– Но мне нужны мои. Мне еще домой ехать. Представляешь, сколько я простою на остановке, пока дождусь маршрутку в такую погоду? У меня замерзнут руки, и мне ампутируют пальцы.

Таращу глаза. Где она набралась таких ужасов?

– А ты развита не по годам. Но не рановато ли ездишь на маршрутке?

– Зато бесплатно. Детям до четырнадцати разрешено не платить за проезд, если их не сопровождает взрослый. А если водитель меня высадит не на моей остановке, то мама подаст на него в суд.

– Медленно, но верно я начинаю тебя бояться.

Мелкая улыбается ангельской улыбкой демоненка. Она точно знает, как поступить, если плохой дядя начнет ее трогать. Не удивлюсь, если в кармашках безобидной розовой курточки припрятан перцовый баллончик, складной нож, нунчаки и Уголовный кодекс.

– Так вот же твои перчаточки, солнышко! – ахает та самая мамашка, что терла шнобель своему киндеру. Хватает их со скамейки и отряхивает от снега. – Не удивлена, что это ваших рук дело, – фыркает мне с недовольной гримасой, натягивая одну из них на свободную руку сына. Во второй он держит ополовиненный бургер.

– В принципе, я тоже не удивлен, что у вашего пацана варежки с единорожками, – отвечаю ей в тон, беру Елку за капюшон и тяну к своей тачке. – Голодная? – спрашиваю у малявки, заметив, как она облизнулась при виде сочного сэндвича.

– Мама обещала сводить меня поесть блинчиков после концерта, – вздыхает Елка.

– Любишь блинчики?

– Обожаю.

– Я тоже, – признаюсь ей с улыбкой.

– Заливаешь?

– Клянусь.

– Да ладно? – не верит Елка.

– Серьезно. По сладким особенно с ума схожу. И с творогом, и со сгущенкой, и с клубникой уплетаю.

– Я тоже! – У нее азартно загораются глазки.

Прикольная девчонка. Хотелось бы мне такую же дочку, если когда-то стану отцом.

Смотрю на часы, прикидываю, сколько у меня есть времени, и предлагаю ей:

– Слушай, у меня есть еще минут сорок. Можем заскочить перекусить, а потом я отвезу тебя домой. Где ты живешь?

– Ага, так я тебе и поверила! – Она деловито скрещивает руки на груди.

– Умница, – подмигиваю ей. Открываю тачку, достаю сумку с документами и вынимаю паспорт. – Держи.

– Зачем он мне?

– Сфоткай и отправь своей матери. Можешь даже с пропиской. Напиши, что этот дядя спас тебя от позора в садике, что сейчас ты с ним поешь блинчиков, и он сразу же отвезет тебя домой. Если вдруг я тебя ограблю, твоя мама будет знать, где меня искать.

– А вы сильно рискуете, – хмыкает она, открывая паспорт и зачитывая: – Михаил Иванович Кайсаров.

– Умеешь читать?

– Лучше тебя! – Она фотографирует все заполненные страницы, отправляет контакту «Мать моя женщина» и возвращает мне документ. – Значит, женат ты еще не был?

– Я слишком стар для вас, госпожа Елка, – улыбаюсь ей, открывая заднюю дверь и кивая на детское кресло, в котором привез сюда Марининого сына.

Она залезает в него, поправляет курточку и предприимчиво отвечает:

– Но не для моей мамы.

– Сосватать нас решила?

– Почему бы и нет? – Жмет она плечиками.

Открываю портмоне и показываю ей маленькую фотографию Полины.

– Моя подруга.

– Бве-е-е… – демонстрирует Елка рвотный позыв. – Пластиковая кукла. Зачем она тебе?

– Сейчас такие в тренде. Не Аленушку же с косой до пояса по морям возить.

– Ты просто не пробовал отношения с простой девушкой.

– Да пробовал, – вздыхаю, любуясь Полиной. – Было у меня одно чудище. Если бы за голову не взялся, сейчас воспитывал бы с ней Иванушку твоего возраста. Представляешь, я директор фирмы. Солидное окружение, крутые партнеры. У всех отполированные жены или подружки. А у меня… – усмехаюсь, вспомнив то недоразумение. – Вот такие очки на пол-лица, – показываю Елке. – Секущиеся волосы. Растянутая кофта по колено. Брекеты на зубах. И родинка в пять копеек на щеке. Я с ней на спор связался. Еле удрал.

