Риз вернулся к ванне, но лишь затем, чтобы подхватить оставленную на бортике сигару и мыльницу, полную пепла. Даже не взглянув на Илайн, будто она обратилась в дым, он прошел мимо, оставляя мокрые следы на полу. Она изо всех сил постаралась не замечать того, что Риз обнажен и как по его бледной, точно матовое стекло, коже стекают капли воды.

– А что не так?

– Просто говори как есть, – бросил он, будто ее невинный предлог по-настоящему его разозлил.

– Ты не в духе.

– Вроде того. – Он затянулся сигарой и выпустил дым к потолку.

Илайн брезгливо поморщилась:

– Ма расстроится, если дом провоняет табаком. Она сегодня выпрыскала целый флакон духов.

– Зачем? – безразлично спросил Риз.

– Чтобы комнаты благоухали розами из Лима и девочки чувствовали себя как дома.

Он наконец потушил сигару в мыльнице и оставил свое «успокоительное» на краю раковины.

– Ревнуешь?

– Да брось. – Илайн переплела руки на груди и привалилась плечом к стене. – Твоими стараниями в нашей спальне дыма, как в портовом кабаке Ислу. Так что это я, скорее, почувствую себя как дома.

– Кажется, ты тоже не в духе, – подметил он и приоткрыл круглое поворотное окошко, чтобы впустить в комнату свежего воздуха.

Илайн проигнорировала замечание и перевела тему:

– Что там в Охо?

Риз устало склонился над раковиной, опершись на нее руками, словно бы заявляя, как его все доконало. Он ничего не отвечал, а Илайн ждала, наблюдая за каплями воды, стекающими между остро выпирающих лопаток, и думала о том, что Риз – единственная фамильная драгоценность Уолтонов, которую бы она с удовольствием вытирала полотенцем. Впрочем, в топку полотенце, она бы справлялась и без него.

Ее глупые фантазии прервались глухим, скованным тревогой голосом:

– Они все знают. Про удильщиков и Марбр.

– Им‑то какое дело?

Его мышцы напряглись. Плечи дрогнули. Риза раздражали ее любопытство и вопросы, но Илайн не могла отступить. Она должна понимать, с какой угрозой они столкнулись на сей раз, чтобы преодолеть ее вместе, рука об руку. В задумчивости она покрутила золотой обод на безымянном пальце, коснулась голубого камня в оправе, словно убеждаясь, что имеет право интересоваться делами супруга, даже если ему это не по нраву.

– К ищейкам обращаются за информацией, – сказал Риз после затянувшейся паузы. – Многие хотят знать, кто срывает сделки.

– Эверрайн в курсе? – сухо спросила Илайн. Не то чтобы ее беспокоила его судьба, однако в истории с удильщиками он был связан с Ризом, а значит, и проблема касалась их обоих.

– Отправил ему письмо, как только вернулся.

– А если за тобой следили?

– Что подозрительного в табачной лавке? – самодовольно хмыкнул Риз.

– Ах да. Твои хитроумные уловки. – Она закатила глаза, едва сдержавшись, чтобы не сказать лишнего. Проблема изобретателей заключалась в том, что они зацикливались на каждой детали и забывали проверить, работает ли механизм в целом. Этот, судя по осведомленности оховских ищеек, дал сбой.

Кажется, они молчали слишком долго. Дым успел развеяться, а духота сменилась свежей прохладой, которую Риз, охваченный мрачными размышлениями, даже не замечал, иначе бы уже воспользовался треклятыми полотенцами. Илайн положила их на край раковины, напомнив о своем присутствии.

– Спасибо, – равнодушно кивнул он, – я ценю твою заботу, но…

– Не могла бы ты свалить, Ила? – подсказала она.

– Не могла бы ты оставить меня ненадолго? – По сути, Риз сказал то же самое, но облек просьбу в более вежливую форму, еще и довершив мягким: – Пожалуйста.

Он наконец посмотрел на нее. Как будто взгляд мог сойти за веский аргумент, чтобы Илайн даже не вздумала возражать. В его глазах мелькнуло что‑то неуловимое, тревожно-печальное, и они стали на пару тонов темнее, точно море за минуту до шторма. Какой бы твердостью духа ни обладала Илайн, ей не хотелось попасть в эпицентр стихии.

