– Я ничего не решала, просто… не смогла сдержаться. Он так меня раздражает, что в ушах звенит.

– Только раздражает или еще что-то? – Мама задумчиво гладит меня по волосам. – Мне кажется, Джек неплохой человек, только несчастный. Что у него с ногами?

– Какая-то авария, но это не оправдывает его поведения. Во время собеседования он вел себя отвратно…

– Зато сегодня пришел извиниться и был очень вежлив, в отличие от тебя.

Потерев лицо руками, вздыхаю. За окном Джек нетерпеливо дергается, глядя на дорогу, на которой в вечерней пробке еле двигаются машины.

– Мне показалось, что он смеется надо мной… над нами. И что он задумал какую-то гадость.

– Какая еще гадость?! Перестань, Элли! – Отстранившись, мама возвращается на кухню. – Хватит говорить глупости, честное слово! Он позвонил час назад и попросил о встрече…

– И ты ничего не заподозрила?!

– Привлекательный мужчина хочет приехать к нам домой, и я должна сразу заподозрить что-то страшное? Между прочим, я еще очень даже ничего, ты мои годы не считай. Он моложе меня, но я не против…

– Мама!

– Что такое? Ревнуешь? – смеется от души.

– Нет, конечно! Почему ты не предупредила меня, что он приедет?

– Потому что знала, что ты запретишь его пускать, а мне было любопытно. Мы хорошо общались, а потом ты все испортила.

– Не все. Он позвонит Роджеру Лэйни, и тебя ждет большо-о-ой успех.

– Ну да, огро-о-омный!

Посмеиваясь, мама уходит к себе.

13

Отхожу от окна, брожу по кухне. Смотрю на блюдце с крошками, чашку с недопитым кофе. Рядом с Джеком со мной происходит нечто странное, словно все волоски на теле становятся дыбом. Я все время настороже, и каждое его слово, каждый взгляд как удар хлыстом. Джек был груб со мной, но пришел извиниться, а я повела себя отвратительно. Теперь он ушел, и я должна радоваться, но…

Тьфу ты!

Обувшись, выхожу на улицу.

Джек замечает меня, но продолжает смотреть на дорогу.

– Я вам и здесь мешаю? Мне подождать такси в другом месте? – спрашивает раздраженно.

Останавливаюсь в трех шагах от него. Чуть ближе – и через меня словно пропускают электрический ток. Не знаю, что за ощущения, хорошие или плохие, но очень сильные, это точно.

– Я вышла извиниться. Простите меня за грубость и бестактность. Не знаю, что со мной такое, но я не должна была так себя вести.

Джек не реагирует. Молча смотрит на поток машин, пока я исподтишка его разглядываю. У него светло-карие глаза и темные волосы. Он очень привлекательный, и фигура отличная, особенно мощные плечи. И силы характера в нем столько, что через край, и кажется, я ощущаю ее вкус на губах, терпкий и волнующий. Джек самый необычный человек из всех, кого я встречала, хотя бы по тому, как сильно он на меня действует. Я случайно попала в его орбиту и еле справляюсь с притяжением. Хорошо, что мы не будем работать вместе и вообще больше не увидимся, потому что от его взгляда со мной происходит нечто странное. Во рту сухо, в животе вакуум… и я не уверена, что эти ощущения такие уж плохие.

Собираюсь уходить, но слышу его голос.

– Во время собеседования вы показались мне бесхребетной пустышкой, но я ошибся. Я во многом ошибся. То, что я вам сказал, было не только грубо, но и несправедливо. Ирина рассказала о вашей жизни и планах на будущее. Вы целеустремленный человек и способны постоять за себя. Мне это нравится.

Меня пугает то, какой радостью отзываются во мне его слова. Как будто его комплименты имеют особый вес.

– Увы, мне в вас ничего не нравится, – ворчу чисто из чувства протеста, потому что меня тревожит моя реакция. – Однако это не извиняет моего поведения. Поэтому прошу прощения.

Джек кивает, в этот раз принимая мои извинения. Он не знает, что я ему солгала. Мне нравится в нем очень многое. Например, гордость и сила характера. И то, что он приехал извиниться. А еще мне нравится, что он, не жалуясь, стоит в грязи, скользкой и вязкой. Мог бы настоять, чтобы Мик достал инвалидное кресло, зашел в дом и подвез Джека прямо к машине, но нет. Джек все делает сам.

