Линжун слегка улыбнулась, не отвлекаясь от нитей, которые рассматривала на свет, чтобы подобрать нужный оттенок:

– Как сказала матушка Хуа, это просто случайность.

Я усмехнулась:

– Почему ты не можешь прямо ответить на простой вопрос?

Линжун отложила нитки и посмотрела на меня, недовольно поджав губы:

– Ладно, я отвечу, раз ты приказываешь. Мне кажется, что Сяо ^[35] Тана подговорили признаться, и сделал это тот, кто не хотел, чтобы император продолжал расследование. – Линжун замолчала и посмотрела на меня с сомнением. – Неужели император и правда приговорит Сяо Тана к избиению палками до смерти?

Я сжала пиалу с напитком обеими руками и задумалась над ответом, наблюдая за суетившимися за окном служанками.

– Да, я уверена, что он его казнит. Если император продолжит расследование, пойдут опасные слухи, о которых обязательно доложат яньгуану ^[36] и вдовствующей императрице. Слухи могут привести к тому, что чиновники и народ усомнятся в величии императора. Даже мы с тобой поняли, что произошло на самом деле, поэтому у меня нет никаких сомнений, что император знает правду. Просто сейчас он не может наказать ее.

Линжун посмотрела на меня с недоумением. Она не поняла, что я имела в виду. Но как только я указала на окно, выходящее на юго-запад, она тут же кивнула и сказала:

– Император – сын Неба, но даже он не всесилен.

Я пригладила волосы на висках и, смакуя каждое слово, произнесла:

– Когда заяц убит, охотничьего пса варят в котле ^[37]. Я жду не дождусь того дня, когда семья Мужун станет бесполезной и с ней наконец-то перестанут считаться.

Линжун взяла ароматную виноградинку и положила в рот. Медленно разжевывая ее, она задумчиво смотрела в мою сторону.

– Ты так стараешься, сестрица, – наконец сказала она.

– Как же не стараться, если на кону мое благополучие и любовь?

Моя подруга рассмеялась и захлопала в ладоши.

– Но ведь в последние дни император невероятно добр к тебе! – воскликнула она. – Он очень хорошо к тебе относится.

Мне было приятно это слышать. Я сразу вспомнила о том, что сказал Сюаньлин пару дней назад.

В тот вечер он посадил меня к себе на колени и предложил поесть водяные орехи. Мы сидели, прижавшись друг к другу висками, чистили орехи и болтали о пустяках. Это была настоящая семейная идиллия!

Я прижалась губами к его уху и прошептала:

– Сылан, почему вы поверили, что ваша Хуаньхуань невиновна?

Император сосредоточенно очищал очередной орех, но по остающимся на белой мякоти красным пятнам кожуры было понятно, что он не привык этим заниматься.

– Ты же моя Хуаньхуань, а я твой муж. Как я могу тебе не верить?

На душе стало тепло и спокойно, но я сделала вид, что недовольна тем, как он ответил.

– Только поэтому? Видимо, не зря наложницы говорят, что рядом со мной вы забываете о беспристрастности.

Сюаньлин отложил орех, который пытался почистить, и сказал:

– Я знаю, что моя Хуаньхуань не может так поступить, – а потом он накрыл ладонью мою руку и добавил: – Можешь вырвать мое сердце и сама посмотреть, к кому я питаю особую страсть: к тебе или к другим.

Я моментально покраснела от смущения и воскликнула:

– Вы же государь нашей страны! Как вы можете такое говорить? Это совсем не смешно!

Сюаньлин молча улыбнулся, дочистил орех и положил его мне в рот.

– Вкусно?

Недовольно нахмурившись, я с трудом раскусила орех и проглотила.

– Он немного шероховатый, и попадаются кусочки кожуры, – честно ответила я. – Сылан, я понимаю, что в ваших руках находится целое государство, поэтому вам некогда было учиться такой мелочи, как чистка водяных орехов. Давайте я сама этим займусь, так будет быстрее.