– Конечно. – Она попятилась к двери. – Но, прошу тебя, спустись к ужину.

«Не оставляй меня одну», – едва не добавила Илайн, но вовремя осеклась. Риз уже не слушал, погрузившись в свой, недоступный ей мир. И когда она успела стать такой мягкотелой и ранимой, что самой от себя тошно?

Выскользнув из комнаты, Илайн похлопала по щекам, чтобы приободриться и прогнать непрошеные мысли. «Соберись, Ила!» Потребовалось несколько минут, чтобы средство подействовало.

За окном стемнело. Спальню освещал только огонь в камине, и неясные блики, рожденные его светом, отражались на стенах танцующими пятнами. Она бы лучше осталась здесь, в своем убежище, откуда ее не выкурил даже табачный дым, но была вынуждена вернуться в столовую, где наверняка требовалась ее помощь.

Внизу бурлила другая жизнь, словно радость и уныние, безмятежность и тревога четко распределялись по разным этажам дома. Откуда‑то взялись вазоны с ветками ели и физалиса; белоснежную скатерть заполонили серебряные блюда, накрытые клошами и оттого похожие на сугробы. Над всем этим зимним пейзажем в миниатюре порхала хозяйка, сменившая домашнюю одежду на простое элегантное платье. Тихонько напевая, Ма сворачивала салфетки в некое подобие цветов. Раньше это были просто куски ткани, которые Илайн постаралась сложить ровными треугольниками, но теперь на зеленых тарелках распускались белые кувшинки. Оглядев стол, она отметила, что ни одного предмета не осталось на прежнем месте, и сглотнула подступивший ком – не слезы, а обжигающие горло слова, готовые вырваться наружу.

– Все уже готово, дорогая, – проворковала Ма, одарив ее мягкой улыбкой, будто извиняясь за то, что взялась переделывать все на свой манер. – Помогать не нужно. Можешь пока отдохнуть и переодеться к ужину.

Илайн придирчиво осмотрела свою рубашку с закатанными рукавами и брюки из рубчатого вельвета, ожидая обнаружить грязные пятна или следы чистящего порошка. Вопреки ее опасениям, одежда выглядела достаточно опрятной, чтобы появиться в ней за столом.

– А что не так?

– Просто подумала, ты захочешь надеть что‑нибудь праздничное. – Ма пожала плечами, невозмутимо продолжая свое занятие.

– И что мы сегодня празднуем? – спросила Илайн, избрав самый спокойный и непринужденный тон, на какой была способна. – Приезд девочек, которые вынуждены скрываться от угроз?

Ма уже открыла рот, чтобы ответить, но, так ничего и не придумав, растерянно застыла над последней салфеткой, еще не обращенной в вычурный цветок.

Пусть Илайн совсем не разбиралась в званых ужинах и моде, зато прекрасно понимала, что никому, кроме хозяйки дома, не нужен этот напускной лоск, вдохновленный новой должностью Риза. Место градоначальника давало ему шанс закрепиться среди элиты и получить статус, которого так и не удостоился Уолтон-старший, сколотивший состояние на торговых спекуляциях – деле прибыльном, но презренном. Его капитал обеспечил Ризу длинное имя, какими обычно щеголяли богатеи, но не смог проторить путь к высшему обществу. Маригольд Уолтон, полная отточенных манер и честолюбивых амбиций, слишком долго ждала момента проявить свои лучшие качества.

Илайн не желала участвовать в этом спектакле, выполняя, что ей скажут, и одеваясь в то, что предложат. И она была готова заявить об этом вслух, чтобы Ма не питала напрасных надежд, но тут в дверном проеме нарисовался Саймон в парадном костюме. Рядом с ним Ма смягчилась, как подтаявшее на тарелке масло, и оставила свои поползновения до тех пор, пока не появился Риз. Растрепанные волосы, влажные после ванны, рабочая рубашка из грубого хлопка, закатанные рукава, шлейф табачной горечи – в нем объединилось все, чтобы поразить чувства рафинированного эстета. Ма, недовольно поджав губы, бросила взгляд на Илайн, как будто обвинила ее в дурном влиянии на сына. Ох, знай она, что таилось под аристократической сдержанностью ее благовоспитанного мальчика, его небрежный вид показался бы ей невинной шалостью. Впрочем, матерей лучше не посвящать в такие вещи.

