался точно так же.

Пока Канболет рассказывал, девушка чуть приблизилась, по-прежнему не обращая на нас никакого внимания, хотя мы стояли уже совсем близко. Я смогла рассмотреть ее получше: волосы грязные и растрепанные, платье неопрятное и все в пятнах, руки в мелких язвах и порезах, под глазами – синяки. Ее глаза были открыты, но в них не было блеска жизни. Это были пустые глаза покойника. Я вздрогнула. Вид девушки вызвал у меня какое-то глубокое необъяснима отторжение.

В пораженном молчании мы наблюдали за тем, как девушка подошла к колодцу, поставила кумган на землю, постояла все в том же неестественном ступоре и наконец, взявшись двумя руками за свисающую жердь, начала медленно опускать ведро в колодец. Все это продолжалось мучительно долго, но мы стояли неподвижно, не понимая, что делать и как реагировать. В конце концов, из колодца наружу показалось полное ведро. Я невольно ахнула, увидев его содержимое. В ведре плескалась та же гнилая белесо-бирюзовая вода, что и в других источниках Седьмого дня земли. На наших глазах девушка начала переливать эту непригодную для питья жидкость в свой кумган.

– Они что, пьют ее?.. – пораженно прошептала я. – Бедняжки…

Девушка закончила свое дело, отпустила ведро и, взвалив кумган на плечо, развернулась и так же медленно, то и дело бессмысленно замирая, пошла обратно в аул.

– Пойдемте за ней, – предложил Канболет, сам уже делая первый шаг.

Никто не стал возражать, и мы осторожно двинулись следом за девушкой в незнакомый будто бы неживой аул.

Он встретил нас странной атмосферой. Странной даже для Седьмого дна земли. Здесь точно жили люди, но не было слышно ни слова, по улицам не сновали дети и не бродили животные. И никто из жителей не обращал на нас внимание. Все они напоминали девушку, за которой мы шли: медлительные, вялые и будто бы спящие.

Девушка завернула в один из дворов, и мы, оставив лошадей на улице, последовали за ней. Посреди двора сидел мужчина и плел корзину. Он был таким же грязным и неопрятным, как и девушка. Его запутанная борода так отросла, что почти полностью скрывала лицо. Руки двигались умело, но дергано и медленно. А глаза бессмысленно смотрели куда-то в пространство. Он не поприветствовал нас и вообще никак не отреагировал на наше появление.

Мы двинулись дальше по аулу, в котором и было-то не больше десятка домов, надеясь найти кого-то, кто хотя бы обратит на нас внимание. Мы сами почти не разговаривали, будто бы гнетущая тишина этого места действовала и на нас.

В стороне мы заметили женщину, копающуюся в каких-то грядках. Удивленная тем, что она может выращивать в этом гиблом месте, я подошла ближе. К моем ужасу, на огороде росли те же уродливые ядовитые растения, что и везде в этом краю. На одном из них, небольшом кусте с тонким стеблем и широкими листьями, уже вызрели огромные неправильной формы пупырчатые кроваво-красные плоды. Женщина срывала их и складывала в корзину. Я страшилась представить, что кто-то мог есть эти ядовитые овощи, но и придумать никакого другого повода собирать их я не могла.

– Что же здесь происходит? – тихо обратилась я к своим спутника. – Они пьют гнилую воду, едят ядовитые растения. Но зачем?

– А что здесь еще есть и пить, – хмуро бросил Нурби.

– Если бы не твой волшебный гребень, мы бы тоже рано или поздно начали пить эту воду, – согласился Канболет.

– Но как они вообще здесь оказались? Во всем лесу не было ни одной живой души не считая Нагучидзы, – недоумевала я.

– Если это пшитли Уэзрэджа Ябгэ, должно быть, они оказались здесь так же, как и его унауты, – предположил Джамидеж.

Мы молча кивнули, соглашаясь с альпом. Наверняка Уэзрэдж Ябгэ похитил этих людей так же, как Тыжин, Дыщэ и остальных.

Мы пошли дальше, и в одном из дворов увидели двух девушек, вышивающих золотом. Они были очень похожи, и даже за неопрятностью и спутанностью волос проглядывала красота. Они чем-то напомнили мне Гошемиду с ее большими глазами и губами цвета кизила. Одно место рядом с ними пустовало.

Я приблизилась, чтобы посмотреть, что вышивали сестры. Каждая из них работала над частью еще не собранного белого платья. Золотые узоры стелились по ткани, текли, будто река. Я узнала это шитье. Такое платье дал мне для джэгу Уэзрэдж Ябгэ.

Я засмотрелась на тонкую искусную работу девушек и подошла к ним слишком близко. Одна из них, та, что сидела ко мне ближе, перестала шить и подняла на меня глаза. Они оказались голубыми, как и у Гошемиды, но будто покрытыми пеленой, делавшей их блеклыми и водянистыми. Несколько мгновений девушка смотрела прямо на меня, и я замерла, боясь пошевелиться. Но она ничего не сказала и, лишь вздохнув, вновь вернулась к работе.

– Мы должны помочь им, – сказала я, возвращаясь к своим спутникам, – они пленники карлика. Они шьют для него платья, плетут корзины, и кто знает, что еще делают, и все это против своей воли, я уверена.

– Но что мы можем поделать? – Нурби продолжал хмуриться, как и я, изводимый своим бессилием. – Уэзрэдж Ябгэ околдовал их.

– Они все пропахли этой водой, – вклинился в наш разговор Джамидеж, который уже некоторое время ходил туда-сюда, шумно принюхиваясь. – За этой вонью едва слышен их собственный запах.

– Может, в этом и дело? – осенило меня.

– О чем ты? – в голосе Нурби читалось раздраженное недоумение.

– Они пьют эту воду, едят эти овощи. И яд превращает их в безвольных рабов.

– Не только красива, но и умна! – не то притворно, не то искренне восхитился Канболет, и от меня не укрылось, что Нурби бросил на него недовольный взгляд.

– Должно быть, та девушка еще не использовала воду… – я поспешила к первому двору, куда мы заглянули.

Остальные последовали за мной.

– Сурет, ты не может просто ввалиться в их дом без приглашения! – попытался остановить меня Нурби, но я лишь отмахнулась от него, проносясь мимо плетущего корзину мужчины прямо на кухню.

Девушка, которую мы видели у колодца, и женщина с огорода нарезали пупырчатые красные овощи. Кумган полный воды стоял тут же рядом с очагом. Часть воды уже перелили в большой котел, но еще не повесили его на огонь.