– Спасибо, – не зная, что еще сделать, я потрепала коня по шее, и, к моему удивлению, он подался на встречу моей руке, принимая ласку. Будь он хоть сто раз говорящим и волшебным, Джамидеж все же оставался конем.

Погладив его еще немного, я спешилась и заглянула под каменный навес. Сумерки сгущались, и там царила почти непроглядная тьма. Мне пришлось двигаться на ощупь, силясь найти припасы, оставленные другими путниками или охотниками, и мне повезло – мои руки наткнулись на кучу хвороста, сваленного в самой дальней и сухой части навеса, где высота его не превышала локтя.

Разведя костер, я расседлала Джамидежа и почесала ему натруженную потную спину и бока – альп воспринял это с большим энтузиазмом и сообщил, что я, наконец, поняла, как обращаться с существами его породы. Это заставило меня улыбнуться, но только так, чтобы он не видел. После Джамидеж ушел пастись, а я, быстро слепив и поджарив на огне пресную лепешку, расстелила на земле под навесом войлочную попону, подложила под голову седельную подушку, накрылась буркой и уснула все тем же беспокойным полным видений сном.

Разбудили меня голос Джамидежа и яркий солнечный свет, пробивающийся сквозь закрытые веки.

– Сколько можно спать! Разве подобает гуащэ отлеживать бока до полудня? Отец тебя совсем разбаловал!

Альп громко заржал. Открыв глаза и щурясь от яркого солнца, я увидела перед собой его морду. Высота каменного навеса не позволяла коню подойти ко мне вплотную и даже дотянуться до меня носом, и он раздраженно стоял там, куда мог пролезть, бил копытом землю и махал из стороны в сторону роскошным хвостом.

– О, проснулась, наконец, – всхрапнул Джамидеж, – вставай и отправляемся. Иначе не доберемся до аула до ночи.

– Хорошо, хорошо, – промямлила я, поднимаясь и едва не влетев лбом в нависающую надо мной скалу. Заметивший это Джамидеж лишь громко фыркнул и ушел щипать сочную горную траву.

Все еще щурясь от яркого света, я выбралась из-под навеса, послужившего мне приютом этой ночью, и обомлела. В золотом сиянии солнца долина преобразилась. Сочная трава волновалась на ветру, как воды озера, отливая серебром. С наступлением дня раскрыли свои бутоны многочисленные цветы разнотравья – куда больше, чем вечером. Горный луг почему-то напомнил мне подаренный отцом серебряный пояс с драгоценными камнями, пояс джинов. От красоты перехватило дыхание, но воспоминание об отце напомнило мне, зачем я здесь, будто обдав сердце кипятком. Я быстро собрала вещи, оседлала коня, и мы снова двинулись вперед.

Всю дорогу вверх по долине Джамидеж бурчал о том, что я слишком нежная и нерасторопная для такого путешествия. В его словах я слышала упрек в том, что я женщина, что у Шертелуко нет сына, и мне нечего было возразить ему. И все же я старалась не давать колким замечаниям альпа подточить мою решимость.

Когда мы достигли наивысшей точки долины, из-за склона показались две горделивые вершины Ошхамахо. Несмотря на погожую погоду, гора скрылась за низкими облаками, напоминающими белую папаху. И все же грандиозность горы, нависающей над всем вокруг, по-прежнему так же восхищала.

Долина, по которой мы двигались, оказалась склоном небольшой горы, резко обрывающейся скалистой пропастью по правую руку, и крутой тропинкой уходящий вниз в теснину по левую. Даже здесь, на высоте, было слышно, как внизу шумит, перекатываясь по камням, горная речка.

– Мы точно сможем здесь спуститься? – спросила я, перевесившись через шею коня и с опаской глядя вниз на покрытую сыпучим мелким камнем тропу вдоль склона.

Джамидеж вновь громко фыркнул, чуть повернув ко мне голову, будто покосившись.

– Седлает волшебного коня и задает такие вопросы!

И он резко, без предупреждения, прыгну вниз на первую ровную площадку на тропе. Я, все еще нависающая над его шеей, едва не вылетела из седла, и должна была бы вылететь, но какая-то неведомая сила вернула меня на положенное место. Я вскрикнула, вцепившись в луку седла, и зажмурилась. Телом я чувствовала, как конь подо мной перепрыгивает с площадки на площадку, легко, будто взлетая и приземляясь, как птица.