Я быстро сняла красноватую кожуру и вложила в руку императора белую сердцевину.

– Какой он ароматный, сочный и необычайно свежий. – Сюаньлин довольно улыбался, рассматривая мое угощение. – Но насладиться его вкусом я могу только благодаря твоим умениям.

– Эти орехи привезли из Цзяннаня. Та местность всегда славилась спелыми и душистыми водяными орехами с необычным освежающим вкусом.

Пока я говорила, Сюаньлин успел съесть еще парочку орехов и теперь прикрыл глаза, наслаждаясь послевкусием:

– У них очень яркий, но при этом не приторный вкус. Эти орехи дарят мне такие же приятные ощущения, как твоя игра на цитре и танцы.

Я фыркнула, сдерживая смех:

– Вот правду говорили древние, что есть ненасытные люди, которые, заполучив область Лун, зарятся на Шу ^[38]. Я уже столько орехов для вас почистила, а вы теперь намекаете на то, чтобы я еще сыграла и станцевала?

– Никто не заставляет тебя танцевать. Я просто вспомнил об этом, и ничего более. – Император улыбнулся и хитро прищурился. – Даже если ты сама захочешь станцевать, я не позволю, потому что тогда ты вспотеешь и тебе будет не очень удобно в мокрой одежде.

– А-а, – протянула я, – значит, другие что феи, «чья плоть создана из хрусталя, а кости из яшмы, чьи тела настолько холодны, что не знают пота» ^[39], а я обычная девушка, в теле которой много воды, и потому постоянно потеющая? Вы смеетесь на мной, Ваше Величество?

Я обиженно отвернулась и сделала вид, что не обращаю внимания на его извинения. Но в конце концов пришлось смилостивиться и подарить императору задорную улыбку.

Приятные воспоминания пронеслись перед моим внутренним взором, но тут я осознала, что слишком долго молчу. Надо было что-то сказать, чтобы Линжун не подумала, будто я возгордилась и поэтому не желаю говорить с ней на эту тему.

– К тебе он тоже очень хорошо относится.

Я думала, она хотя бы улыбнется мне, но Линжун наоборот погрустнела и отвела глаза. Она рассматривала многочисленные зеленые стежки на нашей с ней вышивке и неспешно поглаживала шелковые нити. Я удивилась тому, как она отреагировала на мои слова. Сюаньлин выделяет ее среди других наложниц. Неужели она недовольна положением любимой наложницы императора? Линжун всегда была более чувствительной, чем другие, поэтому я не стала докучать ей вопросами. Через некоторое время она сама взглянула на меня и спросила:

– Сестрица, почему тебе захотелось вышить столь сложный рисунок? Для этого нужны не только умелые руки, но и острый ум.

Я встала рядом с подругой и присмотрелась к прорисовывающимся на шелке зеленым горам.

– Чтобы вышить этот рисунок, надо много сил, умений и терпения, – сказала я, проведя рукой по гладким шелковым нитям. – Но именно дела, требующие от нас усилий, проверяют ясность нашего ума и выносливость.

– Порой ты говоришь так, что я тебя совсем не понимаю. Объясни мне, как вышивка связана с нашим умом.

Я налила ей свежий чай, а сама снова уселась за вышивку.

– Порой непонимание становится основой нашего счастья, – сказала я. – Кое-что лучше вообще никогда не понимать.

Линжун не стала требовать от меня объяснений и сменила тему:

– Сестрица, зря ты начала двустороннюю вышивку. Даже не представляю, сколько дней займет эта работа, а нам совсем скоро возвращаться в столицу. Кажется, тебе стоит позвать больше вышивальщиц.

Я склонилась над тканью и, не отрываясь, следила за движениями иглы:

– Даже если я захочу перевезти в столицу, в пруд Тайе, завядшие лотосы, что плавают на озере рядом с Ифу, никто не посмеет сказать мне «нет». Что уж говорить о простой вышивке? Я просто возьму ее с собой.