Девчонка хохочет, ярко представив, с какой жабой я однажды спутался. Как же ее звали? Не могу вспомнить. Этот ужас страшнее атомной войны все Монашкой называли. Я от них не отставал.

– А вдруг она в тебя влюбилась? – наконец проговаривает Елка сквозь смех.

– Не думаю. Она быстро нашла себе кого-то другого и родила от него ребенка. – Я захлопываю рот, опомнившись, что откровенничаю с шестилетней малявкой.

– Не парься. Я давно в курсе, что детей не в капусте находят. И аисты к размножению человеческих детенышей тоже не имеют никакого отношения. В магазине меня тоже не покупали.

– Кто бы сомневался!

– Долго мы еще стоять будем? Ты уже в снеговика превратился, – опять хохочет Елка.

Не могу сдержать улыбки. У нее настолько заразительный смех, что волей-неволей настроение поднимается.

Отряхиваюсь от снега, сажусь за руль и выезжаю с парковки.

– Рассказывай, где вы с мамой обычно едите блинчики? – интересуюсь у Елки.

– В фудкортах.

Морщусь. Хотя логично. Женщины любят шататься по магазинам. Торговый центр – оптимальный вариант и лифчик купить, и блинчик слопать.

– На Горе есть хорошее кафе. «Блинокль». Была там хоть раз?

– Да ты знаешь, сколько там блины стоят? – Округляет она глазки.

Посмеиваюсь, глядя на ее удивленное отражение в зеркале заднего вида. Забавная такая.

– Я угощаю, – успокаиваю ее.

– На какую сумму мне можно рассчитывать?

– На какую влезет.

– Учти, Михаил Иванович, у меня растущий организм. Ты не смотри, что я тощая. Ем я много.

– У моего отца есть рысь. Вот кто много ест.

– Настоящая рысь? – Она аж подпрыгивает на месте, искря любопытством в глазках.

– Самая настоящая, – утвердительно киваю.

– А покажешь? Когда-нибудь? Можешь просто пообещать. Не обязательно выполнять обещание. Я привыкла.

Снова смотрю на эту боевую девчонку. Походу, жизнь ее нехило долбает. Одета она хорошо. Ухоженная. Явно ни в чем не нуждается. Кроме внимания. Точно как я в детстве.

Прямо сейчас отвез бы ее на ту рысь посмотреть. Но черт меня за язык дернул. Не хочу, чтобы папаша решил, будто я нашел повод к нему наведаться.

– Когда-нибудь, – отвечаю размыто и меняю тему: – Признавайся, почему ты Елка? Это же не настоящее имя?

– А почему ты Майк?

– Так вышло.

– И у меня. Елина я. Не Алина, не Елена. Не рыба, не мясо. Елина, блина, – ворчит она, очевидно, недолюбливая свое имя, как и я свое.

– Зато необычно. Кто придумал?

– Мама, – тяжко вздыхает девчонка. – Бабушка Аня хотела назвать Прасковьей.

– Мне тоже мама имя дала. Отец хотел назвать Григорием. Так что были бы мы с тобой сейчас Прося и Гриша.

Елка опять хохочет, аж закатывается.

А с ней интереснее, чем с Марининым пацаном. Тот либо отключен от реальности, утонув в телефоне, либо скачет, глаза вышибает.

Привожу ее в кафе. Здесь почти пусто. На парковке всего две машины. Мало кому хочется в такую метель ехать за блинчиками на окраину города. Но место тут красивое. Воздух свежий. Город как на ладони. На большом балконе-террасе бинокли. Можно насладиться видом.

– Вон мой дом! – радостно взвизгивает Елка, пока ждем заказ. Тычет пальцем куда-то в сторону пригородного поселка.

Тоже беру бинокль и вглядываюсь в даль. Уютные двухэтажные домики из бруса и камня. Не каждому по карману.

– Видишь вон тот? С красной черепицей? Там еще труба толстая?

– Хорошо живешь, – констатирую я, разглядев что-то похожее на его описание.

На самом деле, из-за обильного снегопада сам поселок-то толком не видно, не то что отдельный дом.

– Отсюда пешком дойти можно, – улыбается Елка, откладывая бинокль.

Подозреваю, в ином случае она ни за что не поехала бы сюда.

– А где ты живешь? – интересуется резво.

– У меня квартира в центре.

– Ужас. Шум, грязь.

– Ты поэтому ходишь в городской садик? – подшучиваю я.