После нескольких таких прыжков я наконец осмелилась открыть глаза и чуть разжать окаменевшие пальцы на луке. Отец учил меня прыгать вместе с конем, и я знала, что делать. Но одно дело прыгать через забор дома, а другое – на крохотную ровную площадку над глубокой пропастью. Но для Джамидежа этой разницы будто не существовало. Он быстро скакал по склону, приземляясь ровно в нужную точку так легко, что ни один камешек не летел из-под его копыт. Завороженная, я наблюдала за его грациозными прыжками, привычным движениям балансируя в седле. Страх сменился эйфорией, восторгом, сходным с тем, который испытывает маленький ребенок, когда сильный и уверенный взрослый катает его на плечах или подбрасывает в воздух. Я невольно засмеялась, наслаждаясь развевающим волосы ветром и ощущением полета, и сама не заметила, как оказались у подножья.

Внизу нас ждал влажный, пробирающий до костей холод. Узкая теснина нависла над несущимся вдаль кристально-прозрачным ручьем, чья вода закручивалась в небольшие водовороты на камнях, бурлила и пенилась от скорости течения. А с другой стороны шумел, да так, что все вокруг будто содрогалось, водопад. Белые потоки воды летели вниз из узкого русла на нависающей скале, так высоко, что отсюда его едва было видно. Должно быть, именно об этом водопаде мне и говорил чабан.

Я тронула шею Джамидежа – на рыжей шерсти уже блестели малюсенькие капли воды – и он остановился, позволяя мне спешиться. Движимая внезапным внутренним порывом, который я не могла даже до конца осознать, я подошла ближе к водопаду. Его струи падали на землю, создавая небольшое озерцо и поднимая мириады брызг. Ветер, рожаемый мощью стихии, нес их во все стороны, и вскоре моя бурка блестела от капель, как трава от росы утром. Озеро было не круглым, часть его занимал высокий, спускающийся вниз к воде камень, должно быть когда-то очень давно вымытый там, наверху этой же рекой. Я подошла ближе, забралась на камень и остановилась всего в нескольких метрах от с невероятной силой и скоростью падающей воды. Мокрый ветер дул мне в лицо, расплетая косы. Я поежилась, плотнее закутываясь в бурку.

И вдруг в струях воды я разглядела что-то. Лицо. Сперва я подумала, что мне показалось, но с каждой минутой лицо в белых пенных потоках воды вырисовывалась все яснее. А потом я услышала голос:

– Зачем ты пришла ко мне, дитя?

Осознание обрушилось на меня, как водопад передо мной. Со мной говорила Псыгуащэ⁴⁵, дева рек. Ее лицо, сотканное из воды, было прекрасно. Вода сплеталась в ее косы, тянущиеся до самого озерца внизу.

– Может, ты принесла мне в жертву Ханцегуащэ⁴⁶? Но разве мои воды не текли в изобилии этой весной? Я была милостива.

– Я здесь, потому что я ищу белую лань, что живет в священной роще у подножья Ошхамахо, – честно ответила я, с восхищением и благоговением глядя на лицо речной девы.

– Вот значит, как, – лицо постепенно отделилось от водопада, обретая плотность, а вслед за ним из-под покрова воды появилась молодая женщина. Она была нага, и лишь длинные волосы, все еще сотканные из речных потоков, закрывали ее полные груди. Она высунулась из воды лишь по пояс, но я знала, что скрывает водопад – рыбий хвост. Псыгуащэ подняла к лицу руки с тонкими пальцами, связанными полупрозрачными синеватыми перепонками, и постучала указательным по щеке, задумчивая.

– Я знаю, где живет лань. Но стоит ли мне говорить тебе об этом просто так, смертная девочка? – ее лицо будто излучало свет, я не могла оторвать от него глаз. Даже ветер и холод перестали беспокоить меня.

– У меня нет ничего, что я могла бы дать вам взамен, – пробормотала я, смущенная, что мне нечего преподнести великому речному божеству.

– Но так ли это? – большие ярко-бирюзовые глаза Псыгуащэ с любопытством и интересом разглядывали меня.

Вдруг за моей спиной раздалось громкое ржание и голос Джамидежа:

– Сурет!