Линжун рассмеялась и захлопала в ладоши:

– Да-да! Если ты прикажешь перевезти воду из озера Фаньюэ в пруд Тайе, император даже тогда скажет, что это прекрасная идея.

– И когда ты научилась так метко шутить? – спросила я и засмеялась вместе с подругой.

После долгого вышивания у меня начали потеть ладони. Я не хотела, чтобы пот испортил цвета вышивки, поэтому поднялась, чтобы помыть руки. Посмотрев в окно, я увидела Хуаньби в нарядном ярко-зеленом одеянии. Она напомнила мне листья лотоса, что покачиваются на волнах и поблескивают под солнечными лучами. Она надела жемчужные сережки, которые я ей недавно подарила, и при каждом движении они сверкали, словно маленькие звездочки. И тут я кое-что вспомнила. Как будто бы в тот день я видела подобный блеск в темных коридорах Шэньдэтана, но за этим сиянием скрывалась страшная и жестокая тень. Тогда я не осмелилась взглянуть правде в глаза, но больше я этого вынести не могла. Если все действительно так, как я думаю, это значит, что я сама пригрела на своей груди змею и повесила над головой острый нож. Я глубоко вдохнула и крикнула:

– Хуаньби!

Она тут же прибежала и спросила:

– Госпожа, пора подавать чай и фрукты?

Я смерила ее взглядом и, улыбнувшись, сказала:

– Помнишь, ты принесла с императорской кухни маниоковую муку и хотела сделать жемчужные фрикадельки? Вот иди и приготовь немного.

Моя просьба сильно удивила служанку:

– Госпожа, почему вы вдруг об этом вспомнили? Я уже выбросила всю муку, потому что она стала плохо пахнуть.

– А, вот оно что! Я еще думала, что это за дурной запах. Ладно, тогда приготовь что-нибудь другое. – Я повернулась к Линжун и спросила: – Что думаешь насчет пирожков с каштанами, которые сегодня прислал император, и сладкой пасты из фруктов?

– Я буду все, что ты предложишь, – смиренно ответила подруга.

После небольшого перекуса мы с Линжун распрощались. Некоторое время понаблюдав за тем, как служанки и евнухи суетятся, собирая вещи, я успокоилась и снова уселась за вышивку.

После возвращения в столицу в гареме наконец наступило затишье. И продлилось оно вплоть до Праздника середины осени ^[40].

По обыкновению праздник отмечался в столице, поэтому императорский двор должен был вернуться из Тайпина заранее. Пятого числа мы выдвинулись в путь. Возвращались мы совсем в другом порядке, чем выезжали из столицы несколько месяцев назад. Повозка с Мэйчжуан была почти в самом конце процессии. Ее окружала стража, внимательно следившая за провинившейся наложницей, которой приказали оставаться внутри до конца поездки. Наложница Хуа ехала в роскошной повозке, украшенной балдахином с бирюзовым фениксом. Ее повозка следовала прямо за повозкой императрицы. От той гнетущей атмосферы, что окружала фэй Хуа во время переезда в загородную резиденцию, не осталось и следа. Далее друг за другом ехали повозки фэй Цюэ, шуи Фэн и гуйпинь Синь, за ними моя повозка и повозка цзеюй Цао, а за нами повозка Линжун. Путь до столицы занял два дня, но эти дни были настолько утомительными, что по прибытию я чувствовала себя полностью вымотанной. Как же я обрадовалась, увидев, что в Танли все уже было готово к моему приезду! Быстро умывшись и почистив зубы, я забралась в чистую, ароматно пахнущую постель.

Праздник середины осени отмечался по определенным правилам. Днем Сюаньлин устроил пир для придворных чиновников, а вечером на празднество собралась вся императорская семья. Императрица была весела как никогда, а неподалеку от императорской четы рядом друг с другом сидели старший сын Сюаньлина Юйли и принцессы Шухэ и Вэньин вместе с няньками. Это было очаровательное зрелище.