– Где было свободное место, туда и взяли. Но в школу я пойду возле дома. Там нянина подруга учительницей работает. Она меня к себе возьмет, – хвастается Елка.

– У тебя и няня есть?

– Мамина тетя. Я ее няней зову. Она водилась со мной, когда мама училась.

– Большая у вас семья.

– Мамина бабушка, мамин дедушка, мамина тетя, мамин кузен, его жена, двое детей, мама, я, Багир, Дуся.

Я присвистываю. Вот откуда в девчонке столько энергии. Она живет в дурдоме.

Приносят наш заказ, и мы возвращаемся в кафе. Ухаживаю за своей юной подругой. Помогаю раздеться, выдвигаю для нее стул, нарезаю блин.

– Я не маленькая, – уточняет она, забирая у меня приборы. – Что ты возишься? Ох, мужчины!

– У тебя что, бабушкин характер? – улыбаюсь я, наблюдая за ней.

– С чего ты взял?

– Когда ты перечисляла членов своей семьи, ты бабушку первой назвала. Значит, дедушка у нее в рабстве.

– Какой внимательный. – Елка набивает рот блином и, жуя, что-то еще бормочет.

Никогда мне не было так уютно в этом кафе, как сейчас. Удивительно, как один маленький человечек способен изменить все вокруг себя.

Нашу идиллию прерывает лишь телефонный звонок.

Обтерев пальчики салфеткой, Елка принимает вызов, но даже не подносит свой гаджет к уху. Знает, что звонившую и так будет отлично слышно. Даже мне.

– Господи, где тебя носит?! – кричит какая-то женщина в панике. – Почему ты не в садике?! Почему не сказала мне, что твоя мать не успела прилететь?! У нее вообще телефон отключен! Что за дядька с тобой на фотографии?! У меня пропущенный с неизвестного номера! Перезваниваю, а он вне зоны действия сети! Это он?! Что ему надо?! Требует выкуп?! Елина Михайловна, имейте в виду, вы будете наказаны за самодеятельность!

Елка жмурится, выслушивая эти обвинения. А я хотя бы знаю, что ее семье на нее не совсем наплевать.

Она прикрывает телефон ладошкой, подается чуть вперед и шепчет мне:

– Это няня. Увидела тебя на фотке в родительском чате. Придется тебе снова мне подыграть.

– Это уже перебор, – в тон шепчу ей, тоже подавшись вперед. – Я вряд ли похож на твоего папу.

– Его, кроме моей мамы, никто никогда в глаза не видел. Кстати, не забывай, я отправила маме твой паспорт. Они вычислят тебя и… Новый год ты встретишь не там, где хотелось бы.

– Как ты себе это представляешь? Твоей маме-то поди не отшибло память. Должна же она помнить, как выглядит твой папа. Заиграемся, и тогда мне точно крышка.

– Ее нет в городе, сказала же. Завезешь меня домой, поздороваешься с няней и уедешь. А маме я втихаря сама все объясню. Она меня поймет. Обещаю, что замну это дело. У тебя не будет проблем. – Елка протягивает мне свой телефон.

– Что? Нет!

– Да, – настаивает она.

– Нет, я сказал.

– ДА!

Ее мобильник оказывает в моей руке. Сглотнув, подношу его к уху и прислушиваюсь. Женский голос становится тише и напряженнее.

– Молодой человек, извольте представиться и объясниться, кто вы и где наш ребенок?

– Я… Елкин папа, – произношу, глядя, как малявка складывает ладошки в молитвенном жесте и поджимает губки. – Михаил…

Женщина замолкает. Елка выдыхает, откинувшись на спинку стула. До меня доходит, что няня назвала ее Елиной Михайловной. Вот так совпадение! Почти не вру.

– Немедленно везите Елину домой. Мне с вами о многом нужно поговорить!

Звонок обрывается. Я пристально смотрю на девчонку и скриплю зубами. Она начинает меня бесить. Срывает все мои планы.

– Чтоб ты знала, сейчас я должен обедать с очень деловыми людьми. Еще мне надо купить новый телефон, потому что из-за тебя я остался без связи. И загладить вину перед Полиной.

– Да мы быстро! – Отмахивается она и, соскочив со стула, бежит к гардеробу. – Думаешь, няня тебя на чай пригласит? Ты дальше калитки не пройдешь.

– Видать, твоего папу сильно уважают в вашей семье, – фыркаю я, отсчитывая наличку за заказ.

– Только заедем в одно место, – не теряется Елка, напяливая на себя курточку.

– Куда еще?