Наваждение рассеялось. Заморгав, я обнаружила, что стою уже по щиколотку в воде, почти под самым водопадом. Ледяная вода вдруг обожгла мне ноги. Часто моргая, я обернулась и увидела Джамидежа на том же камне, где всего несколько мгновений назад стояла я.

– Я… я… – я попятилась, сама не понимая, что происходит.

Прекрасное лицо девы рек исказила злая недовольная гримаса.

– Ах вот значит как. Ну и забирай ее, волшебный конь.

Я резко остановилась. Мой взгляд метался между Джамидежем и девой рек.

– Но мне нужно узнать, где обитает волшебная лань! – воскликнула я наконец.

– Не говори с ней, Сурет, – предостерег Джамидеж, – она вновь околдует тебя и утопит.

Псыгуащэ насупилась:

– Ну зачем же так жестоко. Я могу взять и меньше. Например, твои прекрасные косы, – перепончатая рука подцепила мои волосы и подняла ближе к глазам. – Небольшая цена за жизнь твоего отца, не правда ли?

– Откуда вы… – я вздрогнула, но речная дева в ответ лишь рассмеялась, и ее смех напоминал стук камешков, потревоженных бурным потоком.

– Так что, Сурет, ты согласна?

Я бросила быстрый взгляд на толстую длинную косу, которую сжимала в руке Псыгуащэ, и мое сердце сжалось. Я отращивала волосы с самого детства. Все в наших землях говорили о том, какие восхитительные косы у дочери Шертелуко. Но стоила ли копна волос жизни моего отца? Этот ответ мне не нужно было долго искать.

– Да.

Псыгуащэ улыбнулась, хищно и удовлетворенно. Ее ногти тут же удлинились, став острыми, как бритва, кристаллами льда. Ей не потребовалось много времени. Всего несколько секунд, и остатки моих волос упали неровными прядями у лица. Я ощутила легкость. До этого я никогда даже не задумывалась, насколько тяжелыми были мои косы.

– Достойный дар, – протянула Псыгуащэ, поглаживая лежащие в руке волосы, – я отвечу на твой вопрос. Белая лань живет в роще над моим водопадом. Чтобы попасть туда, тебе нужно спуститься вниз по ручью – там живут люди, не пропустишь – из их селения выйди на восток, там будет тропа наверх. Наверняка твои соплеменники подскажут тебе, а с волшебным конем тебе не составит труда добраться туда.

– Благодарю вас, Псыгуащэ, – пробормотала я, потупившись, чтобы не смотреть на речную деву.

– Свое я уже получила. Прощай.

С этими словами Псыгуаще отстранилась от меня, возвращаясь под потоки водопада, и в мгновение ока слилась с его струями, исчезая.

Я вылетела из воды обратно на камень. Ноги горели, будто их опустили в костер. А на глаза наворачивались слезы. Я дрожащей рукой провела по голове, только сейчас осознавая произошедшее. Теперь волосы едва достигали середины шеи. Я опустила глаза и увидела в небольшой лужице в углублении камня свое отражение. Мое лицо, обрамленной влажными черными волосами, выглядело будто более худым и угловатым, чем раньше. Неужели вся моя красота была лишь в волосах?

В отражении рядом с моим лицом появилась морда Джамидежа, нависающего надо мной, его нос – как вся моя голова.

– Тебе не стоило говорить с ней, она могла утопить тебя.

– Спасибо. Ты защитил меня, – я повернулась к коню и обняла его морду, прижавшись лбом к теплой шерсти.

Мы постояли так несколько секунд, молча, а потом Джамидеж повел голову в сторону, заставляя меня отпустить.

– Пойдем, Сурет. Тебе нужно высушить ноги. До аула уже недалеко.

– Я не хочу в аул, – всхлипнула я, сжимая в кулаке остатки волос, – что я скажу им? Я не хочу врать. Не хочу притворяться. И волосы. Если они увидят, они поймут, что я вру.

– Ладно-ладно. Мы поедем туда, но обойдем аул стороной, хорошо? Или может там будет заброшенный дом. Это небольшой аул далеко ото всех, многие уходят оттуда вниз, в долину, там немноголюдно.

Я кивнула, все еще всхлипывая. Мое лицо было совсем мокрым, капли то и дело стекали по щекам и падали на уже тоже влажную кудрявую шерсть бурки. Я не знала, были ли это капли воды из водопада или мои слезы.

[КАРТИНКА: СЕДЛО]