Поморщившись, признаю правду.

– Вы были очень проницательны во время собеседования, и это вывело меня из равновесия.

– Однако я ошибся насчет дырявых носков. – Слышу в его голосе улыбку, но он не встречается со мной взглядом.

– Зато вы были правы во всем остальном, касающемся меня.

Сама толком не понимаю, откуда взялись эти откровения и какой в них смысл сейчас, на краю прощания. Казалось, несколько минут назад в доме мы играли предписанные нам роли, а сейчас вдруг расслабились и стали настоящими. Как несуразно! Как странно.

– Даже если я угадал кое-что из вашей жизни, мне не следовало… У меня нет права вас критиковать.

– Благодарю провидение за этот факт! – отзываюсь с усмешкой.

– Я был груб, но у меня было плохое настроение.

– И как часто оно у вас?

– Не чаще раза в день.

Это он так шутит? По лицу не скажешь. Смотрит вдаль, морщится, будто ему неприятно быть рядом со мной, неловко.

– Вы знаете себе цену, Мисс Коваль. Это очень хорошо… для вашего возраста, – хмыкает. – И вы справились с трудностями без посторонней помощи, это достойно уважения. Желаю вам всяческой удачи. Если у вас когда-нибудь возникнут сложности, то… – Сует руку в карман, наверняка собираясь достать визитку, но потом качает головой. Морщится, будто ему в рот выжали пол-лимона. – Я уверен, вы наверняка справитесь с любыми проблемами без посторонней помощи, – говорит сухо и отворачивается.

И что это было?!

В этот момент появляется машина Мика. Съехав с дороги, останавливается метрах в двадцати от нас. Ближе подъехать не может.

Смотрю на ноги Джека, пытаясь понять, дойдет он без помощи или нет. Его ответный взгляд сверкает так яростно, что не решаюсь задать вопрос. Нельзя сомневаться в его силах, а то он закатает меня в асфальт, да еще попрыгает сверху. Все чтобы доказать свою силу и независимость. Уж кто-кто, а Джек Эванс не нуждается в помощи.

– Всего доброго, мисс Коваль! – Слова Джека звучат вежливо, но слишком растянуто, почти неохотно.

– Д-да, доброго, вам тоже, мистер Эванс! – Мой ответ тоже не сияет уверенностью.

– Я пришлю вам деньги в качестве компенсации…

– Никаких денег не надо!

– Мое дело прислать, а уж вам решать, что с ними делать.

Сделав небрежный жест рукой (полагаю, это было прощание), он направляется к машине. Его походка неуверенная, шаткая. Правая нога совсем слабая. Шагая вперед, он выпрямляет ногу, помогая себе рукой, и только потом делает быстрый шаг левой.

Слежу за ним не дыша. Впереди между клумбами с высоким кирпичным бордюром простирается огромная лужа. Джек не останавливается, не замедляет шаг. Заходит в лужу, как будто ее нет. Его ноги увязают в грязной жиже по самые лодыжки. Снова выйдя на дорогу, он оставляет грязные следы на асфальте.

Мик выскакивает из машины, услужливо открывает дверь, но, заметив недовольную гримасу Джека, тут же снова садится за руль. Джек не примет помощь, это очевидно.

Прислонившись к забору, смотрю вслед машине и силюсь понять, что за эмоции управляют мною в присутствии Джека Эванса.

14

В последующие две недели я не вспоминаю о Джеке. А что тут вспоминать? Его избыточную гордость? Пронизывающий взгляд? Зачем мне такая напасть… И я совершенно не думаю о странных ощущениях, которые он во мне вызвал, и как смотрел на меня, прощаясь. Казалось, мы давно знакомы и понимаем друг друга. Словно я болею его гордостью, а он – моим страхом.

Именно обо всем этом я и не думаю, а особенно о том, как беспорядочно бьется мое сердце в его присутствии. Никогда не интересовалась мужчинами старше меня, а ведь Джеку за тридцать. Думаю, он привлек меня тем, что наше знакомство было необычным, вот и все. Ничего более личного.