Едва сдерживаясь, чтобы не расплыться в улыбке, Илайн посмотрела на часы. Стрелки показывали шесть вечера. Сестры Гордер задерживались, рискуя попасть к остывшему ужину.

Стоило ей подумать об этом, как в доме раздалась механическая трель звонка, и Саймон, по привычке, бросился встречать гостей. Ма снова засуетилась, принявшись чопорно поправлять приборы и тарелки – видимо, даже своей работой она осталась недовольна. «Ох, как сложно живется людям, стремящимся к совершенству», – подумала Илайн.

Неожиданно услышав свое имя, она отвлеклась и посмотрела на Саймона, за спиной которого маячил чей‑то силуэт. И меньше всего он напоминал кого‑нибудь из сестер Гордер.

– Это к тебе. – Торжественно объявил Саймон. Для схожести с театральным конферансье разве что белых перчаток не хватало.

Словно артист, дождавшийся своего выхода на сцену, гость выступил вперед, распростер руки для объятий и воскликнул:

– Сестренка!

Илайн оцепенела от ужаса.

В последний раз она видела Нейта еще ребенком и наверняка не узнала его сейчас, если бы не глаза – темные, диковатые, как у загнанного зверька. Это все, что осталось от того тщедушного мальчишки, каким она его помнила. Незнакомец, представившийся ее братом, был высоким и широкоплечим, с тонким шрамом на губе, загорелой кожей и вихрастыми волосами цвета жженого сахара.

– Что ты здесь делаешь?! – выпалила она.

– Заглянул, чтобы поздравить. Не каждый день родная сестра выходит замуж за Хранителя Делмарского ключа. – Нейт перевел взгляд на Риза и кивнул ему в знак почтения.

Илайн хотела спросить, с чего вдруг брат вспомнил о ней, но тут же поняла, в чем дело. «Делмар-Информер». Не было никаких сомнений, что после Велла-серры газетчики сразу же подхватили сплетню и растиражировали новость о супружестве градоначальника, который сейчас, застигнутый врасплох, использовал все свои аристократические манеры и выдержку, чтобы не выказать смятения. Илайн избегала разговоров о семье, что сделало из них призраков ее прошлого. Неудивительно, что внезапное появление брата произвело на всех ошеломляющее впечатление. Ее глупые недомолвки и тайны сыграли в пользу Нейта. Если бы Риз знал, кто перед ним, то не стал бы даже слушать его и не подал руки. Но гость назвался ее близким родственником, а потому удостоился вежливого приветствия.

– Ризердайн, – представился он.

– Нейт. Уж простите за скромный набор букв. – Он даже не пытался скрыть язвительные нотки в голосе, словно прощупывал границу дозволенного.

Они пожали друг другу руки.

– Останетесь на ужин, Нейт? – с воодушевлением подхватила Ма.

– Он уже уходит, – резко заявила Илайн, поздно поняв, что выставляет себя в дурном свете.

Будь она хитрее и предусмотрительнее, рассказала бы о брате раньше, чтобы сейчас, прогоняя его прочь, не выглядеть последней мерзавкой. Но ее желание забыть прошлое и никогда к нему не возвращаться загнало ее в ловушку. Она чувствовала всеобщее неодобрение как что‑то липкое, холодное, стекающее по позвоночнику.

– Подожди, сестренка. Дай хотя бы вручить подарки.

Происходящее все больше напоминало дешевую постановку с плохими актерами, где Илайн была бестолковой декорацией посреди сцены и только мешала действу.

Нейт запустил руку в затрапезную сумку, перекинутую через плечо, и достал пару вещей: жестяную коробку с островным табаком и жемчужный браслет. Шкатулку, полную курева, он вручил Ризу, а перламутровую нить протянул ей. Надо же, как мило…

– Антикварный, – одобрительно подметила Ма, падкая на украшения.

«И краденый», – мысленно добавила Илайн, но удержалась от того, чтобы во всеуслышание обвинить брата в воровстве. На Ислу жемчуг был редкостью и стоил дорого. Нейт не смог бы купить даже одной бусины, а если бы у него и нашлись такие деньги, то не стал бы тратиться. Илайн не питала иллюзий, что братец раскошелится на столь щедрый подарок для нее.

– Держи, – подначил Нейт. – Знаю, тебе больше по душе ракушки, но это как‑то мелко для свадебного подарка.