Все мое свободное время занято подработкой. Няней, репетитором, еще помогаю знакомой в агентстве недвижимости. Джек ужаснулся бы этому списку. Сказал бы, что я распыляю себя без толку. А на самом деле все наоборот. Я коплю деньги, чтобы посвятить следующий год исключительно учебе и не отвлекаться. Не волноваться о деньгах. По вечерам продолжаю помогать маме, если, конечно, можно назвать дегустацию вкуснейшей еды помощью. Джек порекомендовал маму своему знакомому шеф-повару, как и обещал, и с ней связались из частного клуба великого Роджера Лэйни и предложили принести несколько блюд на пробу. Вот к этому мы и готовимся. Вернее, мама готовит, а я пробую. Не очень полезно для моей талии, зато вкусно.

Выбрав несколько пирогов и пару десертов, мы с мамой отправляемся на назначенную встречу. Никогда не были в частном клубе, нам не потянуть даже вступительный взнос. Да и нас никто не пригласит, не порекомендует. Не того поля ягоды.

Снаружи здание кажется самым обычным, однако машины на закрытой парковке такие роскошные, что увидишь только если по телевизору, одна другой дороже. Следуя указаниям, мы ищем черный вход. Пожилой мужчина в ливрее впускает нас и просит подождать.

Мама так сильно нервничает, что начинаю за нее волноваться.

– Как ты думаешь, к нам выйдет сам мистер Лэйни? Или сначала его ассистент? У него наверняка десяток ассистентов…

– Мамуля, расслабься, все будет хорошо. Поставь блюдо на стол, а то у тебя руки трясутся, сейчас уронишь.

Мы в маленькой комнатушке без окон, из мебели здесь только стол и два стула. Похоже, нас сразу опознали как посторонних, не вписывающихся в интерьер элитного клуба, и спрятали в коморке. Проходит четверть часа, полчаса, сорок минут. За дверью слышны шаги, голоса, но к нам никто не заходит.

– Мистер Лэйни очень занятой человек. К нему наверняка очередь.

Не знаю, кого мама пытается успокоить, меня или себя. Заставлять людей ждать – это неуважение. Сама бы я давно плюнула на эту затею и ушла, но ради мамы сдерживаюсь.

Открываю дверь и сталкиваюсь с мужчиной в ливрее, который впустил нас в клуб.

– К сожалению, возникли непредвиденные обстоятельства, и вас не могут сейчас принять. Я провожу вас к выходу, – говорит с каменным выражением лица. Бросив взгляд на стоящие на столе блюда, добавляет. – Можете оставить… это… здесь.

Мама дико разочарована, но старается это скрыть.

– Да, конечно, все оставим. Вы скажите мистеру Лэйни, пожалуйста, что это кулебяка, я положила ее отдельно. Не сомневаюсь, что такой великий человек знает, что такое кулебяка…

Мама продолжает сбивчиво объяснять, и в глазах мужчины мелькает капля жалости. Как только мы уйдем, он выбросит все принесенное нами в мусорный бак, в этом нет сомнений. Небось, наденет резиновые перчатки для этого.

Нас вежливо, но настойчиво подталкивают к выходу.

– Ой, и скажите еще мистеру Лэйни, что не надо возвращать подносы, пусть не волнуется. Они недорогие, так что ничего страшного, если он их себе оставит… хотя у него наверняка и так много… подносов.

Мама страшно нервничает, поэтому и лепечет всякое. С каждым ее словом в моем сердце появляется новая трещина. За маму я любого порву, а уж этого мистера Лэйни…

– Ой, простите, можно мне в дамскую комнату? – копирую мамин восторженный тон, пряча за ним возмущение и негодование. Моя мама мягкий и открытый человек, искренний донельзя. А в открытую душу легко плюнуть, и некоторые этим пользуются.

Мне объясняют, как найти туалет. Мама дает знак, что подождет на улице.

Свернув за угол, спешу по коридору. Шансы того, что меня пустят в клуб, близки к нулю, но попробовать я должна. Ради мамы. К счастью, ни с кем не сталкиваюсь по пути. Сейчас вечер, время пик, наверняка все заняты в клубе, вход в который расположен с другой стороны здания.